Доктора выбрали ведущим хирургом у мадам Урсулы ещё и потому, что у них был один рост, а другие хирурги её просто побаивались. Дальше стриптиз продолжился, но в переделах разумного, видимо, так мадам Урсула решила отблагодарить врачей за их работу.
Доктор приоткрыл левый глаз и, глядя на лампу, додумал сон. Он тогда и не подозревал, что этот успех и поставит точку в его французской карьере. Его и многих других хирургов руководители проекта просто заменят на американцев, очень любивших роботов, и корейцев, никогда не нарушавших инструкции.
Да, доктор совсем пригрелся и даже не хотел вставать, хотя думал пройти посмотреть, что там в операционной. Но вставать было неохота, да и пригрелся он совсем. Девушка Настя была словно печка, сопела и распространяла тепло. Вот почему на Севере замерзших кладут к голой бабе, она его согревает, словно печка. Настя хоть и не голая, но согревала их с Лёхой Парадайзом не хуже обогревателя.
При мысли об обогревателе он снова свалился в сон, в котором словно квадрокоптер облетал тот самый французский Центр изучения мозга. Три больших десятиэтажных корпуса разного стекла, два синего, это хирургические и они же исследовательские и розовый, это лабораторный, где проводили все исследования и изготавливали протезы. Но самое главное – это пять подземных этажей лабораторий сразу под всеми корпусами, словно их подземный фундамент. Ещё был сиреневый трёхэтажный корпус реабилитации больных после операций или установки протезов. Этот корпус соединялся с настоящим футбольным полем, граничащим по периметру с беговыми дорожками, он тоже был частью реабилитационного корпуса, как и крытый бассейн белого стекла. Квадрокоптер несколько раз облетел весь периметр, даже большой посёлок на берегу озера, где жили врачи, исследователи, технический персонал и их семьи. Скоро он вернулся и стал кружить над стадионом, где по беговым дорожкам маршировал строй больных с вживлёнными в них протезами, такими, как хотела мадам Урсула, из фильма «Терминатор», титановыми металлическими руками и ногами. Сама мадам Урсула шагала во главе колонны в форме майора МГБ и, сжимая в руке-протезе красный флаг. И остальные больные были в форме МГБ, в разных званиях, но в одних фуражках светло-зелёного цвета, как и сама форма, с золотыми кокардами трёхглавых орлов. Или драконов, в этом сне было непонятно, как и было непонятно, кому улыбалась мадам Урсула во время марширования строем, или она просто делала терминаторный рык. Но всё равно, кому?
Больные сотрудники МГБ маршировали уже не один час, они не уставали, а только воодушевлялись, начиная петь строевые марши немецкого рейха времён Второй мировой войны. Кто-то из больных в звании полковника указал на квадрокоптер, и по нему сразу стали стрелять расчёты зенитных батарей всё той же Второй мировой войны. Стреляли, точно попадая в цель, и уже дымящийся квадрокоптер упал на берег озера, превратившись в доктора, у которого от неудобной позы во сне, или вдруг, или от падения на землю заболела спина. Он дымился, пытался ворочаться, приподнимал голову и видел себя со стороны, видел свои круглые глаза и ошарашенное выражение лица. Он смотрел на голую мадам Урсулу, вышедшую из озёрных волн, держа в руке-протезе знамя ЛГБТ-сообщества. Она бежала, вскидывая то вправо, то влево мокрыми чёрными волосами, игриво улыбаясь доктору и помахивая здоровой рукой. Добежав до него, она склонилась и мужским хриплым голосом с привкусом чеснока прошептала: «Мы закончили».
– Мы закончили, – тихо сказал заведующий, разбудив доктора, – с нашей стороны обязательства выполнены полностью. Вот, – он показал прозрачный пакетик с пулей внутри. – В брюшине запуталась, от неё и проблемы возникли, – он передал пакетик доктору.
– Спасибо, – так же тихо ответил доктор, у него жутко болела спина и затекли ноги.
– Сейчас с ним Самонин и его команда, выводить будут медленно. Аккумулятор фейсовский очень помог, н-да, вот бы его нам оставить.
– Поговорить с ними? – потянулся доктор, расправляя тело.
– Поговори, у тебя, видимо, скрытые способности к сложным переговорам открылись, – улыбнулся заведующий.
– Да чего только не открылось, – вздохнул доктор.
Кроме дикой усталости доктор почувствовал, что и здесь он будет лишним, хоть его о чём-то просят, а он был или есть хирург, и скоро в его работе будет необходимость, большая, и… Ещё много всего можно придумать для какой-то там мотивации. Мотивации на что? А сейчас была только усталость, пустота и боль в спине.
– Доктор, мы будем здесь ждать или вернёмся в машину? – спросил проснувшийся Лёха Парадайз.
– Да, вернёмся, – ответил доктор, ухватившись за его слова, как за слова со смыслом.
Потому что, доведя больного до операционной, доктор посчитал свою миссию исполненной, или его надсаженный усталостью организм посчитал. И по сути, он не знал, что дальше делать. Вернее, ещё нужно узнать адрес, отправить сообщение, но когда? И как? Вернуться в машину, это было правильно для подумать или…
– А, может, поедим? А то я, что-то… – промямкала Настя.
