Тюремщик. Эй, вставай!
Вздрогнув, Родс приподнимается. Глаза у него сонные.
Родс. Какого...
Потревоженный бродяга рычит и ревет, как разъяренный зверь. Он стаскивает с ноги ботинок, бросает его в тюремщика, целясь попасть тому в низ живота. Склонившись над магнитофоном, Марция записывает всю эту сцену на пленку. Она приветливо говорит в микрофон.
Марция. Доброе утро, мистер Родс. Я репортер радиокомпании.
Родс. Всякий сукин... Катитесь прочь!
Тюремщик (награждая его пинком). Ш-ш! Шериф здесь.
Родс (с достоинством оскорбленного бродяги). Плевать я хотел... Будь здесь даже сам президент Соединенных Штатов... В тюрьме и то не могут дать человеку спокойно поспать...
Бини и другие заключенные заливаются смехом. Родс подозрительно разглядывает Марцию.
Родс. А вы кто такая?
Марция. Знаете, мне хочется, чтобы вы выступили перед нашими радиослушателями... Спели бы песню, рассказали какой-нибудь анекдот или просто поболтали со мной...
Родс. Погодите, погодите... Не тарахтите так быстро!.. Ну а мне-то какая прибыль от того?.. Я хочу сказать, что я за это получу? Я — мистер Я.
Несмотря на то, что Родс производит на Марцию отталкивающее впечатление, он в то же время ее чем-то заинтересовал. Ей кажется, что в этом нагло-откровенном бродяге есть что-то самобытное. Вместо ответа на его вопрос девушка обращается за помощью к шерифу.
Марция. Шериф!..
Шериф (к тюремщику). Как он сюда попал?
Тюремщик. Получил неделю за нарушение общественного порядка в нетрезвом виде.
Шериф. Так вот, если ты сделаешь, о чем тебя просят, ручаюсь — завтра утром первое, что я сделаю, — выпущу тебя на свободу!
Бини. Э... э... нас обоих? Я ведь его импрессарио...
Шериф бросает быстрый взгляд на Бини. Марция снова записывает разговор на пленку.
Родс. Шериф, здешние ребята говорят, что вашему слову не очень-то стоит верить.
В первую минуту шериф не знает, что сказать, затем важно, с официальным видом заявляет.
Шериф. Ты сам-то свое слово сдержи, а за мной дело не станет.
Родс (с чувством превосходства). Вот и договорились. А уж завтра утречком я вам такую песенку спою...
Расстегивает на гитаре широкий чехол.
Марция (в микрофон, профессиональным тоном). Вы знаете, когда я училась у Сары Лоуренс — это такой колледж в восточных штатах, — я занималась там музыкой. Именно там я и узнала, что истоки подлинной американской музыки надо искать в самых низах народа. Когда Джордж Гершвин выступал в Нью-Йорке со своими концертами, это была уж такая музыка... на которую словно нацепили галстук-бабочку... Родилась же она среди людей, которые в жизни своей не имели ни одного галстука... (Смотрит на Родса.) Я тут сейчас наскочила на такого парня, про которого вы и не слышали. Его фамилия Родс. (Шепотом.) Как вас зовут?
Родс. Джек, Мек — не все ли равно...
Марция (в микрофон). Сам он называет себя Лоунсом[11] Родс.
Довольная своей выдумкой, она лукаво смотрит на него, ожидая одобрения.
В кадре — Лоунсом Родс.
Неожиданно он громко смеется. Этот смех так заразителен, что нельзя удержаться и не смеяться вместе с ним. Начинают смеяться и его товарищи по камере.
Лоунсом. «Лоунсом»! Ха-ха-ха...
Тянется за своей обшарпанной гитарой. Марция подносит к нему микрофон.
Лоунсом. Только не подгоняйте меня! Выключите-ка на минутку эту штуку.
Марция послушно выключает магнитофон.
Лоунсом. Дайте хоть горло прополоснуть.
Он запускает руку в поношенный чехол гитары и извлекает оттуда наполовину опорожненную бутылку дешевого виски. Делает глоток. Пока он пьет, Марция незаметно снова включает магнитофон.
Лоунсом. Самое лучшее лекарство от плохого настроения.
Все в камере смеются. Лоунсом берет свою старую гитару, поглаживает ее и показывает всем.
Лоунсом. Ну чем не красавица! (Речитативом.) Гитара лучше любой женщины... любой женщины... Ни разу еще я не встречал женщину, которой бы я верил, как этой старой гитаре. Я люблю свою «гитару-маму». Она всегда ждет, чтобы я ее взял и приласкал. Денег она не просит и не изменяет мне, когда меня нет.
Молча перебирает струны.
Лоунсом. А когда она не в духе, я ее укрою вот так, и мы опять друзья.
Улыбается Марции.
Бини. Эй, Лоунсом!
Лоунсом (смакуя это имя). «Лоунсом»!
Высокий бродяга. Спой «Аллилуйя — бродяга я!»
