ать кольцо у эстакады, доламывая оставшиеся «Порше-Кайены», «Ленд-Крузеры» и «Ленд-Крузеры-Прадо».
За танками проехали два БТРа и один «Урал» с автоматчиками. В машине все молча наблюдали за этим действом военных. Доктору понравилось решительность и нетолерантность действий танков в отношении мерседесов и другой дорожной элиты. Хотя двух «ягуаров» было жалко. Нравились доктору «ягуары».
Грохот стих: танки миновали участок дороги напротив их стоянки. Водитель снова дёрнул машину через дворы, и, перепрыгнув бордюры, машина оказалась на отутюженном танками шоссе. Она рванула в сторону моста и потом на предельной скорости в сторону аэропорта.
– Не пишет она и не ждёт, – видимо, от тряски проснулся профессор и продолжил своё песнопение: – И в светлые двери вокзала, я знаю, встречать не придёт, как это она обещала… – профессор замолк, удивлённо смотрел в окно машины несколько минут, сильно оживился, когда увидел остов бензовоза на краю моста.
– Это да-а, это да-а, смотри сколько дорогих машин на мосту было, – он повернулся к доктору. – Все в порт рванули улетать, а им бензовоз рванули посередине дороги. Каламбур, да? Так с Шереметьево будет и с этим Домодедово, да-а, – зевнул он, тряхнув головой, а потом снова уснул или забылся от водки.
Ехали они практически одни, вздымая снежную пургу вслед за собой. Слева от моста, на берегу были видны пять домов по улице Брусничной-5, там, где жил доктор с семьёй до развода, ещё два новых комплекса, тоже заселённых. Они быстро миновали съезд с моста. Уже ехали мимо большого торгового центра «Леруа Мерлен». Но он почему-то не был преобразован в спасательный центр. Центральный вход был занесён снегом, в отличие от боковых, где сгружали товары. Там было видно несколько костров. И даже один работающий грузовик.
Новостройки закончились, и дорога пошла рядом с посёлками. Первым был Большевик. Что сразу бросилось в глаза – это множество машин, оставленных на въезде в посёлок, и перегороженные этими брошенными машинами проезды. Видимо, специально. Как блокпосты. Дым из множества труб. И бежавшие наперерез им к трассе вооружённые люди.
Они быстро миновали это место. Наверное, опасное. Наверное, для них. Следующий посёлок был Сосновый Бор. А за ним и аэропорт. Возле развилки дорог, ведущих – одна в посёлок, вторая – в аэропорт, стояло два БТРа. Микроавтобус остановился. Его обошли военные. Без знаков различия. Все они были в маскировочных халатах. Видимо, главный из военных открыл дверь машины. Громко сказал или представился:
– Комендатура!
Внимательно всех осмотрел. Кивнул головой Саше-дознавателю.
– Ты кто?
– Я вот, – Саша протянул военному документ с красными корками.
– Это понятно, что ФСО. Непонятно, что вы тут делаете.
– Эвахуациа, – взволнованно ответил Саша.
– Чё? – внимательно посмотрел на него офицер.
– Гражданских вывозим. Скоро борт прилетит, надо вот доставить. У нас с вашим командованием договорённость. Вы должны содействовать, – речитативом выпалил Саша.
– Да, есть договорённость. М-м, столько в ФСО народу нет, сколько вас здесь пасётся, – офицер наконец-то громко высказал свои сомнения в лицо.
Кому? Неважно кому. Они начали действовать и оттого были правы. Офицер был сильно уставший, но гладко выбритый. Там, где у них база, есть горячая вода или просто вода. Может, даже баня.
Дознаватель нахмурился и погладил затвор автомата.
– Оружие на трассе убирать с виду совсем. То есть на хер, – сказал офицер, заметив движение дознавателя из ФСО.
– А если те? То как? – округлил глаза дознаватель.
