– Златковская Элеонора Дмитриевна? – спросил на всякий случай Чайкин и показал ей свое удостоверение.
– Кто там? – послышался из глубины квартиры мужской голос.
– Это из милиции, – ответила Златковская.
– Из полиции, – поправила ее Екатерина Андреевна.
– Вы тоже оттуда? – спросила хозяйка, удивленно вскинув тонкие стрелки бровей.
– Это со мной, – поспешил ответить за Екатерину Андреевну Чайкин.
– Да, «это» с ним, – сказала Романова, бросив на Чайкина осуждающий взгляд.
– У меня полы чистые, – предупредила Златковская.
– Ничего, у меня бахилы, – отозвалась Екатерина Андреевна и извлекла из сумочки два синих комочка.
Размотав и разлепив бахилы, Чайкин помог сперва Екатерине Андреевне – натянул их на ее остроконечные лакированные туфли на толстом каблучке, затем надел бахилы на свои потертые кроссовки неизвестной китайской марки.
– Я вас слушаю, – сказала хозяйка, усадив гостей на диван и расположившись в кресле напротив.
– Я так полагаю, вы дома не одна? – первым делом поинтересовалась Екатерина Андреевна.
– А вопросы будете задавать вы? – вместо ответа спросила Златковская.
– Если позволите.
Златковская хмыкнула и едва заметно дернула плечом.
– Роберт! – позвала она.
В комнату вошел молодой человек с такими же черными, как у Златковской, волосами до плеч, густыми, сросшимися на переносице бровями и орлиным носом. На нем была черная футболка с изображением черепа и синие в белую полоску шорты. Он был босиком.
– Познакомьтесь, мой сын Роберт, – сказала Златковская.
– Очень приятно! – отозвалась Екатерина Андреевна.
– Здрасте, – сказал Чайкин.
В ответ Роберт буркнул что-то нечленораздельное и вышел из комнаты.
– Переживает, – поспешила объяснить странное поведение сына Златковская.
– Да, – вздохнув, согласилась Екатерина Андреевна. – Такая утрата! Скажите, пожалуйста, а вашему мужу перед смертью никто не угрожал.
– Не поняла. – Златковская озадаченно уставилась на Екатерину Андреевну.
– Ну, может, кто-то звонил, письма присылал? – вставил Чайкин.
– С чего вдруг такие странные предположения? Михаил умер от сердечного приступа.
– У него ведь стоял кардиостимулятор? – уточнила Екатерина Андреевна.
– Вот именно! Но, к сожалению, с его изношенным сердцем и кардиостимулятор не помог… И все же, почему вы спросили про угрозы?
– Так, значит, все-таки были? – встрепенулся Чайкин.
– Нет! – резко ответила Златковская. – А у вас, по-видимому, имеются какие-то сведения, о которых мне не известно?
– Нет-нет, – поспешно заверила ее Екатерина Андреевна. – Просто следствию необходимо отработать все версии – обычная процедура.
– Что-то не очень вы на следователя похожи, – с сомнением произнесла Златковская.
– Я частный детектив, – гордо произнесла Екатерина Андреевна.
– Ах, вот как! В таком случае попрошу вам немедленно покинуть мой дом. Еще частных детективов мне не хватало!
– Да, но я… – попытался возразить Чайкин.
– И вас тоже, молодой человек! Вы, видимо, тоже частный детектив?
– Нет, я…
– И удостоверение фальшивое.
– Позвольте!
– Уже уходим. – Екатерина Андреевна взяла Чайкина за руку и увела за собой в прихожую. – Если хозяева просят уйти…
– И чтобы больше я вас не видела! – крикнула Златковская, захлопывая за ними дверь.
– Ну и чего ты этим добилась? – сокрушался Чайкин, когда они оказались на улице.
– Того, чего мне было нужно – побывать в квартире покойного и познакомиться с его домочадцами.
Чайкин хмыкнул.
– Зря хмыкаешь. Где бы мы еще получили столько исчерпывающей информации?
– А ты думаешь, к ним еще никто не приходил? Да их уже раз десять навещали. Наверное. Во всяком случае, Завадский точно приходил вчера.
– И на каком же, позволь полюбопытствовать, основании? Вы же не поставили вдову в известность, что это было убийство и у вас даже есть подозреваемый.
– Мы решили, что это преждевременно.
– Ну, хоть на это у вас мозгов хватило. Так с чем же Завадский приходил к Златковской? Кстати, ты заметил, что фамилии у них похожи? И она такая же противная… Стоп! По-моему, такое уже было. У меня дежавю.
– Просто тебе в каждом противном человеке мерещится Завадский.
– Особенно если у него фамилия начинается на «з» и заканчивается на «кий»… Нет, ей-богу, было же! И, по-моему, тоже была женщина.
– Ну, я не помню, – отмахнулся Чайкин.
– Вот ведь старость! Склероз! Но ты-то молодой, должен помнить.
– Не помню, – повторил Чайкин.
– Ну и ладно. Так что по поводу Завадского?
– Он приходил сообщить Златковской что-то насчет безопасности, похорон…
– Вот! Ты даже толком не знаешь.
– А зачем мне знать всякие мелочи?
– Все состоит из мелочей.
– Ну и пусть. Тебе-то зачем понадобился этот визит?
– Ага! Интересно?
– Вовсе нет. Просто неприятно, когда тебя гонят чуть ли не поганой метлой, а ты даже не понимаешь почему.
