– Ты чего у нас? – спросил доктор у гинеколога.
– Ем, – односложно ответила она.
А ведь её отделение было как раз в главном корпусе, правда на самом верхнем этаже.
– Смешно, – буркнула она. – Когда вас закрыли и у вас тогда, ик, – она икнула, – колумбарий открыли, а я заболела, – она как-то всеми пальцами засунула в рот очередную конфету, – я тогда сама пришла и сдалась, тогда выжила.
– А я на работу пришёл.
– Это ты опоздал! – вдруг громко и хрипло сказала или прокричала гинеколог.
– Н-да, я везде опоздал, – он потёр замок куртки, но не стал расстёгивать.
– Конфету хочешь? – предложила она, протянув последнюю.
– Нет.
– А что? – она сильно удивилась.
– Сытый, – ответил доктор.
– Сытый? – очень сильно удивилась она.
– Да, так получилось, – оправдался он.
– Тогда иди, – гинеколог раздражённо махнула рукой.
– Ладно, – он повернулся, собираясь уходить.
– Я жену твою видела! – вдруг и снова громко сказала она.
Он резко остановился.
– Где?
– Я ехала сюда за каким-то хреном, я же уже на пенсии, за каким хреном я сюда поехала, не помню. И вот, это в первую ночь было этого кошмара, было да, вот, они на «газели» ехали. То есть стояли в пробке, а мы машину бросили и пешком пошли, мимо них шли. Она с детьми и отцом своим и ещё много народу было там в машине. Мне руками махали, кричали ехать надо за город, чем быстрей, тем лучше хоть куда.
– И куда они ехали?
– Да кто знает. Затор был на пересечении проспекта Октябрьского и знаешь там, где всегда с трамваем номер пять бьются. А дальше дорог много. Такие бодрые были, активные. Наверное, у них всё хорошо. Это мы с тобой, если вернулся на работу, в полном дерме.
– Да.
– Что да?
– Наверное, у них там всё хорошо.
– Понятно. Одно плохо, с кем сюда приехала не помню, и зачем приехала тоже.
– Это уже неважно.
– Да, ты прав, уже ничего неважно.
– Спасибо.
– За что?
– Не знаю.
– Поняла. На всякий случай, если не увидимся больше.
– Да.
– Ладно иди, – она снова раздражённо махнула рукой.
После новостей про семью, а главное про детей, он так бодро взбежал по ступенькам на третий этаж в своё отделение, почти как раньше. До войны.
«Хорошо это я Людмилу встретил, понятней про семью не стало, но то, что они уехали из города в первые сутки, это хорошо. Ну и дорог в том направлении много, и посёлков со своими котельными тоже много», – думал доктор. А то, кто их увёз, ну не имело никакого значения. И для доктора, и для семьи. Главное было время и тепло. Время было тогда решающим фактором, а тепло, он надеялся, у них есть сейчас. Хотя время всегда – решающий фактор, это он знал как хирург.
В отделении было жутко холодно. В одной из палат кто-то громко стонал, мимо него прошла незнакомая женщина в халате и красной куртке с пачкой десятиграммовых шприцов. В ординаторской за своим столом сидел заведующий, поверх куртки на его плечах был накинут белый халат. Он не удивился, увидев доктора.
– Привет, зачем пришёл? – сухо спросил он.
– Да привёз больного, срочного, вроде по операции решил всё. Могу здесь остаться, могу уйти.
– Понятно, там только через фээсбэшную, эту, м-м, операционная работает.
– По ней и решил.
– Понятно, сколько привёз за операцию? – сухо спросил заведующий.
– Пятьдесят грамм.
– Понятно, важного, наверное, пациента привез.
– Друг попросил.
– Понятно. У тебя всегда такие друзья были. Давай оставайся, у нас всё раком стоит. Поможешь мне в норму привести всю эту херню. Прости меня, Аллах.
– Хорошо. А из наших кто остался?
– Коля там и ординаторов двое, две медсестры, новых. Да других, а Екатерина Ивановна в аварию попала на автобусе первую помощь оказывала там, больных к нам отправляла в первый день. Потом не знаю, куда делась. Ювелира убили ночью, он там за кого-то вступился, его из автомата и расстреляли. Большая мишень, помнишь, он сам про себя шутил. Про Олега Красавчика, м-м, нечего сказать, позвонил мне утром тогда, говорит – еду, буду, вот до сих пор едет или не едет уже. Серёгу, которого на твою ставку приняли, он там в хирургии осел, где ты уже был. Может, видел его. Н-да, если знаешь его. Про Жолудева твоего ничего не знаю. Страшные дни были, да и сейчас не лучше. Хорошо, я своим мозги вправил быстро и в Зеленогорск к родне заставил уехать, теперь можно спокойно здесь сидеть и итога ждать. А твои как?
– Вот только что от Людмилы узнал, как они уехали.
– В первый день уехали?
– Да.
– Тогда с ними ок всё. Вот и ты можешь теперь спокойно здесь сидеть.
Заведующий зачем-то открыл журнал, где учитывались криминальные травмы и по которому они составляли списки таких больных в прокуратуру. И молча стал перелистывать страницы. В анамнезе у него было три жены, пятеро детей и он был татарин.
– Согласен. Я только вернусь, закончу там со своим делом и вернусь сразу.
– Если рыжьё есть или оружие, захвати, лишним не будет, – наконец-то улыбнулся заведующий, быстро взглянув на доктора, так быстро, словно спрятав взгляд. – А эта гинеколог ещё вчера пришла и сидит там, непонятно зачем. Её кто видит и знает, подкармливают. Я не лезу туда, у меня своих проблем до и после, – заведующий снова стал усталым. – Давай иди, я ждать буду.
