– Гена, какого хрена ты меня анализируешь? – ответил он психиатру, тоже во сне. – Ты же должен с больными работать, а не со мной.
– С-с-с больными? Вот это новость. Чё-то я сомневаюсь. Или все вокруг и есть больные? А я сам здоров? Э, не надо меня путать, пойду лучше Нинку трахну, м-м, и тебе того же желаю.
С этими словами из его сна ушел психиатр Жолудев, оставив только темноту и вопрос: а кто такая Нинка?
Сцена третьяHome, sweet Home!
«Иха было двое, Лизи и Кристин, и они блондинки!» – взвод морских пехотинцев, задорно вскидывая ноги, совершал утреннюю пробежку. Было шесть часов калифорнийского утра, солнце уже стояло очень высоко в прозрачном тихом небе. Солнце было яркое и очень белое, а пальмы вокруг зелёные, разные, высокие и маленькие, с кокосами и без них. Большой негр-сержант дирижировал руками, а морпехи с удовольствием распевали свой речитатив: «Они были, как иха мать, а иха мать – известна блядь!»
Морпехи, блондинки, психиатр Жолудев – все побывали во сне у доктора, и ещё много всего было во сне, а может, полузабытье, потому что он слышал треск газовой горелки, слышал всё время, пока пытался спать. Он приоткрыл глаза и стал смотреть в полуосвещённый потолок кухни.
В полудрёме, в полусне, в полугороде, полустране, в полужизни, в полусебе.
Так лежал доктор в странной позе, боясь пропустить и отпустить тепло, совсем еле уловимое, но всё же тепло. А тепло в этом городе означало жизнь. Вот он и жил. Ещё жил.
Он опять провалился в свой сон, который выглядел как ДК имени 1 Мая, с выкрашенным в красный фасадом и полностью развалившимися до деревянной трухи задворками. Они, доктор и психиатр Жолудев, сидели на сцене ДК на раскладных стульях с надписями на спинках, соответственно «Психиатр Жолудев» и «Хирург Анциферов».
– Сейчас начнём, – сказал Жолудев.
– Что начнём? – доктору во сне было удобно, даже теплей, чем в реальности.
– А вот, – психиатр встал и как бы разделился на нескольких Жолудевых, они чихнули и ушли в разные стороны ДК имени 1 Мая. Главный, правда, остался сидеть на стуле. «20 съезд Коминтерна», – было написано на трибуне, за которую встал один из психиатров.
– У нас на дворе тысяча девятьсот тридцать второй год! – начал читать свой доклад психиатр. – Извините! – он вдруг вышел из-за трибуны. – На мне, – он стал вертеться как модель на подиуме, – белая рубашка, пионерский галстук и чёрные брюки из шерсти, всё Луи Виттон, ботинки Йоджи Ямамото!
Зал стал аплодировать.
– Спасибо! Спасибо! – кланялся психиатр публике.
Как-то незаметно для доктора и его сна большой актовый зал ДК с жёлтыми мягкими креслами заполнился людьми, разными, но на всех были повязаны красные пионерские галстуки.
– Да! – продолжил доклад психиатр, – мы провели обследование всех беспризорников в Москве, результаты неутешительные, все они морфинисты. Товарищи, это ужасно. Все центры перевоспитания – это наркопритоны, где все воспитатели перестали пить водку и стали нюхать кокаин. Надо предпринимать шаги! Товарищи! – в очередной раз подняв правую руку. – Теперь главное: о кокаине! – поправив галстук, психиатр нагнулся за трибуну, там высморкался, поднялся и снова стал митинговать.
– А что они хотели? Основная масса мексиканцев, колумбийцев и остальных аборигенов – это коренные индейцы. Майя, ацтеки и остальные там, не помню кто. Это потомки тех, кто резал головы, кричал «браво!», а потом шёл есть маис и запивать настойкой коки, извините, коки. То есть жили индейцы постоянно обдолбанные, а эти вот ЦРУ создали им картели и ещё что-то хотят сказать общественности, какие они жестокие, картели эти. А по сути, по сути дела, они вернули их в нормальное состояние, обдолбанное, где особой морали нет и не будет!
– А у Сталина она была? – прервали выступление выкриком с места.
– Вопрос сложный, это всё к следующим докладчикам по культу личности, – он снова поправил галстук. – А у меня, извините, доклад по наркотрафику, – психиатр немного помолчал, словно собирая мысли в правильном направлении и продолжил: – Коровы! Да, коровы, когда белые пришли в Техас, там паслись тысячи бесхозных коров. Это был подарок от испанцев. Даром, целые состояния. А что мексиканцы? Да всё то же, они ждали, пока им разрешат растить марихуану и глушить кокаин. И вот появились США, с которыми они и воюют до сих пор. Правда, теперь уже не пулями и мачете, а кокаином, марихуаной и этим, – он звонко щёлкнул пальцами в воздухе, – авокадо!
– А наши латиноамериканские братья?! А революционер Чё?! – снова раздался выкрик с места.
– Ни Чё, а Че! – поправил выкрикивающего соратник с другого ряда.
– Это он-то, конечно, революционер. Но какой? Че был латиноамериканским националистом. Если Фидель Кастро был великим масоном, то Че просто мстил янки, мечтал отобрать у них Техас, Нью-Мексико и Калифорнию и создать Латиноамериканские Штаты. Все южные штаты принадлежали испанской элите, в том числе и предкам Че. И сейчас они там правят уже через картели и эмигрантов, которые для США – головная боль. Или боль в заду? – хитро улыбнулся в зал психиатр.
