Так значит, все-таки диктатура лучше?
Тоже нет. Есть писатели, которые навели в своей голове полную диктатуру. Они работают положенное время и пишут каждый день положенное количество страниц. Если они заканчивают сценарий за полчаса до окончания рабочего дня, они тут же начинают следующий.
Они не любят демократию, и у них нет времени послушать голоса в своей голове. Они слышат только один голос, который гонит их вперед – выполнять одно и то же когда-то принятое решение. И понятно, что качество этого решения постоянно истончается. Также как любая диктатура неизбежно ведет страну к разрушению, диктатура в голове ведет писателя к его самоуничтожению в качестве творческой единицы. При сохранении количества качество его текстов резко снижается.
Что же делать? Разве можно примирить в своей голове и диктатуру и демократию?
Нужно. Нужно научиться переключать себя из режима демократии, когда вы слушаете все голоса в своей голове, в режим диктатуры, когда вы слушаете только один голос. До того момента, пока вы не приняли решение, что и как писать, вы – демократ. Вы слушаете все голоса и делаете пометки – что взять на вооружение, а что нет.
Таким образом вы формируете базу для принятия решения. Набор вариантов, куда вы можете двигаться. Затем вы принимаете решение, что и как будете писать. И затем вы переходите в режим диктатуры, отменяете гласность и начинаете писать, не отвлекаясь на голоса.
А что если вы идете не туда, а голос вам кричит, пытаясь предупредить о тупике? Что делать? Игнорировать его, как полагается диктатору, или остановиться и выслушать, как это сделал бы истинный демократ?
И вот тут выясняется одна неожиданная вещь. Есть люди, склонные к диктатуре в своей голове, и есть люди, склонные к демократии. У одних не очень получается слушать голоса, а у других не очень получается эти голоса затыкать. И как вы ни пытаетесь прокачать недостающий навык, у вас это не получается.
В этом случае нужно искать помощь извне. Если вы диктатор, надо искать соавтора-демократа, который станет подкидывать вам идеи, которые вы затем будете осуществлять. Если вы демократ, склонный к выслушиванию голосов, вам нужен диктатор, который будет брать вас за шкирку и усаживать за работу. Это может быть коллега-соавтор, может быть редактор, режиссер, продюсер, наставник – кто-то, кто возьмет на себя функции, которые никак не даются вам.
Раз уж мы начали с политики, вспомните, как импортированные демократии поднимали отстающие страны, разрушенные диктатурами. И как в эпохи безвластия появляются лидеры, которые берут на себя ответственность за выполнение непопулярных решений.
Если вам недостает лидера – откройте ему ворота. Если вы чувствуете, что высушили ваши мозги диктатурой – пригласите демократа, который умеет выслушивать все голоса.
Приложения
Приложение 1. Литературная заявка
ДИП
Заявка
Жанр: исторический детектив
Формат: горизонтальный сериал, 12 серий.
5 февраля 1971 года. Москва. Ваганьковское кладбище. Возле одной из могил собираются люди в строгих серых костюмах. Они ставят рядом с оградой шесть фотографий в рамках, раскладывают перед ними цветы, зажигают свечи.
– Васильев, Стариков, Смирнов, Ласковой, Власов, Зябликов….
Напротив кладбища останавливается машина. Опускается боковое стекло. Кто-то фотографирует людей на кладбище. Один из них оглянулся и заметил машину.
– Они здесь, быстро, уходим!
Люди на кладбище поспешно расходятся в разные стороны.
Следующий день. Здание дипломатической курьерской службы МИДа на Кузнецком мосту. В кабинете начальника службы Антона Баунова двое – сам Баунов и молодой сотрудник Иван Нестеров.
– Вы ведь к нам пришли из спорта? – спрашивает Баунов. – Чем вы занимались в вашем клубе?
– Бег на длинную дистанцию.
На столе между ними лежат фотографии с кладбища: люди возлагают цветы к ограде, и среди них – Нестеров.
– То, чем мы занимаемся, тоже можно считать бегом на длинную дистанцию. Только наша задача немного сложнее, чем у спортсменов. Мы должны не просто дойти до финиша, а доставить вализу, которая нам поручена. Любой ценой. Вы понимаете?
Нестеров кивает.
– Что вы делали на кладбище?
Нестеров откашлялся:
– Отмечали день памяти дипломатических курьеров, погибших при исполнении служебных обязанностей.
– Вы знаете, почему он отмечается 5 февраля?
– 5 февраля 1926 года в поезде Москва – Рига на перегоне между станциями Икшкиле и Саласпилс произошло нападение на дипкурьеров Теодора Нетте и Иоганна Махмасталя. В результате этого нападения Нетте был убит.
Баунов задумчиво посмотрел в окно.
– Чтить память товарищей – важно. Но еще важнее – продолжать делать свою работу. Дело наше незнаменитое. То, что все дипкурьеры Москвы в этот день каждый год собираются возле могилы Нетте, где их могут увидеть и даже (кивает на фотографии) сфотографировать, – это угроза их повседневной работе. Мало ли кто завтра захочет перехватить ваш груз? Нельзя, чтобы вас знали в лицо. Это понятно?
– Так точно.
