С опозданием в полчаса прибыла Регина, точно пятый размер, высокая, наверное, красивая и под каким-то странным кайфом. Хохотала, деньги взяла вперед, передала кому-то в подъезде, продолжила хохотать, выпила вина, ушла в ванную и долго там плескалась. Вышла довольная снова выпила вина. Стоя. Залпом. Потом села на табуретку, дело было на кухне, стала смотреть на доктора. От неё пахло чем-то кислым, взгляд слабо фокусировался на нём, ещё она то теребила левую грудь, то чесала кожу шеи, хихикать закончила, попросила ещё денег. Не дал. Успокоилась и стала говорить. В общем проститутка. Заниматься своей работой она, по-видимому, и не собиралась, молотила всякие истории из своей жизни, как молотилка траву, быстро, непонятно, на мелкие куски.
Доктор молчал. Смотрел. Думал: какая это всё херня. Понял, что у Регины-пятый размер за эти два дня было столько мужиков, сколько у доктора не было баб за всю его никудышную жизнь. Потом она попросилась на диван, но, не дойдя двух шагов, навернулась во весь свой рост прямо на пол, громко хватая ртом последний воздух.
Симптомы передоза какой-то дури доктор определил сразу, как она вошла. Надеялся, что пронесёт. Не пронесло. Он вызвал скорую. Сказал, что девушке в подъезде плохо. Ему ответили – или не трогать, или в квартиру завести. Ждать. Пока ехала скорая, делал искусственное дыхание. Скорая приехала быстро. Спасли. Неудивительно, что врачи со скорой были ему знакомы. Они и сказали, что кобыле повезло, потому что она в нужном подъезде копыта решила отбросить. И увезли её в токсикологию.
Доктор в ту ночь не спал. Думал. Думал, почему развалилась его жизнь. Да ещё так сразу и навсегда. Ничего не придумав, пошёл на работу, где разочаровал мужиков своим новым рассказом. Когда психиатр Жолудев узнал о его приключениях, он как-то задумчиво сказал ему или себе: «У тебя баб, может, и мало было, но все они королевы, а вот у меня всё Нинки, хотя и много», – сказал и вышел из кабинета.
Доктор улыбнулся, ему снова стало тепло и тихо. Он слушал, как трещал газ и смотрел, как шевелится тёмно-розовая штора над окном, иногда приоткрывая белый подоконник и тёмно-серую ткань жалюзи. Он снова засыпал.
Доктор снова оказался за кулисами. Далеко на сцене продолжалось представление мюзик-холла, девушки в перьях, парни в смокингах, чечётка и саксофон. Звук ухал и посвистывал, ничего непонятно, только яркие блики.
– Надо закрыть, отвлекает от работы, – раздался хрипловатый женский голос.
Доктор повернул голову к голосу. На деревянном стуле, закинув ногу на ногу, сидела совершенно голая майор МГБ. Она курила папиросу, выглядела усталой, словно хирург после операции или следователь после допроса. Скорее всего второе будет верней. Всё своё большое тело она сдерживала тонким и длинным каблуком туфли опорной ноги, каблук ушёл в деревянную доску на добрый сантиметр. И когда она немного сдвигала тело, то скрипел весь деревянный пол.
– Не смотри на меня, я не твой сон, – сказала, докуривая папиросу, майор МГБ. – Вот твой приехал.
Она кинула окурок в сторону кирпичной стены, которая открылась словно лифт. Оттуда под аплодисменты появился Жолудев. Возбуждённый и во фраке.
– Моё почтение! – вскрикнул он и поклонился майору.
– Закрой сцену, она фонит мешает работать, – махнула рукой в сторону сцены женщина-майор и потянулась, расправив своё великолепное тело.
– Да, это пять джи фонит. Извиняюсь. Сейчас.
Жолудев дёрнул рубильник на стене. Сцена исчезла, исчезла майор и кирпичная стена исчезла.
– У неё, у этой, какой размер груди? – почему-то спросил доктор у психиатра.
– Это не наш сон, – тот нахмурился. – Хотя… – он почесал ухо, левое. – У неё такое строение молочных желёз, что они всегда будут, м-м, стоять, мышечной ткани много, ну и строма самих желёз великолепная. Это вскрытие показало, – Жолудев почесал ухо, правое. – Н-да. Давай к нашему делу переходить, времени очень мало, очень.
– Давай, – согласился доктор, он уже стал привыкать к этим галлюцинациям. – А какое такое наше дело?
– Общее, ты нам нужен здоровый, энергичный и одухотворённый.
Доктор пытался разглядеть Жолудева, но прежние декорации заменил яркий свет, который раздражал.
– Гена, убери этот свой свет, глаза режет. А то проснусь.
– Ок.
Свет стал приглушённый, зал просторным и появились два круглых подиума с фигурами женщин. Доктор пытался определить, кто они, но фигуры были нечёткими, их словно дорисовывали прямо сейчас, такие 3D-картинки. Да и сам Жолудев дорисовывался, он то надевал мексиканский костюм с огромным сомбреро, то снимал его и надевал казацкую шапку, то шлем Дарта Вейдера, и ещё много вариантов было предложено ему, но остановились на том же фраке, в котором он и появился.
– Ну и ладненько, – потёр ладоши психиатр, – начнём.
