нам проблем, так еще одна катастрофа намечается.
— Есть и хорошие прогнозы, хотя развал СЭВ я бы вообще не назвал катастрофой. Скорее, наоборот. Обузу страшную скидываем со своей шеи. