Не буду называть имен, но случалось мне работать с творцами в качестве главных авторов – это, братцы, катастрофа.
Больше всего творец ненавидит правки. Если хотите уничтожить творца, дайте ему задание дописать почти законченный сценарий и установите дедлайн.
4. Слушатель. Как я уже упоминал, про Евгения Габриловича сказали, что он «не любил придумывать, но записывал волшебно». Вот это «записывал» – не фигура речи. Действительно, есть сценаристы, у которых очень хорошо получается услышать режиссера, вытащить из режиссера те картинки, которые крутятся у него перед глазами, и сложить из них связный рассказ, который можно будет показать зрителю, и в то же время это будет и по мысли, и по идее, и по настроению как раз то, что пытался и не мог выразить словами режиссер, «тварь бессловесная».
Именно так работал Тонино Гуэрра, который с Феллини писал, как Феллини, с Ангелопулосом, – как Ангелопулос, а с Тарковским – как Тарковский. Полностью растворялся в соавторе.
Образы-камни беспорядочно плавали как бы сами по себе, а потом цемент застывал, и камни оказывались именно там, где нужно, образуя прекрасное здание. Кто дал образы, из которых построено это здание? Режиссер. А кто вытащил эти образы из его головы, расставил их в нужном порядке и скрепил цементом? Сценарист.
Итак, вот четыре роли сценариста в сценарной группе. Кого из них предпочтительнее взять в команду? Всех четырех. Подчеркиваю, это не четыре темперамента, это именно роли.
Стоит собрать в одной комнате четырех или более сценаристов, как каждый из них начнет выполнять одну из этих ролей. Кто-то подходит для своей роли лучше, кто-то хуже. Если это понимать, выстраивать работу в группе с учетом этих ролей, распределяя служебные обязанности соответственно, то значительно повысится продуктивность группы.
Скажем, группа, в которой руководитель – слушатель, редактор отвечает за «библию», творец пишет поэпизодники, а работяга – диалоги, будет более продуктивна, чем группа, в которой руководитель – творец, работяга является хранителем «библии», слушатель пишет поэпизодники, а редактор строчит диалоги.
5. Стадии жизни творческого организма
Жизнь творца начинается не тогда, когда выходит в свет его первая книга или открывается первая выставка, а в тот момент, когда он видит или слышит то, чего не видят и не слышат другие. Ребенок, который кричит «палка-скакалка», либо, высунув от усердия язык, рисует на песке домик или машинку, – уже творец. Пусть это будет первая и последняя выхваченная им из ноосферы рифма или картинка. Путь мастера начинается с первого шага. Эта стадия – младенчество. В этот момент малыш не осознает то, что он делает, и не всегда видит разницу между нарисованной и настоящей машинкой.
Вторая стадия – детство. Творчество осознается как творчество. Маленький человек уже понимает, что он делает. Он знает, что рисунок – это рисунок, а стихотворение – это стихотворение, пусть и не имеет представления о перспективе или стихотворных размерах.
Третья стадия – юность. На этой стадии творчество становится страстью, смыслом жизни, упоением в бою. Творец учится и понимает, что он учится. Он пишет, рисует, музицирует взахлеб, немедленно пуская в ход каждый только что освоенный прием. Он не согласен мириться ни с какими пределами, будь то пределы данного ему таланта, выбранного вида искусства или законов природы. Это время, когда невозможны компромиссы: победитель получает все – или пусть мир погибнет. Творец в это время, как отвязавшаяся пушка на палубе, никем не управляем. Он мчится от поражения к поражению, не отличая их от побед. Никто не знает, где он окажется в следующий момент, и меньше других – он сам. Он не понимает себя сам и не дает себе труда понимать других.
Когда наступает зрелость, творец знает свои цели и знает, какой результат он хочет получить. Выдача «творческого продукта» становится стабильной. Творец осознает свои границы и возможности. Накопив жизненный опыт, он теряет скорость и силу. Он становится по-хорошему предсказуемым. У него появляется терпимость к чужим недостаткам, он начинает прислушиваться к другим людям и проявляет большую склонность к компромиссам. Его жизнь становится упорядоченной, работа – систематичной. Он оценивает прелести консерватизма. Он не начинает бой, если не видит победы. Но если он берется за дело – то всегда доводит его до конца. В это время происходит переоценка собственного пути, и иногда автор переписывает свое раннее творчество или отказывается от него. Не всегда в пользу этого самого творчества.
Обычно после зрелости наступает период признания. Это время, когда творца начинают понимать окружающие. То есть некоторая известность, а то и даже слава могут прийти к нему и раньше – в юности или даже детстве, но всеобщее понимание того, что и зачем на самом деле делает творец, всегда приходит позже. Не все творцы доживают до этого времени. Ноте, кто доживает, могут некоторое время наслаждаться плодами своих более ранних трудов. Призы, премии, почетные титулы и должности – вся эта приятная мишура приходит при жизни. Что же касается собственно творчества, здесь начинается застой. Еще можно доделать начатое некогда, можно сделать что-то небольшое, но очень редко в этом возрасте удается начать что-то масштабное.