«Да, поедим», – в голову доктора вернулся вкус каши с мясом.
– Сколько у нас есть времени? – спросил доктор у заведующего.
– Часа три, но далеко не уходите, – ответил он.
– Понял, будем недалеко.
Ой как всё тело затекло! – синхронно вскрикнули подчинённые доктора. И так, разминая затёкшие тела, они вернулись к шлюзу, где дежурный из выздоровевших больных в куртке с надписью МЧС, кивнув головой и без лишних слов, выпустил их на холод.
– Надо залить бензин в бак из канистры, а то кто-нибудь увидит, греха не оберёмся, – сказал Лёха.
– А я можно туда больше не вернусь? – Настя бежала рядом с доктором, периодически цепляясь за его руку.
– А миссия?
– Да, ну да, миссия, – буркнула Настя и первой дёрнула дверь машины.
Потом Лёха, быстро отвинтил крепления канистры, и они с доктором залили бензин, потом он включил двигатель, и они все втроём уселись в кабине под струями горячего воздуха из печки.
– Доктор, – Лёха указал на уровень бензина в баке, – а нам на обратный путь не хватит, машину греть надо, чтобы не замёрзла, а это ещё минус бензина.
– Я здесь не останусь, мне здесь крышка, – буркнула Настя.
– Есть такая договорённость, – доктор расстегнул воротник куртки, ему стало тепло и снова повело в сон, – с фейсами, у них на втором этаже генерал лежит, без сознания, в коме, они им очень дорожат. Так вот, я договорился о том, что мы его вывезем в военный госпиталь в районе аэропорта.
– Это про тот, о котором нам на КПП говорили?
– Да. Фейсы должны бензина подогнать и сами как охрана поедут.
– Ой, я за! – воскликнула Настя.
– Так мы довезём, и что дальше?
– Можно там остаться, можно на базу вернуться. Как хотите.
– Я на базу вернусь, – к Насте вернулся оптимизм. – Да, только в машине еду не разогреть, надо горючку поджигать. А там тоже нельзя. Представьте, мы там среди больных и злых есть будем, это как? И еды-то на раз.
– Ладно, Лёха, глуши мотор, погрелись, – сказал доктор. – Берите еду и пойдём поищем место, где нас не найдут.
– А смотрите, потеплело, сейчас датчик минус двадцать восемь показывает, а днём ещё теплее будет, – сказал Лёха и заглушил мотор.
Настя вытащила небольшие сумки с едой. Они вышли и встали перед главным подъездом. Слева, там, где был административный корпус, стеклянные входные двери были разбиты.
Доктор смотрел на мемориальный барельеф, тусклый и обледенелый, Областная клиническая больница имени… «Почему у нас принято назвать больницы имени кого-то, ну понятно Боткина, но непонятно, почему имени этого человека. Странно, больница имени Лёви Страуса, он был тут главным менеджером пять лет, а потом его посадили в кресло выше. Хотя посадить должны были в тюрьму», – додумал доктор и сам себе улыбнулся.
– Туда пойдём, – указал на них доктор, – в кабинет братьев Ворнеров.
– Куда? – запнулась Настя.
– В кабинет главного врача, – ответил доктор и первым шагнул в сторону дверей.
Они по одному протиснулись в проход, дальше ещё одни искорёженные двери и вот вестибюль. Разграбленные киоски, перевёрнутые сиденья и изморозь на стенах. Они прошли дальше, скрипел холодный пол под ногами, и холодный воздух стягивал кожу хуже чем на воле. На стене ведущей от приемного отделения в подземный переход кто-то написал краской из баллончика:
«Ну вот, а теперь и ты не знаешь, что делать,
Раненый медведь ревёт и тебе пиздец придёт!»
Краска была красного цвета, на белой стене.
– Мы же туда не пойдём? – тихо спросила Настя.
– Нет, мы на второй этаж, – махнул рукой в сторону лестницы доктор, – в кабинет главного врача.
Они быстро поднялись на второй этаж, зашли в этот самый кабинет главного врача.
– Ой, чё так, – разочарованно сказала Настя, осмотрев полностью разгромленный большой кабинет.
Стулья поломанные, стол перевёрнут, телевизоры разбиты, шкаф валялся на полу в окружении сотен листов формата А4.
– Да. Может, поискать другое место? – спросил Лёха.
– Нет, не надо, – доктор протискивался между шкафом и стулом.
Он шёл к ещё одной двери, совсем неприметной, можно сказать тайной. Она оказалась закрытой, доктор поманил Лёху.
– Лёха, долбани её.
Лёха поискал по кабинету палок, потом подумал и с разбегу ногой саданул по двери. Она и открылась, хрустнув в замке. Они, сдвинув дверь, попали в тайное место отдыха главного врача всея областной больницы. Небольшое и уютное помещение с небольшим окном, пушистый очень разноцветный ковёр в обрамлении одного дивана и двух кресел. У ещё одной небольшой двери стоял высокий белый шкаф. Яркое солнце очень удачно для путников освещало всю комнату.
– Настя, там душевая с раковиной, можешь еду в ней и разогреть, – сказал доктор.
– Доктор, а вы здесь уже были, – утвердительно сказал Лёха.
– Да, два раза был удостоен чести, – улыбнулся он в ответ.