– Ок, – ответил доктор, вставая с холодного стула.
Выходя из кабинета, он заметил, как заведующий, уже не смотря на него, резко потянулся к проводному телефону, поднимая трубку. «Телефон работает? Проводные, н-да, выжили, наверное», – подумал доктор, шаркая по линолеуму коридора. Ещё подумал, почему заведующий называл парней по глупым кличкам с новогоднего корпоратива. Может, так легче говорить про тех, кого уже нет?
Он быстро сбежал по ступенькам и опять проходил мимо гинеколога Люды.
– Что так быстро? – спросила она.
– Отправили за подкреплением, – он остановился.
– А откуда их взять? – она немного помолчала. – Тебе сказали, что твоего Жолудева убили?
– Почему? – вдруг спросил доктор и сел рядом с ней.
Доктор смотрел на неё почти в упор, словно между ними было только дуло пистолета. Пахло потом и шоколадом и ещё чем-то из её рта, прямо оттуда. А, вот оно что, кровью пахло.
– Что смотришь? – она говорила громко, не зло, а просто громко. – Я вот тоже жду подкрепления, ушли за едой. Мне коробку конфет оставили караулить, а я её сожрала. Хреново мне, холодно и хреново. Думала к батюшке сходить причаститься, но правая нога отказалась ходить, только руки, вот конфеты, они в руках у меня, а я, и вот теперь сижу тут как дура, – она внимательно посмотрела на него. – Тебе не кажется, что мы все сошли с ума?
– Нет, не все, – почему-то именно так ответил он, хотя сам думал, как и она, – хотя в общем, наверное, все. Да, ты права.
– Да, права. Про Жолудева случайно узнала, я же его молодую жену всю беременность вела, у меня в телефоне все их номера были забиты, всех родственников и я у них. Хорошо, она родила, сама, уже четыре года девочке.
– Жену Оля звать?
– А ты что спрашиваешь? Ты же друг, ты должен знать про них всё. Или нет?
– Не помню я Оли этой, – нахмурился доктор.
– Вот, а всё споришь со мной, сошли мы все, и дорога у нас у всех туда, – она закрыла пачку от конфет, думая, наверное, что закрывает крышку гроба. – Только детское отделение жалко. Ни за что они там.
– Так как убили? – спросил он.
– Ножом пырнули где-то во дворе. Тесть мне его позвонил, сказал везут они его. Спросил, не в больнице ли я, про тебя спрашивал, просил хирургов мобилизоваться. Слово такое сказал, мог бы проще сказать – помочь. Потом перезвонил сказал, что Гена умер в дороге, не довезли его. Жена его плакала рядом, я всё слышала, навзрыд плакала. Такие вот дела. Чё-то хреново мне. Пить хочу, а не могу, всё назад выливается, а конфеты все съела, – она вдруг замолчала.
Он не уходил от неё, чего-то ждал. Она молчала и смотрела на него. Но что видела в нём? Вдруг стала хватать воздух ртом и махать руками. Он встал, отошёл от неё и смотрел. Просто смотрел, потому что помочь уже ничем не мог. Кровь полилась изо рта алая, много, и пена пошла. Она раскинула руки и открыла глаза. Умерла быстро.
Он решил, что перенесёт тело, когда вернётся, а сейчас не стал её беспокоить, даже закрывать глаза не стал. Просто ушёл. Быстро ушёл.
Он стоял на ступеньках входа и смотрел на солнце, яркое и доброе. Вспоминал слова Людмилы, не её смерть, её смерти как бы и не было, а все её слова. Про детей, про Генку, про его жену. Из этого всего он понял одно, что Генка женился на той девушке, которую они с ним вылечили и звали её Ольга, и была она похожа на его жену, только блондинка. И видел он их один раз случайно вместе и ту девушку не узнал. Почему Генка скрывал, кто она? Уже тоже не узнать.
Он вздохнул и сделал шаг вперёд.
Снова тропинка, снова хруст ледяного наста, снова ветер.
Чёрный джип и фургон он заметил уже на середине пути, там, где его было видно со всех сторон. Люди в чёрном с автоматами быстро шли к нему навстречу. Он тоже быстро думал: «Бежать? Куда? Всё равно снимут, пуля догонит. Что им надо? Шоколада? Если я им так нужен, может, попросить у них включить отопление во всём городе? Благородно будет. В морду получу. Это точно. Ладно. Что ладно? Это заведующий им позвонил. Какой из двух? Или кто ещё? Быстро приехали. Ждали меня. Сколько золота я теперь стою? Да и кто я такой-то на самом деле?»
Он уже видел их глаза, особенно глаза здоровенного рыжего парня, за два метра ростом, это точно. На мысли про шоколад он незаметно выкинул из кармана куртки в снег пейджер Александра Ивановича, ключ от дома и даже два патрона для пистолета.
«Фатальная хрень, пистолет-то у Насти остался. Хрень эта называется – Судьба», – додумал он в двух метрах от людей в чёрном.
– Хоук! – громко сказал здоровенный парень, точным ударом сбив доктора на ледяной наст.
Доктор пришел в сознание, когда его скручивали и склеивали скотчем. Во рту было гадостно, кровь текла из разодранной щеки, зубы ныли и болел нос. Скрутив и немного помутузив пинками, его снова передали рыжему парню. Он поднял его, как мешок с картошкой, и кинул в открытый багажник «лендкрузера». Дверь багажника закрылась, словно занавесь, мягко шумя тягами.