ожде профессора. И не только он, скрипя деревянными половицами, вскочила мадам майор, видимо, расправляя груди и пряча за спиной папиросу.
– Не судите человека, пока не проходили две луны в его мокасинах, – громко сказал профессор, он же генерал МГБ.
– Тов генерал, прошу… – немного запнувшись в словах, заговорил с диафильмом психиатр.
– Внутри каждого человека живут два волка, злой и добрый, – генерал поправил перья костюма, улыбнулся доктору и продолжил: – И каждый из них готов перегрызть горло другому!
– О-ох! – громко вздохнула мадам майор за спиной доктора.
– И всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь! – грозил генерал индейским пальцем в сторону доктора.
– Нет, не такого, не пародию, а настоящего, – тихо сказал доктор в ответ на угрозы кривого индейского пальца.
– Вы что! Генерал МГБ не может быть пародией! – шумно возмутилась майор МГБ, за спиной доктора.
– Извините, тов генерал, но это медицинская операция, а не спецслужебная, у меня есть права, – бурчал психиатр, сматывая экран с генералом в рулон.
Смотав, он поставил его в углу комнаты. Снова посмотрел на часы и вернулся на прежнее место, помеченное красным крестом на деревянном полу. Место судьи – психиатра.
– Дамы! – вскрикнул Жолудев и хлопнул в ладоши. – Продолжим!
Дамы на каблуках и в узких юбках, увлечённые светской беседой, всё же вернулись в зал заседания, взобрались на свои подиумы и стали ждать.
– Итак. Начнём с Оленьки. Я не просто так сказал об амплитуде движения их тел. Я помню тебя, как ты пёрся за Оленькой по коридорам академии, когда она дефилировала на каблуках с неизменным для неё деловым видом. Это что-то. И помню, как ты её не узнал, когда она пришла в тапочках, можно сказать стала обыкновенной.
– Это ты откуда взял? Это ж так давно было. Или вообще не было.
– Было, и недавно, в жизни всегда всё недавно. Давно, это про другое. Итак, я думаю, что, поставь на каблуки коровушку, ты и за ней пойдёшь, как привязанный.
– Гена, ты это про кого? – выдохнула дымом в затылок доктора голая майор МГБ.
– Нет, не о вас, вы ну никак на коровушку не похожи, – сказал психиатр, а майор дохнула дымом и в его сторону. – Извините, товарищ майор, – Жолудев даже цокнул каблуками. – Итак, продолжим. Ты появился в нашей компании, м-м, напомни когда?
Доктор уже не помнил, как оказался в компании старшекурсников. Как прижился там, стал их другом. Не Оленька была его целью. Она, конечно, нравилась, но рядом с ней всегда были совсем знаменитые студенты из знатных и богатых семей. Но и простые парни, как Генка Жолудев, производили на него впечатление. Он даже их, образно говоря, повторял на своём курсе, но недолго, быстро поняв глупость этого занятия. Вскоре они окончили академию и ушли в ординатуру. Компания стала собираться всё реже. Потом многие разъехались по другим городам. Оленька тоже уехала. Вскоре и доктор окончил академию и поехал учиться в ординатуру в город Санкт-Петербург. Замечательные были годы, годы полные открытий и маленьких или больших побед. Оленьку он встретил там совершенно случайно, в толпе иностранцев в Эрмитаже. Она обрадовалась, обнимались и гуляли по Питеру, они целовались, они…
– Вот тогда и надо было остановиться. Вам обоим. Понять.
– Что понять?
Доктор потянулся в кресле, и из одеяла показалось дуло автомата. Случайно. У женщин или пока девушек округлились глаза.
– Вот в этом его настоящая суть, – показала пальцем на автомат жена.
– Почему? Ой, я поняла, – округлила глаза Оленька.
– Э-э! Дамы не отвлекайтесь!
– Что понять? – снова спросил доктор.
– Понять, тебе понять, что не надо быть с ней, надо отпустить её.
– Как понять? Гена, ты что несёшь? – выдохнула дымом в очередной раз мадам майор. – У них же любовь!
– Ну и что? Полюбились и разошлись, – психиатр надул щёки, потёр виски и продолжил своё выступление: – Итак! Что было дальше? Дальше они вернулись в родной город, сошлись и жили вместе почти два года. Круговерть работы, да и всё, они приходили с этой работы и падали оба в одну постель. Ели утром и снова уходили на работу. Останавливались только в отпуске, где-нибудь на море, там к ним возвращалось, всё возвращалось: желание, трепетность, страсть – любовь, одним словом, возвращалась. Потом снова суточные дежурства, и в одно утро Оленька просто ушла. Просто вернулась в свою квартирку с видом на парк.
– Жениться надо было, это просто и понятно, жениться и рожать детей, – громко сказала мадам майор. – Ваш этот гражданский брак – это глупость. Тысячи баб и мужиков на курортах гражданской глупостью занимаются. А потом по домам, бля, триппер развозят.
– Ну да, согласен, – поморщился Жолудев, – но это у вас тогда триппер был, а сейчас всё хуже. Так вот если бы вы расстались раньше, у неё появился мужчина, нужный ей, а у тебя появилась простая баба, любящая и ждущая тебя с этой работы, которую ты всё время принимал за войну. Ошибочно, хочу сказать, принимал. И вот через год происходит встреча…
Жена появилась феерично. На чёрной «мазде», в чёрной короткой юбке и чёрных туфлях, белая блузка и аккуратно уложенные тёмно-русые волосы. Про походку с подачей себя в лучшем виде уже всё сказано. Доктор тогда стоял в приёмном после суток – странный, небритый, усталый хирург.