Доктор наконец разглядел женщин. Та, что стояла справа, была его жена. А та, что слева, была его Оленька. Они были нарисованы очень реально, узкие серые юбки до колен, с небольшим разрезом сзади, чёрные остроносые туфли на высоком каблуке и белые шёлковые блузки с длинным рукавом, минимум макияжа и волосы, слегка распущенные ниже плеч. У жены тёмно-русые, а у Оленьки светло-русые. Это их начальный цвет, который закономерно через несколько лет перешёл у жены в чёрную краску, а у Оленьки в белую краску. Фигуры женщин были ещё не активированы и между ними ходил довольный Жолудев.
– Гена, а зачем это всё? – спросил недовольный доктор.
– Надо закончить эту тему и идти дальше. А то она тебя будет останавливать на каждом следующем уровне.
– Мы что, в игре?
– Вот лучше бы мы были в игре. Ну да ладно. Ты их узнал?
– Да.
– Вот и хорошо. Это две важные для тебя женщины, да практически они и всё, ну-у, если не считать там глупостей непонятных для меня, м-м… Вот различий мало, цвет волос и голоса, но если включить растембровку голосов во время оргазма, то и там мало отличий, и цвет глаз зелёный. У обоих. Но самое главное их движения, походка, движения рук, поворот головы, волосы то растрепались, то уложены, то… Ты же всегда хотел их потрогать, волосы, потрепать их, но тебе они не давали. Смеялись, но не давали.
– Чё-то не помню, – нахмурился доктор.
– Я помню, м-м, и вот самое главное – это амплитуда движения их бёдер, поп и спины, подача груди во время прохода на каблуках высотой в двенадцать сантиметров. Вот смотри.
Он хлопнул в ладоши, и женщины пошли в сторону дальней стены светлого зала. Шли и вправду грациозно, с красивой амплитудой покачивания бёдер, с красивой подачей груди, они поправляли волосы одинаково, сначала игриво, а потом сосредоточенно, они ловили взгляды мужчин, они нравились им, мужчинам, разным и всегда…
– Но почему они выбрали именно тебя, а потом отказались от тебя? Сначала Оленька, а потом жена?! – громко спросил Жолудев.
– Вот это важно сейчас?! – так же громко сказал доктор. – Я, бля, за два дня завалил двух человек, а ты мне про волосы?
– Трёх, – сказала майор МГБ из спины доктора.
Он попытался повернуться.
– Нет, не надо поворачиваться и смотреть на меня не надо. Я уже просила.
– Ладно. Что, и водитель тоже? – спросил доктор у Жолудева.
– Да. Органы они всё знают, особенно такие, – психиатр нарисовал в воздухе большущие арбузы.
– Гена, убери эту глупость, – сказала майор МГБ, арбузы тут же исчезли. – Я немного побуду с вами, господа, уж очень интересно мне стало, как такой гвардеец свою жизнь просрал.
– Ладно, но сейчас я главный. М-м, и, сюрреалистичная наша, вы бы не могли одеться? – обратился психиатр к майору.
– Нет. Мне так хорошо. Я лучше закурю, и, кстати, у моих туфель высота каблука тоже двенадцать сантиметров. Н-да, и живота у меня нет, и…
– Эй там! Вы про нас не забыли?!
Нервный вскрик из дальней стороны светлого зала заставил Жолудева повернуться, а доктора открыть глаза. Ему показалось, нет, он точно слышал громкий и тоже нервный вскрик где-то в подъезде. И, может, хруст или удар, или разбитые окна. Он тихо встал, осторожно открыл и закрыл дверь в кухню, подошёл к входным дверям. Прислушался. Ничего. Тишина.
Наверное, это сам дом, холодный и пустой скрипит. А может, он стонет?
Он вернулся в свой уголок тепла и уюта. Тепла, которое скоро закончится, и уюта, который надо оставить, чтобы выжить.
Стал устраиваться на лежаке. Держал в руках автомат как самое ценное. Показалось, что автомат очень холодный, подумал, укутал его в небольшое одеяло, обнял его, как маленькую подушку, и снова погрузился в сон.
На него смотрели Жолудев, Оленька и Жена. Все по-разному: жена с безразличием, Оленька с негодованием, а Жолудев очень внимательно и не совсем дружелюбно.
– Нельзя покидать сеанс психоанализа по любой глупости, там пускай они друг друга лупят почём зря, а у нас очень важный разговор, – махнул он рукой, раздражённо и нетерпеливо.
– Катарсис, это тебя спасёт, ты поймёшь, что делать и куда идти, – сказала Оленька.
– Я думал, у нас судилище по моему поводу продолжается, – буркнул доктор.
– Вот! Ничего он не поймёт. Это всё пустое. У него даже знака зодиака нет, – жена тыкала в него пальцами.
– Как нет? – удивилась Оленька.
– Так нет, – жена, взяв за руку Оленьку, отвела её в сторону, рассказывая свою версию происходящего на правах жены.
– Может, ты и прав, в сеансах психоанализа очень много от суда – судилища, поэтому нам раз в три года самим приходится его проходить это судилище. М-да, надо признать, помогает, – психиатр на секунду задумался, но потом посмотрел на часы.
– Тогда мне полагается адвокат, – буркнул доктор.
– Кто полагается? – удивился психиатр.
– Адвокат, – громче сказал доктор.
– Ну-у, – недоумённо развёл руки психиатр.
В этот момент на кирпичной стене раскинулся белый экран для диафильмов, по которому пошло изображение, цветные картинки с надписями. Индейский вождь в парадном костюме говорил мудрости. Доктор вдруг узнал в индейском в