Лоунсом. Это на тебя не похоже, Марци.
Марция. И я требую, чтобы это было официально оформлено!
Лоунсом. Хорошо, хорошо!.. Я скажу Джою, чтобы он оформил документы. Подойди-ка к зеркалу... ты увидишь там миллионершу Марци.
В кадре крупно — зеркало.
Марция вплотную подходит к зеркалу... Рассматривает свое лицо... сейчас суровое и напряженное.
Лоунсом. К тому же... существует и Вандербилт сорок четвертого...
Марция. Он уезжает в Мемфис... Мне кажется, он хочет забыть нас обоих.
Лоунсом. Думаю, он готов ждать тебя, пока экватор не замерзнет?
Марция. Он и ждал именно столько!
Шапка в газете «Вэрайети»:
«Третий год подряд Лоунсом возглавляет первую десятку “Да здравствует король телевидения!”»
Эти кадры идут под нарастающую дробь барабана, что должно подчеркнуть величие Лоунсома Родса как «национального достояния».
Контора компании «Федеральная радиовещательная сеть».
За столом группа ответственных сотрудников компании и руководителей рекламных агентств. Они собрались сюда для торжественного акта — Лоунсом подписывает новый контракт.
Комнату озаряют ослепительные вспышки лампочек фоторепортеров.
Президент. Лоунсом, теперь вы еще на три года принадлежите «ФРС»!
Лоунсом. Может быть, я принадлежу вам, а может, и вы мне!
Новые вспышки. Довольный смех...
Крупно набранный заголовок в очередном номере газеты:
«“Шутка” Лоунсома по поводу войны в Межпланетном пространстве вызывает прения в Сенате»
Кабинет Лоунсома... Пресс-конференция...
За своим столом в окружении восьми корреспондентов, забрасывающих его вопросами, торжественно восседает Лоунсом.
Первый репортер (Джерри Стоун из газеты «Чикаго таймс»). Мистер Родс, каким образом вы собираетесь заниматься политикой?
Лоунсом. Ребята, я всего лишь эстрадный артист!..
Второй репортер (Фландерс Данн из газеты «Лондон обсервер»). Но все эти ваши забавные истории приобретают все более полемический характер?!..
Лоунсом. Ребята, но ведь вы же прекрасно знаете, что я всего лишь эстрадный артист!
Несмотря на такой скромный ответ, заметно, что он весьма и весьма польщен.
Третий репортер (Нед Тремейн из журнала «Аутлук»). Генерал Хейнсворт уже начал борьбу за президентское кресло для сенатора Фуллера. Не означает ли этот факт, что вы собираетесь...
Лоунсом (смеется). Что ж, могу вам сообщить, что бы ответил на это мой дядя Эбернати: «Чем раньше наседка проснется, тем больше она снесет яиц».
Цитируя изречение своего дяди, Лоунсом произносит слова с настоящим местным «деревенским» акцентом.
Четвертый репортер — Флорабел Кин из журнала «Голливудская замочная скважина». Это сварливого вида женщина лет пятидесяти, накрашенная и обвешанная недорогими украшениями. Она похожа на второсортную голливудскую кинозвезду.
Четвертый репортер. Мы все заметили, что в последний год миссис Родс больше не выступает в вашей программе. Означает ли это, что у вас пропал интерес к упражнениям с булавами — этому великому американскому искусству — или же, как склонны думать некоторые, к самой миссис Родс?
Корреспонденты смеются. Лоунсом выходит из себя. Указывая пальцем прямо на мисс Кин, он почти кричит.
Лоунсом. Вы ведьма!.. Тощая ведьма!.. Это последнее интервью, которое вы получили у меня!..
Стучит кулаком по столу. Поднимается.
Лоунсом. Хватит вопросов! У вас и так много материала...
И, выходя, сердито бросает своей «свите».
Лоунсом. Пошли, нечего зря время тратить.
Еще один газетный заголовок:
«Руководители Пентагона приглашают Лоунсома на конференцию по вопросам психологической войны»
При вспышке лампочек фоторепортеров мы видим Лоунсома Родса на конференции в Пентагоне в окружении генералов и адмиралов.
Генерал. Что вы, мистер Родс, скажете, ознакомившись со стоящей перед нами проблемой?
Лоунсом. Если говорить о моральном духе населения... так вот... моему дяде Эбернати пришлось в свое время здорово повозиться с родайландской породой красных кур... Так вот, джентльмены!.. Должен сказать вам, что это самая подлая и зловредная птица на свете... Мы решили эту проблему таким путем...
Экран телевизора.
Выступает Уинчелл.
Уинчелл. Я знаю, что они стараются сохранить это в тайне, но зачем же Лоунсому Родсу нужно ехать к генералу Хейнсворту и совещаться с ним?.. Ох уж этот генерал и этот Лоунсом!..
Последние слова сенсационного сообщения Уинчелла заглушаются все нарастающей дробью барабана.
Поместье Хейнсворта.
Просмотровый зал. Здесь много народу. Обняв одной рукой Лоунсома, генерал смотрит на экран и слушает заснятое на кинопленку выступление сенатора Фуллера.
Среди присутствующих и сам сенатор. С ним организатор агитации за него в проходящей предвыборной кампании, два процветающего вида финансиста, которые поддерживают его кандидатуру на выборах. Здесь спокойный, ладно скроенный человек с трубкой в зубах. Это Джон Пурвис, газетный издатель из родного города сенатора Фуллера и его сторонник. Он с давних времен поддерживает сенатора. В задних рядах сидят их жены.