– Усталый? Ха! – жена подбоченилась и поиграла красивой ногой в красивых туфлях, словно расписывая острым носком в белом воздухе правду.
Может, и да, в этих красивых и стройных ногах и была правда.
– Он срезал меня, как только я вошла, так грамотно зацепил, как профессионал-обольститель, я даже запнулась. Ха, и папку почти выронила, со мной так не бывает, обычно другие запинаются. Вот я и решила узнать, кто это и что это со мной.
– Узнала? – улыбнулся Жолудев.
– Да. Я забеременела сразу. От первой страсти, так сказать. Ну и продавать таблетки мне не особо нравилось, пускай и оптом, пускай и хорошо получалось. Влюбилась я на свою же беду. Как ты, Гена, правильно сказал, полюбились и хватит, надо было…
– А вот я не думала тогда забеременеть. Вот, наверное, зря, – скромная Оленька скромно поправила юбку.
– Ничего же, потом родила, – жена махнула в её сторону рукой. – Это всё относительно, один ребёнок, а вот второй – это осознанный поступок. Хотя и по страсти опять, м-мм…
– У вас Франция причина разлада и раздора, – Жолудев поправил фрак и остановился. – Да, разочарование. Чего так удивлённо смотрите?
– Ещё какое! – вскрикнула жена, – поманил меня в сказку и ничего не сделал, чтобы там остаться! Это, как всегда, поманит и забудет это как самое простое. А то и… – она стала нервно поправлять блузку.
Когда доктор встретил Оленьку, у него был творческий всплеск, который преобразовался в написание кандидатской диссертации и её защиту. Когда доктор встретил жену, у него был второй творческий всплеск, который закончился написанием докторской диссертации и тремя патентами на изобретения. Диссертацию он защитить не успел, так как двумя его патентами заинтересовались французы и позвали его вместе с семьёй на двухгодичные творческие сборы в, назовем это место как «Институт мозга», в предгорьях Альп. Французы собрали двадцать молодых нейрохирургов из разных стран как группу для мозгового штурма по решению основных задач для улучшения работы нейронов головного мозга. Они жили в закрытом городке, на виллах, с обслугой и поварами-вьетнамцами, дети под присмотром, жёны в закрытом клубе, можно сказать элитарного общества, а мужья на мозговом штурме или в операционной. Выходные в Париже или Женеве, отпуск на Мальдивах. Жолудев, когда про это узнал, вскрикнул: «Так должны жить все врачи!»
Сказка закончилась, когда с половиной группы разорвали контракт, правда выплатив неустойку и ничего не объясняя, отправили по домам. Они вернулись домой в Сибирь разбитые. И кусочки этого битого не собрались воедино, они даже не стремились собраться. Всё закончилось, даже покупка квартиры и новой машины ничем не компенсировала ту потерю. Жена ему этого не простила.
– Я не знаю, почему они разорвали контракт. Всё было хорошо, я старался, – тихо говорил доктор и не смотрел на жену.
– Ладно, мы пойдём. А вы, как закончите, вырубите рубильник, – сказал Жолудев, взял под руку Оленьку и увел её в дальнюю даль светлого зала.
Тишина. Потом скрипнула юбка жены.
– Ты знаешь, а я поняла, – сказал жена, – Оленька ваша эта от Жолудева родила. Да точно. Он по ней с вашей академии сох, а ты ему мешал. Вот какая странная история. Почему не сойдутся?
– Устал я, отпустите меня, духи тёмной стороны, – вслух и прямо в сон, сказал доктор.
– Вот, – мадам она же майор МГБ протянула доктору диктофон через плечо, чтобы он не видел её, – послушайте вместе. Я пойду, думаю, мы ещё встретимся.
Мадам встала и пошла, скрипели половицы, и папиросный дым вперемешку с запахом «Красной Москвы» окутал доктора в последний раз.
– Н-да, знатная картинка из неё получилась, – ухмыльнулась жена, провожая взглядом мадам майора. – Это в твоих снах всегда такие бабы были? – спросила она, причмокнув губами, словно пожевала папиросный воздух, потом устало посмотрела на него. – Ты со мной никогда не встречал рассвет, а я так этого ждала, – замолчала, словно хотела ещё что-то сказать, но потом махнула рукой, – ладно, давай включай её прослушку, да и закончим этот балаган.
Он тоже устал и просто нажал на клавишу воспроизведения.
Голосов было два, если не считать дочкин, разговор происходил при ней. Один точно жены, второй, наверное, тёщин, скорее всего её.
– Зачем, не усложняй. Всё и так идёт по плану, может, слегка простуженный, голос.
– Нет, я устала.
– Что устала? Ты всегда выравнивай ситуацию одним и тем же. Сформировалась проблема, решать не хочет? Ты ему припоминай косяк его главный. Олечку докторшу, блондинку, каждый раз, так чтобы молчал и выполнял, суй ему в морду, каждый раз, суй, а ему и сказать-то нечего. Нечего.