В лазарете их встретили две женщины, поверх тёплых вещей на них были надеты белые халаты. Доктор вежливо поздоровался с коллегами, они кивнули головами в ответ.
– Это доктор от Александра Ивановича, – сказал боец, как показалось ему, что Доктор стало его позывным. – Он хирург осмотрит больных, расскажите, что и как у вас, – боец сказал и остался у входа.
Пока доктор слушал рассказ врачей и проводил осмотр больных, он тихо про себя подумал, что вернулся. Он всё понял, кого и как лечили, в чём правильно, а что надо изменить, вежливо советовал и остался довольным про себя. Нет, не отбил у него этот бардак желание лечить людей, как бы и что ему не говорили в прошлом сне призраки, а здесь ему стало тихо и уютно, всё было понятно. Даже захотелось здесь остаться.
Но вот появился Александр Иванович, невысокий коренастый сероглазый уголовный авторитет с охраной. Доктор, увидев его, невольно улыбнулся. «Наверное, именно из таких мужиков на Руси князья появлялись, а банды ихние потом дружинами звались», – подумал про себя доктор, возможно, пошутил, возможно, нет.
– Этот считай уже отошёл, – сказал доктор, – этот лёгкий, а вот его надо срочно в больницу, нужна операционная.
– Понятно, – Александр Иванович снова покусал губу. – Как везти?
– Надо на носилках осторожно везти. В джип не влезет. В моём дворе застряла реанимация, мордой в вашу сторону. Правда, там в сторону моста затор. Но можно объехать, главное мост расчистили. Может, заведётся?
– Понятно, это, – он кивнул в сторону одного из своих десятников, – Солнечный берег, там пять таких свечек по двадцать пять этажей и дома кирпичные на берегу, с подсветкой, н-да, были, с нашей трассы вправо будет гравийка, вот прямо в тот двор.
– Да там моя колея такая широкая должна быть, – сказал доктор.
– Ага, – улыбнулся Александр Иванович, – сгоняй со своими посмотри скорую.
– И ещё, в одном доме аптека закрытая. Можно взломать и вывезти всё сюда, – подсказал доктор.
– Да, посмотрите там, что можно. А да всё сюда везите.
– Ага, понял, – сказал десятник и быстро ушёл.
– Ну, здорово! – сказал Александр Иванович, и они обнялись.
Его серые глаза наливались теплом, он улыбался и пожевывал нижнюю губу.
– Я рад тебя видеть. Как семья?
– Не знаю. Никакой информации. М-м, ты же знаешь развод был, затяжной, а потом этот бардак всех нас мордой об стол навернул.
– Н-да, – он серьёзно посмотрел на доктора, – может, к таким, как мы, прибились. Она у тебя фармацевт, в медсанчасти сгодится. У нас таких семь человек, – он повернулся к двум усталым женщинам. – Вот Вера Петровна – она педиатр, Лиза – медсестра её, а Сергеич вообще лор, а ведь они этих доходяг вытащили и многих моих пацанов тоже.
Доктор повернулся и с уважением склонил голову перед коллегами, правда, Сергеич спал, похрапывая прямо на кушетке, накрытый одеялом. Женщины заулыбались.
– Сейчас время принимать важные решения от сердца, а не от страха, – сказал доктор что-то нравоучительное, наверное, хотел поддержать коллег. Они улыбнулись снова и посмотрели на Александра Ивановича.
– А что? У нас всё ровно, – улыбнулся он в ответ, – хотя есть ситуации, м-м, сейчас вот…
Вдруг громко хлопнула входная дверь, и звонкий девчачий смех прервал речь Александра Ивановича. В комнату ворвались две высоких девушки в чёрных кожаных пуховиках и белых вязаных шапках, увидев Александра Ивановича, они резко остановились, ткнувшись друг в друга.
– Здрасте, – сказали они и спрятались за спину Веры Петровны.
– Выспались, – улыбнулась она.
– Да, – довольная брюнетка блеснула перевязью брекетов на зубах.
– М-м, а чё так накрасились? – буркнул Александр Иванович.
– Да выходной же у них, – продолжала прятать за свою спину невысокая педиатр своих медсестёр.
– Понятно. Это Настя и Кристина, наши медсёстры, кстати, обе из реанимации.
– Они в кардиоцентре работали, – уточнила Вера Петровна.
– До войны это было, – сказала вторая медсестра, блондинка.
– До войны, – повторил за ней доктор, ему понравилось это определение всей его прошлой жизни – до войны.
– Ладно, мы ещё вернёмся. Давай пошли.
Александр Иванович, похлопал доктора по плечу, и они снова оказались на холодной улице. Они в окружении охраны прошли по улице дома два вперёд до участка, где когда-то строился большой кирпичный дом. Там во дворе, среди строительного мусора, на коленях стоял пожилой мужик. Его рот был завязан скотчем, скотч был проклеен вокруг головы несколько раз. Руки завязаны за спиной. Мужик был без шапки и у него были страшно вытаращенные глаза, почти как у мультяшного героя, красные от лопнувших сосудов и злости. Его охраняли двое автоматчиков.
– Ага, вот смотри. Ветеран, бля, милиции. Мы ему и его пенсионерам доверили улицы чистить от снега. Ведь надо же пользу приносить народу. Да? – кому он сейчас задал вопрос, было непонятно. – Да, нах, когда принесло их толпу к нам, то на всё соглашались, даже грабить с нами, бля. Даже наводки давали, бля. А как отогрелся, сука, то давай народ против нас зудить, мол, что они под бандитами ходят, не по закону это. По закону народ должен под ментами ходить. Да? – опять было непонятно, кому был задан вопрос. – Короче, захотел полковник в баню и самогона, баб дармовых и флаг красный на забор. Короче, как всегда. А нас, говорит, кончать надо, без, бля, следствия. Сука!