– Это наша забота. Освобождаются все основные трассы и переходят под наш контроль. Ж/д вокзал, и аэропорт, и основные пункты жизнеобеспечения. Если ваши будут там сверкать оружием – туда же на хер, – офицер кивнул головой в сторону обочины, где валялись два крузера, все изрешечённые крупным калибром и обгорелые.
А в стороне лежали трупы бандитов или ещё что-то, штук девять бугорков, присыпанные снегом.
– Езжайте дальше аккуратно. При въезде в аэропорт притормози и помигай фарами три раза. Будет полный досмотр. Не рыпаться. Всё, пошёл.
На этом офицер захлопнул дверь. И они быстро поехали дальше.
– Кохда шеловех волнуется, – профессор снова очнулся и повернулся к доктору, – он начинает ховорить на первичном ховоре своём родном. М-м, вот, – он заговорщицки подмигнул доктору.
– А вы, профессор, на каком?
– Я-то? На арабском, – он задорно улыбнулся, – а ты думал, ха.
– А я, как ни крути, всё на русском.
– На русском – это, брат, проблема сейчас, да и всегда была, н-да. А вот военные что-то быстро для себя восстановились. К чему это? – сам себе задал вопрос профессор и в какой уже раз прикрыл глаза.
До следующего блокпоста ехали уже тише, присматриваясь к дороге. Проезда на большую площадку перед аэропортом не было никакого. Въезд был полностью завален остатками машин. Видимо, танки постарались.
Раздался выстрел в воздух, как хлопок новогодней петарды. Автобус остановился. С двух сторон, метрах в десяти, его обступили два автоматчика. Они направили дула своих автоматов в окна автобуса. Через минуту к дверям автобуса подошёл тот, кто стрелял. Он без церемоний открыл дверь и забрался внутрь. Небритый, злой старший лейтенант комендатуры. Он никому не представился, ничего не спрашивал, просто молча всех осмотрел.
– Сумку передай, – вдруг громко сказал он и ткнул дулом автомата в фитоняшек.
Девушки безропотно передали ему свою спортивную сумку. Он открыл сумку, потряс её в воздухе, подумывая, может, вывалить всё содержимое на пол или просто забрать всю сумку себе, или… Да кто знает, что думает человек с автоматом и приказом стрелять на поражение. Наконец он вытащил из сумки белый целлофановый пакет с надписью «Гуччи» и извлёк из него содержимое. На его чёрной перчатке висели странные яркие вещи. Доктор не понял, что это, сильно блестящее для женского белья, хотя кто их знает, женщин и тех, кто для них шьёт бельё. Одна вещь упала на пол автобуса, упала ярко-красным цветком на чёрную резину.
– Это ваше? – почему-то спросил он у богато одетой женщины.
– Нет, – резко ответила та.
– Ну да, вам надо таких штук десять, чтобы… – он не договорил, одна из Юль подскочила к сумке и подняла с пола бюстгальтер.
– Это наше, это для выступлений, и знаете… – она вдруг поняла, что сделала резкое движение под дуло автомата, прямо под него.
– Забирай, – лейтенант отстранился, сбросив все остальное с перчатки и переведя палец на спусковой крючок. – Тихо, забирай.
– Ага, – испуганно пробормотала Юля и, собрав всё в охапку, отпятилась на своё сиденье.
Доктор только сейчас подумал про то, что в кармане сумки лежали и нож, и наручники. И что бы сделал лейтенант, найдя их? Да кто знает людей с автоматом в руках.
– Ладно. Сразу за БТРами остановишь, – обратился лейтенант к водителю, – высадишь пассажиров, а сам развернёшься и тихо так в своё стойло. Понял?
– Да, да, я знаю куда, – закивал головой водитель.
– Вот и хорошо.
Лейтенант почти вышел из автобуса, как вдруг повернулся к богато одетой жене строителя:
– Вам надо быть осторожней, избавьтесь от шубы, найдите что-нибудь поскромней.
– Вот ещё, – вспыхнула лицом дама, словно тот бюстгальтер.
– Найдите, а это всё равно отберут.
