– Опасность? «Опасность всегда существует для тех, кто ее боится», – процитировала Екатерина Андреевна и уточнила: – Бернард Шоу.
Врач скорой помощи взял Екатерину Андреевну под руку:
– Давайте я вам помогу.
– Вы что, собираетесь меня забрать?
– Вас надо обследовать.
– Что за глупости! Я совершенно здорова.
– Но вы же упали.
– Доктор, если бы я после каждого падения отправлялась в больницу, я провела бы там четверть жизни.
– Но вы же понимаете, в вашем возрасте…
– Спасибо, что напомнили.
– Теть Кать, ну правда, поезжай, пусть проверят. Мне так спокойнее будет.
– А о моем спокойствии ты не думаешь? Ладно, черт с вами, забирайте.
Чайкин протянул ей принесенную таджиками сумочку, в которой все осталось на месте, кроме найденного в микрофонной стойке выключателя.
– Так ты его видел? – спрашивал Завадский Сархата.
– Канешна, видел. Щерный такой, балшой, бистро-бистро полетел, шайтан-коляска.
– Понятно. – Завадский вздохнул и закрыл блокнот. – Я закончил, – сказал он Чайкину.
– Сейчас, – отозвался тот. – Теть Кать, ну все, давай. Я за тобой заеду.
Дверь «скорой» захлопнулась, и автомобиль, озаряя деревья лиловыми лучам и на всякий случай громко крякнув, покатил к выходу.
– Сан Саныч, – сказал Чайкин, – неужели это и вправду Иван Луков?
На следующее утро Ивана Лукова задержали. К подъезду дома, в котором он жил со своей матерью, подкатили сразу два полицейских автомобиля: легковой, из которого резво выскочил лейтенант Чайкин, а затем степенно выбрался капитан Завадский, и микроавтобус с двумя патрульными, вооруженными автоматами.
Алевтина поначалу ничего не поняла, но когда сообразила, в чем обвиняют ее сына, села на стул и тихо заплакала.
– Такое ощущение, что она все знала, – шепотом заметил Чайкин.
– Возможно, – согласился Завадский. – Останься здесь, допроси ее, а я пока побеседую с «шайтан-коляской».
Чайкин долго пытался разговорить Лукову, которая уже перестала плакать и только молча смотрела в одну точку.
Наконец она повернула к нему бледное лицо и сказала:
– Это не он.
– А кто? – опешив, спросил Чайкин, ему на мгновение показалось, что Лукова вот-вот сама признается в совершении ужасного преступления.
– Не знаю, – сказала Лукова. – Но он не мог.
– Подождите, – растерялся Чайкин. – Но, может, все-таки… Вы хорошенько подумайте. Мы будем вам очень признательны, если вы поможете расследованию. К тому же, если вам удастся убедить вашего сына во всем сознаться… Знаете, чистосердечное признание облегчает…
– Это не он! – неожиданно громко крикнула Алевтина.
– Он ведь вечером выходил на улицу?
– Выходил. Он каждый вечер гуляет.
– А вы были с ним?
– Нет.
– Тогда откуда же вы знаете, чем он занимался…
– Я знаю своего сына.
– Люди меняются.
– Но не до такой степени.
– Ошибаетесь. Всякое бывает. Сегодня он нежный, ласковый, послушный, а завтра – жестокий убийца.
– Но не мой сын.
– Ладно, Алевтина Захаровна, я чувствую, мы с вами сейчас ни до чего не договоримся, – сдался Чайкин и протянул ей протокол: – Распишитесь, пожалуйста, здесь. И зайдите к нам после обеда, часа в три.
– Хорошо, – сказала Лукова, расписываясь в протоколе, и из глаз ее снова потекли слезы.
– Теть Кать! – радостно крикнул Чайкин в телефон, выйдя на улицу. – Мы его задержали. Тебе надо будет подойти в отдел на опознание.
– Я, конечно, подойду, – неуверенно проговорила Екатерина Андреевна, – но мне кажется, вы слегка поспешили.
– Почему поспешили? А вдруг он скрылся бы? Тогда ищи ветра в поле.
– Вы нашли при нем выключатель?
– Нет, выключателя не было. Но сейчас Завадский его допросит, все как миленький расскажет.
– А если не расскажет?
– Обыщем квартиру. Теть Кать, не боись, найдем мы твой выключатель.
– Он не мой, Андрей. Он – улика, – сказала Екатерина Андреевна.
Через полчаса она уже входила в здание отдела полиции, здороваясь с дежурным, как со старым знакомым. Он даже не проверил у нее документы, а просто направил в комнату для допросов, где Завадский все еще пытался выбить у упрямого Лукова признательные показания.
– А вот и наша потерпевшая! – воскликнул разгоряченный, уже начинающий терять терпение Завадский. – Прошу, проходите.
Екатерина Андреевна подошла к столу, перед которым, низко склонив голову, сидел в инвалидной коляске Иван Луков, одетый в старый спортивный костюм и казавшиеся совсем новенькими кроссовки. Следом за Екатериной Андреевной в кабинет вошел Чайкин и приветливо улыбнулся ей.
– Ну, гражданка Романова, – официальным тоном произнес Завадский, – вы узнаете этого человека?
– Да, – ответила Романова.
– Очень хорошо! – воодушевился Завадский. – И при каких обстоятельствах вы с ним встречались?
– На концерте. В день смерти Златковского.
– Подождите! – растерянно проговорил Завадский. – А вчера вечером? Это он на вас напал?