Лоунсом. Она и так видит, что ты бродяга... Знаете, мэм, когда собираются в кружок такие люди, как мы — отщепенцы, бродяги, бездельники, неудачники, — называйте нас как хотите, — всякий раз, когда мы сходимся все вместе, мы рассказываем разные смешные истории — и я, и Бини, и все эти горемыки — перекати-поле, которых вы здесь видите... (Поет куплет из песни.) «Коль вино нас не погубит, то уж от женщин нам несдобровать, и разве сам я знаю, когда бродяжничать я брошу». (Оборвав пение, продолжает небрежно, но уверенно перебирать струны.) Но самого себя не обмануть. «Собираешься положить голову под крыло и заснуть, а на душе так одиноко, что парень, на которого ты утром и смотреть не хотел, вечером, когда гаснет свет и в камере становится темно, тебе покажется самым близким и закадычным другом». (Поет.) «До дома десять тысяч миль, но я не плачу — ведь завтра утром я буду вольным человеком...» Вы слышите, ребята, — я буду вольным человеком. Шериф раскроет свою клетку, и стану вольной птицей я.
Играет несколько тактов из старинной песенки «Как вольная утренняя птичка...». Весь этот монолог похож на задушевную песню-разговор. Заметно, что на слушателей это производит большое впечатление. Всех охватывает какая-то легкая грусть.
У Лоунсома виден редкий природный дар — пробуждать у слушателей самые разнообразные чувства — от глубокой печали до непринужденного веселья...
Аккомпанируя на гитаре, он продолжает свою песенку речитативом.
Лоунсом. О’кей, утром я буду вольным человеком, стоит мне спеть только парочку куплетов и...
Шериф. Спой что-нибудь приличное, вроде «Домика на окраине».
Лоунсом (морщит нос). Не буду я петь никаких «Домиков». Даже если бы мне еще месяц пришлось здесь гнить... Нет уж, сэр, лучше я спою про то, что со мной будет... (Бормочет.) «Утром я буду вольным человеком... я выйду...» (пробует напевать) «ха-ха-ха! О, прощай, Луна, поскорее уходи. Здравствуй, мистер Солнце, торопись же принести нам новый день... (Поет и играет более уверенно.) Приведи скорей шерифа с его большим, большим ключом, чтобы он тюрьму открыл, сделал вольным бы меня. Эге-эге!» (Негру.) Ну а ты, черный парень, ты не прочь бы утром выйти на волю?
Негр (улыбается). Нет, сэр, я бы не прочь!
Лоунсом. «Утром буду вольным я, утром буду вольным я, утром буду вольным я. И я знаю почему». (Ухмыляется.) Как вам это нравится, ребята? Думаете, стоит это спеть для передачи?
Негр. Конечно, стоит!
Восхищенная Марция нетерпеливо поглядывает на Лоунсома. Она впервые присутствует при создании современного фольклора.
Лоунсом. «О, когда я был женат... У моей жены были толстые губы и такой длинный-предлинный язык. И когда она предлагала: «Дорогой, поедем на север», — я отправлялся на юг, говоря при этом: «Я не знаю, куда я поеду, то ли в Падьюку, то ли в Канзас...» На любой, большой дороге вольным буду теперь я! (Смеется, довольный своей песней.) О’кей, я думаю, что теперь я могу выступить...
Марция (выключает магнитофон). Благодарю вас, Лоунсом Родс... Вы были чудесны. Большое спасибо!
Лоунсом (с удивлением смотрит на аппарат). Вы хотите сказать, что эта штука все время была включена?
Марция (с самодовольным видом). Ага. Я хитрая!
Лоунсом. Ну тогда остается только изрубить меня на котлеты и скормить собакам!
Все смеются. К общему смеху присоединяется и громкий, какой-то лающий смех Лоунсома:
— Ха-ха-ха.
У Марции довольный вид.
День.
Небольшая радиостанция в Арканзасе.
В кадре — Дж. Б. Джеффрис, дядя Марции, состоятельный человек, владелец радиостанции. Это краснощекий, добродушный мужчина с брюшком. Вид у него независимый. Джеффрис без пиджака, в подтяжках.
Сидя в кресле, вместе с Марцией он внимательно слушает последнюю часть пленки с записью выступления Лоунсома, в то время как негр чистит ему ботинки.
После слов Марции: «Благодарю вас, Лоунсом Родс» — Джеффрис выключает магнитофон.
Джеффрис (негру). Тебе понравилось?
Негр. Да, сэр!
Джеффрис. Ей-богу, Марция... (посмеивается) мне кажется, ты откопала неплохого парня. Да, парень что надо!..
Марция. Мне бы хотелось пустить его в передаче «Ранняя птичка», с семи до восьми... Ты разрешишь, дядюшка?
Джеффрис. Я же сказал тебе, что раз ты вернулась домой, тебе разрешается все что угодно! (Берет телефонную трубку.) Соедините меня с тюрьмой, Глэдис... Да-да, с шерифом, или, вернее, с нашим будущим мэром.
Ждет, когда шериф подойдет к телефону, и, как бы раздумывая вслух, говорит Марции:
— Знаешь что... может быть, этот парень и застенчив, но, видно, ты ему здорово понравилась!..
Марция. О дядюшка!.. Не разыгрывай из себя амура.
Джеффрис (в трубку, шерифу). Алло. Большой Джефф?
У телефона шериф. С минуту он слушает, потом говорит в трубку.
Шериф. Родс? Но ведь так было условлено, Джеффри. Он же был задержан только за нарушение общественного порядка в нетрезвом виде.
Радиостанция.
Крупно — Дж. Б. Джеффрис.
Джеффрис. А вы не знаете, куда он отправился?
Тюрьма. Шериф у телефона.
Шериф. Из этого города можно выехать только по двум дорогам... Не думаю, чтобы он отправился на запад... Он только недавно вышел из тюрьмы Западного Пикетта. Скорее всего его можно найти на восточной дороге.
Утро.