С этим матерным словом в лицо полковнику полетела нога Александра Ивановича. Мужик, крутанувшись на снегу, упал разбитым лицом в снег. Мужика трясло от боли или ненависти, или от всего сразу.
– Завтра утром кончим суку, – с этими словами он открыл дверь сарая, – а может, сёдня ночью. Вот ещё двое отравителей, – он указал не на мужиков, скрюченных от боли или мороза, а на упаковку воды. – Уже отходят, а воду свою бояться пить. Раскидывали её возле посёлка, ещё водку палёную и ещё херню какую-то. Сука, думают, мы отпустим.
– Да я знаю, она может быть заражена или стимуляторы напиханы…
– Да ещё как. Нах. Тут, м-м, сошлись с одними возле Коноплёвки, хм, сечёшь каламбур, думали обдолбаные, нах. А они в полной отморозке, ни слов, ни ещё какой херни не понимают. В упор лупишь, а им хоть бы хны. Как, бля, в кино про вурдалаков, или нет, помнишь Стэтхэма, как он с сердцем бегал? Ага, так вот в одного пуль десять всадили, а он, как ужаленный, крутился, крутился так и убежал в лес. Что дальше с ним, не знаем. Так Стэтхэмом и прозвали. Нах.
– А этот? – доктор кивнул на пытающегося встать молодого мужика, тоже упакованного в скотч.
– О! Этот вчера. Ты понял? Вчера. Уже бардаку вторая неделя пошла, а он приехал отключать, бля, незаконное наше подключение. Вишь чё, на наш посёлок подстанция запитана от города, а на Рыбное транзитом, нах, когда электричество отрубили, мужики наши провод кинули к Рыбному транзиту. У нас поэтому порядок и закрепился. А этот, бля, как узнал? На хер приехал? А-а-а, сначала орал, что скоро в город электричество дадут, а мы тут воровство затеяли, про нас, мол, в секторе двадцать семь знают. Бля, бензин золотой, а он просто его жёг немерено, пока к нам пёрся? За хер? Сейчас молчит, сука. Энергосбыт ёбаный, бля. А может, тоже агент секретный? Нах, туда же, нах, в сугроб полетит.
– В сугроб?
– А куда? Пулю тратить? Дорого будет. Если бы арыки у нас были, то в него, в арык, а у нас, бля, сугробы, вот в них и кинем. Знаешь, сколько подснежников по весне будет, бля, таких? А ты не голодный случаем?
– Да не отказался бы.
– Ага, пойдём, пока пацаны смотаются туда-сюда, время есть.
Они зашли в другой дом по соседству, переоборудованный под столовую для ополченцев. Или боевиков? Или бандитов?
Их встретили две девки, розовощёкие, широкие, тёплые. Тёплые даже на вид, в шерстяных штанах, кофтах и коротких юбках поверх штанов, длинные волосы были затянуты в косы. Они забавно забегали, словно утки, в валенках, увидев Александра Ивановича с охраной.
Они все сели за широкий стол. В чашки им наложили гречневую кашу с тушёнкой, приготовленную в казане.
Доктор думал, что самое вкусное в его жизни была лапша, которую он ел в аэропорту. Но нет, самое вкусное это была гречка с мясом. Запах и вкус, масла и мясо, это не была еда – это была надежда. Вкусив две чашки надежды, невольно потянет спать. Да ещё после горячего чая, почти чифиря с сахаром, большой неподъёмной кружки. Доктор старательно поддерживал беседу за столом с Александром Ивановичем и его ближайшими соратниками. В основном кивками головой.
– Ситуация, м-м, ситуация такая, м-м, прикинь, два бронированных камаза с ячейками и налом валюты из главного банка страны. Сколько там бабла и рыжья – никто не знает. Даже сами они. Они это тот мёртвый, легко раненый и под капельницей. Куда сховали камазы, знает только тот под капельницей. Легкораненый был у них водилой и ждал на въезде в район, пока они вернутся. Район мы знаем, это Северо-Западный. А где там, дальше?.. Да, были ещё бойцы у них, но полегли в неравном бою, м-да. Прикрывали их. Остались только эти трое. Как, бля, вестерн какой-то, м-м, так вот эти трое ехали к Большевикам, а приехали к нам. Попутали дороги, н-да. Главный уже совсем тяжёлый был, ополоумел уже, это уже четвёртый день как, н-да… Мы как могли помощь оказали, водила всё нам рассказал, как есть.
Доктор слушал эту замечательную историю, собрав всю волю в кулак. Так кулаки и сжав под столом. Главное было не упасть в сон прямо на стол. А так хотелось. А приходилось собирать слова Александра Ивановича и его соратников в ровное повествование в своей голове, которая отказывалась думать. Она хотела спать в тепле, тепле настоящем сочном, как пуховое одеяло. А её заставляли думать. И вот что получилось.
В самом начале бардака в посёлок приехал Юра Лесовик, главный по многим вопросам у себя на Севере. Юра Лесовик приехал в Александру Ивановичу по старой памяти за помощью в очень щепетильном вопросе. Он сразу сказал, что у него в ячейках, в Сбербанке лежат пятнадцать миллионов евро наличными. Он предложил три миллиона в общак за помощь, а остальное и так было его. Только это его сейчас тырили охранники банка. Про это ему сообщил источник, который из породы и вашим и нашим был, так ночью и позвонил, когда сам и тырил. Так вот, их, это деньги, надо было вернуть. Жёстко и прямо сейч