Принцип понятен? Вместо того чтобы долго и нудно объяснять зрителю, где герой находится и куда его нелегкая тащит, смело выводите персонажа-функцию. Он преподнесет кучу информации легко и непринужденно. Не в формате скучной лекции, а живыми диалогами, красотой собственной предыстории и забавным/странным, а то и мистически загадочным поведением.
Особенность такого персонажа – он практически не меняется в ходе повествования.
Кто сказал «арка героя»? Расстрелять.
Персонаж-функция нужен как носитель определенных качеств или источник конкретной информации.
Будь он смешной, трагичный или вообще никакой – он на втором или на третьем плане, где активность не требуется. Он может стрелять из эльфийского лука или размахивать боевым топором: вот и весь предел активности.
Как персонаж-функция выглядит в пьесе?
Самый простой вариант. Предположим, ваш герой шагает по просторам сказочной страны и хочет узнать – далеко ли королевский замок? Он выходит на сцену и спрашивает первого встречного – крестьянина в поле или путника с котомкой. И получает ответ:
– За третьим перекрестком налево и еще раз налево.
Иного способа узнать это у героя не было. И драматург вводит в историю кого-то говорящего, чтобы герой получил информацию. То есть персонаж-функцию в чистом и незамутненном виде. Подошел, сказал: «За третьим перекрестком налево и еще раз налево» и исчез навеки. Потому что больше он ни для чего неопытному автору не нужен.
Опытному он может еще не раз пригодиться.
Персонажи-функции были отлично разработаны во французской классической трагедии середины семнадцатого века. У драматургов другого выхода не было – как иначе объяснить зрителю происходящее, если нужно соблюдать пресловутое «единство места, времени и действия»?
Если бы современный автор писал трагедию «Гораций», не зная, что ее уже написал Пьер Корнель, ему бы пришлось тяжело. Нужно как-то объяснить зрителю, не знакомому с античной историей, что давние союзники Рим и Альба вступили в войну друг с другом, что войско альбанцев стоит у стен Рима и вот-вот должно разыграться решающее сражение.
А Корнель использовал испытанный и привычный зрителю прием. В то время драматурги активно разрабатывали нового персонажа – Наперсника и Наперсницу.
Эти устаревшие слова означают не просто друга или подругу, а скорее человека, который пользуется особым доверием, часто – подчиненного, слугу или секретаря.
Их задача – в самом начале спектакля в беседе с главным героем дать зрителю вводную. Когда Наперсник рассказывает главному герою вещи, которые тому давно известны, ТОГДА это никого не смущало.
Корнелевская Сабина прекрасно знает и про войну, и про грядущую битву, и то, что биться будут ее любимый муж и ее любимые братья. Но она позволяет наперснице Юлии все это рассказать, и сама в ходе диалога проговаривает в пространство то, что не первый год знает.
А далее у персонажа-функции есть три пути развития:
1. Так и остаться простой функцией, приспособлением для сообщения информации.
2. В эпизодах, где герой размышляет, подавать реплики, взяв на себя роль внутреннего голоса героя.
3. В эпизодах, где герой мучается, пытаясь сделать выбор, взять на себя роль авторского голоса.
В наше время этот персонаж действует не так прямолинейно. Но без него чаще всего не обойтись.
С ним не все так просто. Типаж в какую-то минуту может стать героем.
Что же он вообще такое?
Вернемся к «Властелину колец» и вглядимся в лицо Вигго Мортенсена, то бишь Арагорна. Думаете, герой?
Нет, киношно-литературный типаж.
Вспомним, когда создавался роман Толкина. Тогда в большой моде были шпионская литература и шпионские фильмы, драматурги сочиняли шпионские пьесы. Материал-то благодатный. Сама эпоха выковала типажи разведчика и контрразведчика, «нашего» и «вражеского». Усталый, проницательный, всего себя отдающий борьбе Арагорн – это «наш разведчик». Неизвестно, был ли знаком с такими людьми Толкин или же читал соответствующие книжки. Но даже одно из прозвищ будущего короля Элессара – Странник/Бродяга, полученное в то время, когда он руководил следопытами (!), как бы намекает…
В фильме невозможно передать полностью весь бэкграунд персонажа. Но и без него все понятно. Почему не герой? Мечом-то машет, победу вон одержал и на Арвен женился. А этому типажу как раз и положено победы одерживать и на красавицах жениться. Это у него в программе заложено, работа такая. Все с той же строгой мужской печалью в очах…
Типаж – это представитель своего социального слоя, своей страты. А страта – элемент социальной структуры, группа единомышленников, объединенных неким общим общественным признаком – имущественным, профессиональным, религиозным, каким угодно.
Каждое время создает свои типажи.
В лихие 90-е – извольте, крутой в малиновом пиджаке, который уже тогда воспринимался как карикатура.