– Она прогнала нас, потому как побоялась, что мы что-нибудь пронюхаем. То, чего она никак не хотела, чтоб узнали. Она ведь понимает, что частные детективы работают гораздо прилежнее ленивых полицейских. И не пытайся возражать! – воскликнула Екатерина Андреевна, заметив, как губы Чайкина обиженно надулись, прежде чем что-то изречь.
– Ну и в чем прикол? – буркнул Чайкин.
– Это у вас в отделе сплошные приколы, – парировала Екатерина Андреевна, – а мы ведем настоящее следствие. Или ты забыл, что до тех пор, пока не доказана вина обвиняемого, он всего лишь подозреваемый.
– Ты про Карпушкина?
– Именно. И пока подозреваемый остается подозреваемым, все причастные к делу автоматически тоже попадают в эту категорию.
– А при чем здесь вдова?
– Пока не знаю. Но ты видел их квартиру?
– Квартира как квартира.
– Э, нет! Пятикомнатная квартира почти в центре Москвы! Ты представляешь, сколько она стоит? А еще у них наверняка есть дача – в свое время всем известным артистам дачи давали. Ну и, смею предположить, сбережения тоже имеются. Видел колье на ее шее?
Чайкин пожал плечами.
– Как? – воскликнула Екатерина Андреевна. – Ты его не заметил? Бриллианты! Даже не решусь сказать, сколько там карат, но это стоит целое состояние! А сын? Ты видел этого сыча? Такое ощущение, что он весть мир ненавидит. А воспитание! Мой бог! Кто только его воспитывал.
– Мать, наверное.
– Именно! Какова мать – таков и сын. А у нее глаза алчностью так и пышут. Вот поэтому она и поспешила нас спровадить, чтобы мы чего-нибудь такого не заподозрили.
– Значит, опять корысть? Деньги? – разочарованно проговорил Чайкин.
– Ну, пока это всего лишь предположение, но весьма обоснованное. Стало быть, надо этих супчиков прощупать, последить за ними.
– Завадский не согласится. У нас ведь уже есть фигурант.
– Фигурант – не значит обвиняемый. Надо проверить все возможные варианты.
– То есть ты не уверена в том, что Карпушкин виновен? Но ты же сама настаивала на том, что он… Ревность и все такое.
– Ревность и все такое никуда не деваются и по-прежнему остаются убедительным мотивом. Но теперь у нас есть еще, как ты говоришь, фигуранты, и с ними надо тщательно поработать. Мы же не имеем права на ошибку, вдруг Карпушкин и впрямь не виновен.
– Я окончательно запутался, – признался Чайкин.
– Вот мы и займемся распутыванием этого клубка.
С утра погода стояла отвратительная, все планы Екатерины Андреевны отправиться в Екатерининский парк и попытаться что-нибудь разузнать рухнули. Она, конечно, горела желанием распутать дело с убийством артиста, но не до такой степени, чтобы подставлять свое хрупкое тело под беспощадные потоки воды, низвергавшиеся с неба.
Однако к обеду как будто распогодилось, и Екатерина Андреевна, накинув легкий плащ и прихватив зонтик, выскочила на улицу. У входа в парк копошились два извечных таджика: пожилой коренастый Сархат и молодой долговязый Анзур. Они шумно спорили, прыгая вокруг здоровенной картонной коробки, поставленной на старое шасси от детской коляски. Анзур настаивал на том, что коробку надо выкинуть вместе с находившимся в ней мусором. Сархат же, как более практичный, говорил, что коробка еще может пригодиться. Кричали они по-таджикски, поэтому для окружающих причина их спора оставалась загадкой. Но не для всех.
– Анзур, нест баҳс бо онҳое, ки калонтар ва оқилтаранд туро2, – строго сказала Екатерина Андреевна. – Старших надо уважать, и прислушиваться к их мнению, – добавила она по-русски.
Анзур потупил взор и нахмурился, а Сархат расцвел своей непревзойденной улыбкой, обнажив четыре золотых зуба.
– Ассалому алейкум, Екатрин Андревна! – пропел он.
– Здравствуй, Сархат! Здравствуй, Анзур! Ну, что у вас новенького?
– Ай, что новенький! – Сархат всплеснул руками. – Артист убивал, милиция прихадил…
Анзур что-то буркнул, продолжая глядеть себе под ноги.
– А? – переспросил Сархат.
Анзур вновь что-то пробурчал.
– Ай, без тебя знай – полиция. Защем мешаешь, кагда старший гаварит!
Анзур еще больше склонился к земле, казалось, еще немного – и он не устоит на ногах и клюнет носом аккурат между своих новеньких кроссовок, никак не сочетавшихся с пыльной полинялой робой.
– О, Анзур, у тебя новые кроссовки! – заметила Екатерина Андреевна.
– Вщера ходил, деньги тратил, – ответил за него Сархат. – Теперь работа одевайт, весь красовка испортить.
– Нищиго не испортить! Маи деньга, хащу – пакупать, хащу – не пакупать.
– Вот! Маладой, нищиго не панимайт. Деньга нада домой пасылать, мама, папа, дедущка, бабущка. А ты свой голова совсем не думайт.
– Ну что ты, что ты, Сархат! Молодым людям тоже хочется иногда побаловать себя, не все же на нас, стариков, работать, спину гнуть, – вступилась за Анзура Екатерина Андреевна. – Еще заработает и для папы, и для мамы.