Он вышел из автобуса. Стал у обочины и махнул рукой кому-то у БТРов. Автобус очень тихо продолжил движение, а доктор вдруг заметил, как побелели пальцы депутата, сжимавшего свой кейс.
– Дебил обдолбанный, – промычала богато одетая женщина, когда лейтенант скрылся из виду.
Остальные молчали. Они остановились почти сразу за БТРами.
– Берите только необходимый минимум из вещей, – объявил дознаватель Саша. – Посадка в самолёт будет без багажа.
Самыми необходимыми для доктора вещами были пакет с «Дошираком» и сумка с термосами. Для фитоняшек их сумка с трусами, для богатых – кейс с документами, а для профессора, видимо, ничего. У него и в карманах было пусто.
Они друг за другом, такой цепочкой беженцев, пошли в сторону здания аэропорта. По большой и пустой площади дул ветер. Он приносил снег и строил сугробы, некрасивые холмы, похожие на барханы. Но не всегда. Иногда снимал часть снежного покрова, словно импульсивный художник, обнажая землю, как часть холста. Так он раскидал снег в центре площади и открыл беженцам из микроавтобуса странную картину. Совершенно белый и мёртвый человек лежал на земле, раскинув руки и открыв рот. Он был в жёлтых пляжных шортах и красной майке. Он когда-то был.
Живые люди молча прошли мимо трупа. А что им говорить? И что они только не видели в этом городе, холодном и злом.
В аэропорт они зашли с бокового входа. Центральный был забит досками. Шли мимо подсобных залов. Зал выдачи багажа был этим багажом завален, можно сказать, под крышу. Часть чемоданов была вскрыта, другие просто валялись везде. Видимо, прибывшим пассажирам в день икс было не до багажа. Или его привезли сразу весь одномоментно и выбросили в зал. В зале было очень холодно. Немного отапливался только большой зал ожидания. Как – непонятно.
В большом зале ожидания было очень много народу. На входе их встретили два охранника в чёрном и провели в верхний небольшой зал. Там было прохладно. И сидело намного меньше людей, чем в нижнем.
– Сидите все в этом зале, – сказал Саша-дознаватель, – ждите, – а сам быстро ушёл с охранниками вниз.
Беженцы стали занимать места в зале ожидания.
– Ой! Иван Палыч!
– Володя!
Богато одетые люди встретили себе подобных. Мужчины стали обниматься и вскрикивать: «Прорвались!» Женщины тоже стали обниматься и всхлипывать: «Какой ужа-ас!» Они сели через ряд от доктора и профессора. Говорили все сразу, и получалась одна большая и громкая фраза:
– Уж-жас-с! Эта быдла распоясалась. Как вы? Мы думали, вы в Праге. Да, мы встретили Новый год, а неотложные дела сюда. Незадача. Слава богу, дети в Лондоне! А ваши? Наши, слава богу, в Таиланде. Да-а, чем там заняты? Всё то же: недвижимость. Как я хочу улететь из этой гадкой страны! Да, надо было раньше. Кто думал? А деньги как? А всё? Слава богу, вот парни из специальных служб помогли. И вы, это, м-м, пятьсот? Да, пятьсот эуро за место. Это мы. А эти? Эти кто? Быдло. Да чёрт с ними, главное, самим улететь. Говорят, в Алма-Ату будет самолёт. Да хоть в Стамбул, всё ближе к Европе. Я сразу в тёплую ванну, у меня всё тело болит. Жжёт и чешется. Ужа-ас! Я тоже в ванну, а потом что-нибудь куплю себе. Брилики? Да, и белья всякого. Моё тоже на мне растворилось. Всё чешется. Хорошо, как о себе – больше ни о ком думать не надо. Хорошо, дети не здесь. А самолёт точно будет? Да. Уже прилетал московский. Военные руководят приёмом самолётов и посадкой. Был бардак сильный при посадке в самолёт, мы не рискнули. Говорят, двоих застрелили. А столько постреляли уже! Всё равно нам. И всем. Лезли, даже детей бросали. Ужа-а-с!