В наши дни – айтишник, приросший к компьютерному креслу и питающийся исключительно заказной пиццей и дошираком. Или хипстер на самокате, который употребляет смузи и кашу из пророщенных зерен. Давно уже написаны пьесы, в которых присутствуют тот или другой, а то и оба сразу. Есть и устаревший типаж, его до сих пор беспощадно эксплуатируют эстрадные артисты: бабки в платочках, что сидят на лавочке у подъезда и перемывают кости ближним. Нынешняя бабка скорее уж зависает в «Одноклассниках» или Вотсапе с той же похвальной целью. Зато бабки на лавочке – это местный колорит для пьесы, события в которой разворачиваются двадцать лет назад.
И все же – почему, почему Арагорн не герой?
Вот сейчас я открою страшную тайну. Герой – это тот, кто принимает решения, от которых зависит развитие сюжета, да и судьба типажей с функциями – соответственно.
Принимает ли Арагорн решения? Нет, свои решения он давным-давно принял. Или их принимают за него, Элронд с Нарсилем/Андурилом, к примеру.
А кто же тогда решает? Малыш Фродо. Когда великий Совет постановил утопить-таки проклятое кольцо в вулкане, именно маленький хоббит вызывается нести артефакт к Ородруину. Он решает идти в одиночку, и – вдруг! – после всех испытаний решает присвоить кольцо. Вот это и делает его настоящим героем: внезапная непредсказуемость.
Фродо изначально – классический типаж «маленький человек». «Маленький человек» будет выполнять свой долг, охая и тоскуя по сочному бифштексу, выполнит и вернется в свой уютный домик.
Но Фродо – типаж, который, странствуя по сюжету, вырывается из предписанных рамок и становится полнокровным литературным, а после – и экранным героем.
Когда же происходит превращение?
Когда Фродо совершает поступок, не свойственный типажу.
Мы можем взять любой типаж из окружающей действительности и назначить главным героем. Но если он будет совершать только те поступки, которые ему полагаются по штатному расписанию, то так типажом и останется.
Итак, герой – тот, кто принимает решение, необходимое для развития и завершения конфликта. Или же никак не соберется, мучается и рефлексирует, а зритель в нетерпении ждет. Как Гамлет, который держит в неопределенности очень долго: быть или не быть, мстить или не мстить?
Рассмотрим на примерах.
Шекспир теоретиком не был, но как распределять обязанности между персонажами – знал прекрасно. Возьмем комедию «Много шума из ничего», о которой мы уже говорили в основном разделе. Герои – Бенедикт и Беатриче, от их решений зависит развитие сюжета.
Будут ли они ссориться, состоится ли их примирение?
Главное решение принимает Бенедикт – он признается в любви. А прочие персонажи?
Принц дон Педро – функция, он нужен, чтобы принять участие в комическом заговоре против влюбленных, а потом – чтобы своим легковерием способствовать интриге брата, дона Хуана. Дон Хуан нужен, чтобы злодейской интригой способствовать объяснению между Бенедиктом и Беатриче. А вот Клавдио и Геро – типажи.
Это пылкий и доверчивый влюбленный и воплощенная невинность, они из пьесы в пьесу тогда кочевали. Есть и другие типажи «комедии дель арте» – полицейский пристав Кизил и его помощник Булава. Сравните, к примеру, с популярным в советские времена фильмом «Труффальдино из Бергамо» по пьесе Гольдони «Слуга двух господ». Пылкий влюбленный? Сильвио. Воплощенная невинность? Клариче. Полицейский пристав?
Капитан гвардецев. Все на месте.
Посмотрим на «Вишневый сад» Чехова. Героиня, понятное дело, Раневская. Ей решать судьбу сада. Типаж – старик Фирс. А Лопахин – функция. Он нужен, чтобы погубить сад. Его задача – постоянная угроза гибели сада.
Режиссеры могут как угодно изощряться, но именно для этого и только для этого он нужен спектаклю.
Или возьмем, чтобы развлечься, пьесу Александра Гладкова «Питомцы славы». Другое название – «Давным-давно». По ней снят прекрасный фильм «Гусарская баллада».
Тут нас интересует один персонаж – поручик Дмитрий Ржевский.
Неспроста народное творчество утянуло его из фильма и сделало героем анекдотов. Жаль только, что в анекдоты попала только любвеобильность.
Кто такой Ржевский? Гусар, красавец, смельчак, хвастун, обожатель актрис, верный друг, вспыльчивый и отчаянный. Герой? Нет. Перед нами – типаж, созданный еще незабвенным Денисом Давыдовым: «Бурцев, ера, забияка, собутыльник дорогой!..» Что такое «ера»? Если верить словарям – озорной гуляка и волокита. Давыдов сам служил гусаром, и если в стихах преувеличил, то самую малость. Именно он создал тот типаж, который Гладков радостно взял в пьесу.
Да, Ржевский – типаж, отлично выписанный, в полном соответствии с эпохой наполеоновских войн, но важных для развития сюжета решений не принимает. Принимает решения героиня – Шурочка Азарова. И финал (между нами говоря – ненатуральный) целиком на ее совести. А Ржевский пьет шампанское, ухаживает за актеркой Луизой Жермон, честно служит в партизанском отряде, хвастается в мужской компании амурными победами, кидается на выручку «корнету Азарову».