– Этого я утверждать не могу. Там ведь темно было, к тому же тот человек был в капюшоне.
– Но коляску-то вы можете узнать?
– Честно говоря, для меня они все одинаковые, – призналась Романова.
– Та-ак! – протянул Завадский. – Начинается. Может, хватит разводить тут политесы?
– Позвольте! – вскинулась Екатерина Андреевна. – О каких политесах идет речь? Вы вообще знаете, что означает это слово? Я вам говорю, что не могу со всей ответственностью заявлять, будто на меня напал именно он.
– А без ответственности?
– А без ответственности я не собираюсь обвинять человека, который может оказаться ни в чем не виновным.
Луков медленно поднял голову и посмотрел на Романову.
– Значит, вы отказываетесь давать показания? – прогремел Завадский.
– Против него – да, – заявила Екатерина Андреевна.
– Теть Кать, подумай, – шепнул ей на ухо Чайкин.
– Можно, я задам ему вопрос? – спросила Романова.
– Вот еще! – вскинулся Завадский. – Если вы не желаете давать против него показания, прошу вас покинуть помещение.
– Как скажете, – хмыкнув, сказала Екатерина Андреевна и вышла из допросной.
– Черт! – выругался Завадский, стукнув кулаком по столу.
– А с ним что делать? – осторожно спросил Чайкин, кивнув на Лукова.
– Отведи его в камеру. То есть отвези. До вечера.
На выходе из отдела полиции Екатерина Андреевна столкнулась с Алевтиной Луковой, волокущей огромную сумку.
– Здравствуйте! – воскликнула она, узнав Романову.
– Добрый день! Куда это вы? – спросила Екатерина Андреевна.
– Вот вещи сыночку собрала…
– Вещи? – вскинув брови, переспросила Романова.
– Ну да, его же в тюрьму посадили.
– Послушайте, никто его пока никуда не сажал. Его просто задержали, а к вечеру отпустят домой.
– Откуда вы знаете?
– Уж поверьте, я в этом немного разбираюсь. У меня племянник работает в полиции. Ваш сын – инвалид, так что обязательно отпустят.
– А что же я тогда с этим… – Лукова посмотрела на сумку.
– Отнесите домой, – сказала Екатерина Андреевна.
– Спасибо, вы так добры.
– Ну что вы!.. А можно у вас спросить?
– Да, спрашивайте.
– Ваш сын разбирается в электронике?
– Конечно! Он, знаете, какой умный? Он и компьютер сам чинит, и сотовый телефон – на все руки мастер.
– Ясно, – проговорила Екатерина Андреевна. – Вы вот что, пока не торопитесь относить сумку домой.
– Почему?
– Так… на всякий случай.
Очень не хотелось верить, что нападение на нее, а значит, и убийство Златковского совершил Иван Луков. Но постепенно все начинало говорить именно за это. Однако Екатерина Андреевна не спешила делать окончательные выводы, она хотела еще кое-что прояснить и отправилась на квартиру электрика, который по-прежнему сидел за решеткой как основной подозреваемый.
Карпушкина встретила Екатерину Андреевну в узкой, заставленной коробками прихожей. Дверь она открыла, даже не спросив, кто там. Просто открыла и, мельком взглянув на посетительницу, сказала:
– Входите.
– Добрый день, Зоя Васильевна, меня зовут Екатерина Андреевна, и я занимаюсь…
– Я вас помню, – не дослушав вступительную речь Романовой, сказала Карпушкина.
– Очень хорошо! – обрадовалась Екатерина Андреевна. – У меня к вам несколько вопросов, если позволите.
– Чай будете? – спросила Карпушкина.
– С удовольствием, – ответила Екатерина Андреевна, хотя на самом деле обстановка этого мрачного жилища совсем не располагала к чаепитию.
Ничего не говоря, Карпушкина повернулась и пошла на кухню. Екатерина Андреевна, бросив взгляд на грязный, затоптанный пол, решила обувь не снимать и направилась следом за хозяйкой.
Карпушкина налила гостье жиденький чай в потемневшую от частого использования и потому выглядевшую крайне неаппетитной чашку. Затем налила чай себе и села напротив Екатерины Андреевны, глядя в стол.
– Боже! У вас трехпрограммник! – воскликнула Екатерина Андреевна, увидев на низеньком, покрытом клетчатой клеенкой древнем холодильнике пожелтевшее от времени радио.
– Не работает, – со вздохом сказала Карпушкина.
– Хотя в наше время новости, как правило, узнаешь из телевизора.
– У нас нет телевизора. Точнее, есть, но старый, сломанный. Семен взялся его чинить, разобрал, а собрать не смог.
– Странно, – удивилась Екатерина Андреевна, – он же электрик.
– То-то, электрик. Вот ежели что такое… чайник, например, уже три раза чинил, – сказала Карпушкина, показывая на допотопный алюминиевый электрочайник, – плиту ремонтировал, розетки менял. А телевизор не может.
– Вот это уже любопытно, – задумчиво пробормотала Екатерина Андреевны и машинально хлебнула из чашки безвкусный чай.
Выйдя на улицу, она сразу же принялась звонить Чайкину:
– Алло, Андрей? Электрика надо отпускать.
– Что?! – взревел Завадский и так резко подскочил, что кресло, на котором он сидел, подпрыгнуло и перевернулось. – Отпустить? Чайкин, ты рехнулся? Или… Ну, конечно! Кто бы сомневался! Уж я-то знаю, откуда ветер дует. Нет!