– Вализа, которую вы везете, – это частичка вашей родины. И защищать вы ее должны как родину, любой ценой. Только это важно. И все, что может помешать…
Баунов сгреб со стола фотографии и бросил их в картонную папку, убрал папку в стол.
– Эти снимки нам передали товарищи из КГБ. Мне поручено провести беседу с каждым сотрудником, который был на кладбище, и предупредить, что, если в следующем году вы опять туда придете, у вас будут неприятности.
– Так точно.
Баунов посмотрел Нестерову в глаза.
– А если не придете, я перестану вас уважать.
Ивану Нестерову 27 лет. За спиной десять лет спортивных побед и поражений. На стене в его комнате на Сретенке – целый иконостас медалей и дипломов. После разговора с Бауновым Иван снимает все награды и убирает в ящик стола. Нельзя жить прошлыми победами и поражениями, пора начинать новую жизнь.
Вечером приходит со смены его молодая жена Марина. Она работает медсестрой в поликлинике и ждет ребенка. Марина гордится тем, что ее муж работает в МИДе, и говорит, что ее коллеги ей ужасно завидуют. Она составляет для Ивана длинный список того, что он должен купить в своей первой заграничной поездке – ей чулки и помаду, себе рубашку и носовые платки, ребенку ползунки и соски. И еще визитницу для завотделением и кожаную сумочку для ключей – в подарок главврачу. Марина в поликлинике на хорошем счету: у нее и график посвободнее, и место неплохое – процедурный кабинет. Чисто и тепло, знай шлепай уколы целый день. Вот Марина и шлепает. Шлепает и напевает песенку: «Скакал кузнечик маленький коленками назад…» Иван терпеть не может эту песню, так она поет ее на работе. Пациентам нравится, между прочим.
Иван едет в Афины, которые дипкурьеры называют «наш универмаг». По традиции, именно сюда отправляют новичков – чтобы приоделись и выглядели в соответствии со своим статусом.
Однако на следующий день после разговора с Бауновым Иван узнает, что Афины отменяются. У его коллеги, который должен был лететь в Прагу, обнаружился гнойный аппендицит. Иван должен его подменить.
По инструкции, дипкурьеры, или, как они сами себя называют, «дипы», ездят всегда парами, причем всегда один сотрудник – новичок, а второй – старший и более опытный.
Иван знакомится со своим напарником. Это Алексей Васильевич Романов, улыбчивый и общительный старичок. Даже слишком улыбчивый и общительный.
Нестеров и Романов получают вализу – груз, который они должны доставить. На вид это обычный дорожный чемодан. Но под тривиальной кожаной обивкой скрывается стальной кейс с кодовым замком. Обычно «дипы» не знают, что везут. Но тут Романов шепнул Нестерову по секрету, что в чемодане – деньги, которые они должны передать в Праге представителям одного дружественного Советскому Союзу режима.
…За несколько дней до этого. В транспортной конторе, которая развозит мебель по магазинам, есть водитель. Зовут его Фома, фамилия Герасимов. Лет Фоме хорошо за пятьдесят. Снимает комнату на Никитских воротах, живет тихо, не пьет, баб не водит. На работе на хорошем счету: за двадцать лет ни одного прогула, ни одного больничного, легко соглашается на внеурочную работу и ночные смены. А надо сказать, что многие дефицитные товары в то время завозили по ночам – вроде бы для того, чтобы не отвлекать продавцов во время смены, а на самом деле – чтобы избежать ненужного ажиотажа.
Ночью после разгрузки, когда Фома присел покурить и перевести дух, сзади к его шее приставили нож и сказали:
– Дядя, давай сюда ключи.
Фома и глазом не моргнул.
– Зачем тебе ключи? Все равно на этой машине ты долго не покатаешься. Иди-ка ты лучше домой, парень.
– Ключи отдал, быстро! – грабитель терял терпение. Фома стрекнул в темноту окурок, звякнул ключами в кармане, повернулся и перехватил руку с ножом. Борьба длилась недолго. Послышался стон, на землю упало мертвое тело. Фома наклонился и посмотрел в лицо грабителя. Совсем молодой парень.
– Дурень, – в сердцах ругнулся Фома, рукавом стер с ножа отпечатки пальцев и залез в кабину.
Дело об убийстве 27-летнего дважды судимого за разбой Антона Гущина досталось старшему следователю прокуратуры Савелию Алексеевичу Мерецкову. Фронтовик, в войну служил в СМЕРШе. Вдовец, жена погибла на войне. Есть дочь, она замужем, с зятем у Мерецкова отношения сложные. Кажется, он плохо влияет на его дочь. Слушают западную музыку, кажется, даже почитывают что-то такое… отпечатанное на машинке. Ходят оба в джинсах. Разъедающий все вещизм. Не раз заводили разговоры о том, чтобы разменять квартиру и разъехаться.
Мерецков находит свидетеля, который видел, что в ночь убийства во дворе стояла грузовая машина, из которой грузчики выгружали ящики. Дальше – дело техники. Выяснили, в какой магазин привозили мебель. Подняли накладные – узнали имя водителя. И вот уже Мерецков в квартире на Никитских воротах, разговаривает с хозяйкой.