Развалившись в кресле, Лоунсом с нескрываемым злорадством слушает бездарное выступление сенатора.
Все возрастающее поклонение телезрителей разительно изменило не только его общественное положение, но и облик Лоунсома. Он стал богатым, влиятельным человеком. Его безудержно растущая самовлюбленность приобрела некоторую утонченность, типичную для представителей Мэдисон авеню. Перед нами человек, твердо уверенный, что с его мнением должны согласиться, что не существует вопроса, который он не мог бы разрешить.
Несмотря на стремление сохранить внешность деревенского парня, у него по-модному коротко подстрижены височки, на ногах — дорогие туфли. Его вполне можно принять за того, кем он и является сейчас, — за короля могущественной кучки избранных, позволяющего себе, как принято на сцене, некоторые деревенские вольности.
На экране сенатор Фуллер произносит речь. Он каждую минуту запинается, то и дело заглядывает в заранее написанную речь. Все это портит впечатление, больше того — раздражает.
Фуллер похож скорее на адвоката довольно толкового и рассудительного, даже добросовестного, несмотря на известную узость и ограниченность.
Сенатор (на экране). ...требует строжайшей проверки. Я не могу заставить себя поверить, что открытое разбазаривание богатств Америки... (Смотрит в текст.)
Бини, сидящий в зале возле сенатора, с наслаждением зевает.
Сенатор. ...внутри страны и за границей ведет к прочному миру и процветанию. (Заглядывает в текст и внимательно читает, затем поднимает головы и неуверенно произносит заключительную фразу.) Спасибо вам всем. Добрый вечер.
В зале наступает неловкая тишина.
Хейнсворт (кричит). Свет!
Зал освещается.
Фуллер (смущенно). Я знаю, это не то, что хотел бы услышать американский народ... но думаю, что я лучше знаю, что для него полезнее!
Хейнсворт. Мы тоже так думаем... Поэтому-то все собравшиеся здесь и хотят, чтобы вы стали будущим президентом Соединенных Штатов. Но ваша задача — заставить избирателей полюбить вас, заставить их слушать вас. Сенатор, я вынужден говорить начистоту... Ваши выступления по телевидению... как бы это сказать... это полный провал... Вы не согласны, Лоунсом?
Лоунсом. Валяйте дальше... Кстати, Бини, я просил тебя проверить кривую роста голосов избирателей во время выступления сенатора в передаче «Лицо в толпе».
Бини. Зверский рост!.. Прошу прощения... Четыре и две десятых!
Лоунсом (с видом превосходства). Жмите дальше, ребята... Я вам попозже скажу, что я думаю.
Хейнсворт. Мы должны считаться с этим!.. Политика вступила в новую эпоху — эпоху телевидения. Вместо длинных публичных дискуссий народу нужны короткие, ударные, боевые лозунги. На этом он выигрывает время. За свой доллар он хочет получить побольше шумихи и как можно больше суматохи в Вашингтоне. А для этого нужны сила и очарование!.. Да, и очарование!..
Все, обернувшись, смотрят на Фуллера. Тот улыбается, но его улыбка лишена всякого очарования.
Пурвис (выбивая трубку). Генерал!.. Мои газеты поддерживали Уортингтона Фуллера с первого дня его появления на политической арене. Он не позер. Он не умеет напоказ целовать младенцев и похлопывать людей по плечу. Он не...
Хейнсворт (резко перебивает). Вот этому-то как раз ему и надо научиться! Большинство граждан этой страны с ним не знакомы... Учтите, мы должны найти тридцать пять миллионов покупателей на товар, именуемый Уортингтоном Фуллером!
Пурвис. Мне кажется, вы недооцениваете то уважение...
Услышав это, Лоунсом открыто смеется. Говорит покровительственно.
Лоунсом. Уважение!.. А вы слышали когда-нибудь, чтобы кто-то покупал что-либо из уважения к товару, будь то пиво, крем для волос или материал?..
Неожиданно поднимается с места и, скрестив на груди руки, несколько мгновений молчит, как бы призывая: «Посмотрите на меня!»
Лоунсом. Вас должны любить!.. Понимаете, любить!..
Пурвис (Лоунсому). Может быть, я отстал от моды, но не кажется ли вам, что существует известная разница между политикой и... (неуверенно) э... э... той областью, в которой вы работаете?
Лоунсом. Чушь!
Пурвис (вынимая трубку изо рта). Прошу прощения, сэр!
Лоунсом. Простите, если задел ваше самолюбие, но я повторяю: чушь! Политика — это люди!
Пурвис. Мистер Родс...
Лоунсом (выпрямившись). Генерал просил меня пораньше окончить репетицию и приехать сюда. Но если вы не хотите слушать мое мнение...
Протягивает руку за своей шляпой.
Фуллер. Пожалуйста, продолжайте, мистер Родс.
Лоунсом присаживается рядом с сенатором и задушевным тоном, поучая его, как ребенка, говорит.
Лоунсом. Сенатор, я профессионал... И я следил за изображением на этом экране так же, как если бы это был исполнитель в моей постановке. И должен сказать, сэр, что такой исполнитель никогда не имел бы успеха у моих зрителей, у тех шестидесяти пяти миллионов, которые каждую неделю встречаются со мной у экранов телевизоров в своих гостиных. Ну а если товар не годится, с моей точки зрения... вы сами понимаете, что это значит?!.. Раз он не годится для меня — значит его не купят граждане этой страны для ответственной работы на Пенсильвания авеню.