– В заду! – радостно выкрикнули с места.
– Это жесть, скажу я вам, – психиатр надул губы и пухнул в зал: – Ууу, такой геморрой может быть, ууу…
– Херня! – вдруг громко сказал большой и лысый представитель дальнего округа, – они думают, что это просто, как включить свет, нажала на выключатель – и он встал. И давай её понужать как молодой. И уже забыла, как лила воду в этот выключатель, песок сыпала, плевала туда и ещё пыталась отвёрткой поковырять, потому что права. И это всё на ровном месте. И он что? Должен, бля, заработать, как молодой? Да ну на хрен.
– Это вы о чём? – искренне удивился психиатр.
– О стояке, о чём же ещё! – представитель дальнего округа встал и вышел в проход между рядами. – Надо было баб трахать, а не мировую революцию! – громко сказал представитель. – Да мы были молоды и стояк нам казался вечным, он, падла, стоял просто так, особенно на комсомольском собрании, падла.
С неожиданным выступающим зал не спорил, потому что в его округе была сосредоточена вся нефть этого государства.
– Да? Жалко наши собрания были в разных местах, хо-хо, – хохотнула дама в платье времен НЭПа, которое туго обтягивало её дородное тело. – Ох, я такая комсомолочка была, супер! Если хотите, в перерыве можем повспоминать, хо-хо, комсомольские собрания. А?
Она поднялась с места и стала пританцовывать сальсу, наверное, хотела показать всему залу, в каком стиле будут проходить их воспоминания.
– Нет, – хмуро ответил представитель дальнего округа, видно, совсем туго у него было с воспоминаниями, фантазией и с чем-то ещё.
– Зря, – дама села на место, элегантно уложив ноги, как смогла.
Психиатр почесал нос.
– Ладно, бог с ним, с наркотрафиком. Давайте о главном для вас. Приступ паники усиливает оргазм в десятки раз. Как и любая истерика, с ним связанная. Какая дура от этого откажется?
– А всё же кокаин – это вредно? – вернули докладчика к теме доклада.
– Ладно, бог с ним, со стояком вашим, – он махнул в сторону представителя дольнего округа. – Садитесь! А на ваш вопрос скажу так. В наркомовских дозах, как у нас принято, это ок! Ну, скажем, перед написанием пятилетнего трудового плана. А вот злоупотребление им, ну, скажем, двадцать граммов в день – это не ок. Повторяю, как врач – не ок! Значит, ещё о наших товарищах. Когда мы изымали у душманов героин в караванах и бортами военно-транспортной авиации гнали всё на Кубу, вот, скажу я вам, был наркотрафик. А они там… – он махнул в сторону кулис.
– Это неправда! – вскрикнула женщина, представитель от женщин. – И об оргазме тоже неправда!
– Ну неправда так неправда. Тогда историческую справку и закончим на этом.
– Хорошо! – крикнули из зала.
– А дегустация будет?! – крикнули из другого угла зала.
– Нет, прошу не отвлекаться. Итак, историческая справка. Первые наркодилеры были госпитальеры, рыцарский орден такой, они таскали караванами специи, а на самом деле наркотики, из Индии и Азии в Европу. Склады наркотиков были в каждом монастыре, и сами монахи не гнушались, так сказать, в предчувствии чуда, так сказать. Самые большие обороты в истории наркоторговли были у них. Кстати, госпитальеры потом преобразовались в Мальтийский орден. И как вы все знаете, наша партия – это продолжатели дела каменщиков. Ура, товарищи!
– Ура! – кричали в зале, но не все.
– Неправда! – вскрикнул пожилой товарищ, представитель старой гвардии. – Мы не масоны!
– Ладно, неправда так неправда, психиатр почесал нос. – Товарищи, а можно перерыв?
– Можно, – зал, отпустив докладчика с трибуны, быстро превратился в бедлам.
Большая часть депутатов ходила по сцене с красным флагом и пела «Марсельезу». Кто-то дискутировал, некоторые дрались и плевались на дебатах о вечном, а на дебатах о насущном танцевали канкан и пили красное вино. Дородная дама из комсомольского прошлого перебрала вина и доказывала молодым пионерам, что она – Вавилонская жрица и майор МГБ по совместительству. Но её очень быстро увели за кулисы. Старая гвардия достала дробовики и меняла их на самогон. Короче говоря, перерыв удался.
– Не обращай внимания, это всегда так было и так будет, – сказал доктору сидящий рядом психиатр.
– Что будет?
– Бедлам этот. Кстати, а как на реальность похоже, а?
– Да, пожалуй.
– А вот оно! Моё любимое место, – психиатр радостно указал доктору на новую сцену.
Трибуна 20-го съезда исчезла, а ДК превратился в огромный стадион, полный всё того же народу, только пионеры стали предпринимателями, а старая гвардия – банкирами, правда, проститутки так и остались проститутками. Они все были при гаджетах, экзальтированы донельзя и возбуждены до кончиков пальцев. Многие из них пришли подышать воздухом богатых и успешных. О мировой революции уже никто не вспоминал.
Клон психиатра ходил по сцене в смокинге от Бриони, в рубашке и галстуке-бабочке от Джорджо Армани, шёлковый камербонд был от Прада, а на ногах чёрные лакиро