Вот черт.
— Эй, Брэндон!
— М-м-м? Ты еще здесь? — рычит он.
— Ты в порядке?
— Буду, если ты уберешься, наконец, отсюда, — беззлобно фырчит он.
— Да. Ой, извини меня.
Я срываюсь с места и кубарем качусь по тропинкам, не обращая внимание на студентов, спешащих на занятия. Сегодня я прогуляю одну лекцию по умственному труду — заменю его физическим. Мне срочно нужно добраться до машины, где хранится женская одежда и коньки, чтобы переодеться как можно скорее.
Если я заставлю Брэндона ждать, не знаю, что он со мной сделает….
#Мысли Брендона
Иисус воздушный! Я точно буду гореть в аду. Никогда бы не подумал, что объятия парня могут подарить мне столько восхитительных эмоций. У меня все внутри перевернулось, запело чертовыми птицами и взлетело искристыми разноцветными бабочками, когда Кэн вдруг решил погладить меня по голове и дружески обнять. Никогда не ощущал ничего подобного. Неужели…я…перехожу в дивизион тутти-фрутти?
Я поднял голову наверх и едва не завыл от ужаса перед открывающимися перспективами.
Мне до боли хотелось вырвать себе волосы, к которым прикасался этот парень, что пахнет так приятно и сладко; выколоть себе глаза, которые смотрят на него и отмечают его хрупкость и ранимость, а после — вырвать из грудной клетки сердце, в котором этот малец успел поселиться со своим чувством юмора, своевременной поддержкой и легким характером.
Ну зачем, зачем он решил остановиться в нашем доме, зачем чертов Дэн разрешил ему это и зачем Лэндон встал на сторону, защищая выбор Дэна?!
Лучше бы они выгнали его в первый же день. А теперь, поди ж ты, приняли в друзья.
А если они заметят, какими глазами я смотрю на него? А если он сам заметит, что я иногда сам ищу случайной встречи?
Нет, это ненормально.
Это неправильно и очень и очень ненормально. Самое смешное, что к девчонкам интерес-таки не пропал, я продолжаю все эти упражнения с Сэнди, и Брэнду так и не бросил. Все вроде бы как обычно, но…
Ооо нет.
Я влип. Точно влип по самую макушку.
А тот случай на кухне? В темноте, когда были видны только его горящие глаза, и если прикрыть веки, то чувствуется только тепло тела, сладковатый цветочный аромат и мягкость и податливость, что буквально исходит от него? Я тогда думал, что сорвусь с катушек, плюну на все и вся и сделаю то, что недавно приснилось мне в страшном и ужасающем сне. Вернее, сам сон был вполне себе ничего: яркий, образный, интересный. Но что именно там происходило — было как раз-таки страшно и ужасающе. Там я притягивал его к себе, покрывал поцелуями лицо и слушал, как внутри нарастает счастливый смех. Он разрастался волнами, и в конце концов затопил всю реальность, и мне не оставалось ничего другого, как прильнуть к его губам.
А тот день, когда я учил кататься его на роликах? Мы были только вдвоем и можно было не стесняться, смотреть в глаза и болтать всякую чепуху, которую не скажешь девчонкам, или парням…
Бо-же. Иисусе.
Мне нужно срочно взять себя в руки. Просто все дело в том, что Кэн немного похож на девочку. Все эти увлечения шмотками, учеба на факультете магической одежды, смешные реакции — например, желание похлопать в ладоши или обнять в поддержке, если нет настроения. А когда твой друг, с которым ты проводишь довольно много времени, похож на девочку…это…
О-о-о, нет. Я не тутти-фрутти, точка. И никогда не стану им.
Подхватываю рюкзак с земли и бреду к ледовому городку. Сейчас у меня начнется занятие с этой черепахой, и, надеюсь, что мы быстро закончим. Потому что завтра — игра с Йеллем, и не хотелось бы тратить время зря.
Лучше пропустить несколько лекций, но отработать удар левой с пятой базы, он, мне кажется, все еще хромает после летних каникул.
Застегиваю бомбер, коньки, натягиваю перчатки. Выезжаю на лед. Его хрупкость тут же отдается во мне силой. Как заклинатель льда, лучше всего я чувствую себя рядом с водой, а в ледовой коробке — и подавно…
Развожу руки в стороны и буквально лечу, едва касаясь остро заточенными лезвиями поверхности. Это чувство полета, свободы насыщает меня с головы до ног, дарит ощущение покоя и уюта. Именно лед помог мне справиться с потерей мамы, когда я был малышом. И лед же забрал ощущение одиночества после того, как отец отдалился.
Можно сказать, что только тут, на льду, я становлюсь по-настоящему живым и могу стать собой, потому что только лед принимает меня таким, каков я есть.
— Эй, Кромби, — слышу сзади. Медленно оборачиваюсь. Так и есть — черепаха пришла. Сверяюсь по часам — почти вовремя.
Она смешно передвигает ногами, обутыми в мужские коньки. Они смотрятся немного нелепо на ней, и даже, кажется, большие по размеру.
— Привет, Кромби. Долго будем кататься?
Смериваю ее с ног до головы. Сегодня Кэндис одета в удобные с прорезями джинсы, коралловый пуловер с небольшим вырезом. На руках — белые перчатки, кажется, кто-то подготовился к тому, что придется много падать. Волосы девушка распустила, и они волной падают ей на лицо.