Реже удается довести это масштабное до конца, и еще реже из этого масштабного получается что-то путное. На один «Страшный суд», написанный в этом возрасте, приходится с десяток «Утомленных солнцем 2». Нередко на этом этапе предпринимается попытка сварганить «опус магнум» – итоговое, давно выстраданное и выношенное. Благо, ресурсы и возможности к этому времени имеются. Но вот запас молодой энергии отсутствует, как и свежий, незашоренный взгляд. В лучшем случае получается подведение итогов, обобщение, повторение и закрепление пройденного, как в «Фаусте» или «Братьях Карамазовых», в худшем – самопародия.
Душераздирающее зрелище – художник, переживший себя. Если ему еще не окончательно отказывает вкус, то у него остается способность оценить талант в других. И он начинает этих других люто, бешено ненавидеть. Начинается борьба за нравственность, за патриотизм, против мата и обнаженки – словом, против молодости и таланта. Престарелый творец, не готовый смириться с собственным поражением, начинает искать врагов снаружи. Он может натворить много бед и причинить много вреда. Один злобный завистливый старик способен уничтожить целое поколение молодых творцов.
Иногда перед смертью наступает период «чучела»: творец либо погружается в свою личную жизнь, выращивает помидорки, внуков или торгует рабами и о своем бурном творческом прошлом не вспоминает. Либо он существует как творец номинально. Ничего нового, упаси господь, не пишет – разве что никому не нужные мемуары. Зато любит появляться в президиумах. Надевает ордена, пиджак времен покорения Крыма и сидит-молчит. Иногда дает интервью, в которых повторяет одни и те же старые байки. Так он может прожить лет тридцать, не принося никому ни пользы, ни вреда. В общем, чучело и чучело.
Наконец наступает смерть-избавительница. Смерть – очень важный момент в биографии творца. У какого-нибудь сантехника или банкира в момент смерти все заканчивается, а вот у творца обычно начинается самое интересное. В момент смерти его биография обретает цельность. Набор текстов закрывается. По понятным причинам новых текстов не появится. Не появится и новых прижизненных редакций старых текстов – и в некоторых случаях это очень важно и благотворно для наследия. Иные резвые старички любят шаловливыми своими ручками поправить свои кривые, но энергичные юношеские вирши. И после этого начинается внимательное, растянутое на столетия, изучение наследия. Если, конечно, есть что изучать и то, что есть, достойно изучения.
На каждом этапе у творца могут возникать трудности. На каждом этапе – разные. Совет «В любой непонятной ситуации пишите больше и изучайте старых мастеров» срабатывает не всегда. Вернее, на каждой стадии нужен свой помощник или наставник, который дает советы определенной направленности. Если такого помощника нет, творцу гораздо труднее самостоятельно преодолеть кризисы этапа, и он становится менее результативным.
Казалось бы, с младенца спрос невелик – пишет как дышит. На этой стадии задача наставника – помочь своему подопечному осознать реальность. В это время понимание отличия красного фломастера от зеленого может стать огромным открытием, полностью меняющим картину мира. Очень важно в этом возрасте почувствовать сам процесс творчества. Ребенок быстро теряет интерес и переключается с одного занятия на другое. Иногда бывает достаточно заставить его самостоятельно убрать фломастеры в коробку после того, как он порисовал, для того чтобы он осознал границы процесса творчества.
В детстве важно привить будущему творцу навык систематической работы. Даже взрослому сложно заставить себя ежедневно хотя бы сорок минут рисовать вазу или играть гаммы. А уж для ребенка это настоящая пытка. Можно превратить это в игру, можно поощрять или наказывать. Нужна очень внимательная и кропотливая работа с мотивацией. Хочешь выступить на Новый год – садись, учи сольфеджио. Хочешь нарисовать космический корабль – садись, рисуй вазу. Не мытьем, так катаньем – нужно приучить творца к систематическому труду и при этом не отбить на всю жизнь охоту к творчеству. Это главная задача в детстве.
Юность не признает авторитетов, в то же время страстно ищет наставника. Юный творец готов в одну секунду и сотворить себе из наставника кумира, и, разочаровавшись, сбросить его с пьедестала. Наставнику в это время приходится нелегко. С одной стороны, он должен дать юноше знания и навыки, с другой – он понимает, что любое знание, любой навык, с которыми юноша не согласится, будут отвергнуты. Нужно проявлять терпение и такт, чтобы быстро менять задачи и, подстраиваясь под настроение подопечного, провести его через все испытания и смертельные опасности творческой юности. Нужно показать ученику результат, который он может получить, а затем провести его через все необходимые процессы, не теряя из виду результат.