Какое-то чувство при виде ее начинает свербеть во мне, но я никак не могу разобрать, какое. Да и, признаться честно, не хочу.
Это просто раздражение: богатенькая девочка, которой захотелось прикоснуться к миру магии, и которая уговорила родителей разрешить учиться в академии, я видал таких.
Но на самом деле, мне становится не по себе, когда в движениях Кэндис я вижу намек на Кэна.
Так бывает, когда ты очень и очень сильно скучаешь по какому-то человеку, то видишь его отражение в других людях, кажется, что встречаешь в толпе и эта мысль меня ужасает.
Неужели я теперь пытаюсь разглядеть его в других девочках?
Иисусе.
— В течение часа.
— Долго, — комментирует она, шагая на коньках до меня.
— Конечно долго, — соглашаюсь с ней.
Делаю круг вокруг.
— Где достала коньки?
— Где достала, там уже нет, — грубит она и даже не смотрит в мою сторону.
— Я-я-ясненько. Ну, приступим. Выпрямись, зад — назад, плечи — вперед, делай шаги: сначала правой, потом левой.
Она барахтается на льду, и делает все совсем не так, как я говорю. К горлу начинает подступать раздражение. Завтра — игра с йелльцами. И как я готовлюсь к ней? Провожу время с блондинкой, которая мало того, что тупая, так еще и не слушается.
— Вперед! — ору ей в ухо и от неожиданности она прокатывается несколько сантиметров, думаю, что на чистом адреналине.
— Вот ты придурок! — кричит она и пытается замахнуться рукой. — Ты что делаешь? Остолоп! Бараньи глаза! Пугало огородное!
Закатываю глаза. Ну черепаха, она черепаха и есть.
— В общем, так, — не выдерживаю я. — Это — твоя половина льда, это — моя. Я не мешаю тебе, ты не мешаешь мне. Понятно?
Она отводит прядь с лица и удивленно хлопает густо накрашенными ресницами.
— Я все сказал.
Отъезжаю чуть дальше, беру в руки клюшку, достаю из кармана шайбу и встаю у разлинованного синими и красными полосками льда. Кэндис делает несколько шагов за мной, но тут же берет себя в руки, разворачивается и шагает на коньках, как в ботинках, дальше.
Не хочу даже и думать не только о том, какими словами она покрывает меня в душе, но и о том, почему я так груб с ней. Кажется, тот факт, что мне начинает нравиться Кэн, делает меня просто нервным по отношению ко всем другим людям.
Особенно к тем, которые отдаленно на него похожи.
#если папа контрол-фрик
Паркую розовый Кваттро Смарт подальше от таун-хауса парней и беру сумку с женскими вещами, рюкзак с книгами и тетрадями с лекций и устало бреду к дому.
Клянусь, если сейчас на меня упадет метеорит, я просто от всей души поблагодарю его за то, что даст мне покой хотя бы ненадолго! Это же надо придумать — целый час катания на огромных, просто нереально больших коньках.
Свои розовые я благоразумно оставила в машине — только в последний момент до ума дошло, что так Брэндон может догадаться: и Кэн, и Кэндис катаются на одинаковых коньках. Может быть, он, как все парни, не очень внимателен, но дураком его точно назвать нельзя.
И потому мне пришлось сворова…то есть, одолжить коньки в мужской раздевалке. Повезло еще, что там никого из хоккеистов не было!
Медленно добредаю до дома и вставляю ключ в замок. Проворачиваю раз, другой, третий, вхожу, и тут же замираю от ужаса и состоянию де-жа вю.
На пороге стоит и презрительно смотрит на меня сверху вниз мистер Кромби. Профессор кивает мне, и выходит широким шагом из дома.
— Что. Это. Было? — спрашиваю, скорее, сама у себя, но мне отвечает Дэн, вынырнувший из кухни.
— Это был мистер Кромби. Великий и ужасный заклинатель льда.
— Он приходил к Брэндону? — несмотря на страх перед профессором и запутанные чувства, которые я ощущаю к этому парню, думаю о том, что с удовольствием разобью мужчине лицо своими мелкими кулаками, если он как-то навредил своему сыну.
Дэн дожевывает кусок пиццы. Вытирает руки о футболку, а я в это время брезгливо-отвратительно морщусь:
— Нет, он с ним даже не говорил. Поставил видеокамеры на первом этаже, в коридоре второго и сказал, что завтра после игры с Йеллем мы должны сидеть дома, иначе нас ждет отчисление.
— А зачем — дома? — глупо переспрашиваю я.
— Так как — зачем? — Дэн не может удержаться и не ткнуть меня по-дружески локтем в бок, когда проходит мимо, и садится на диван, чтобы снова пропасть в виртуальной игре. — Он ловит духа, который у нас поселился.
— О нет, — стону я. — И что, он теперь будет наблюдать за нами?
Дэн смеется заливисто и от всей души.
— А ты-то чего боишься, стесняешься, тутти — фрутти? Никто не будет смотреть, как ты… ну…
Под моим яростным взглядом Дэн проглатывает скабрезность, которая могла сорваться с его языка.
— В общем, он сказал, что берет под свой контроль поиск духа, потому что он может угрожать безопасности академии магии.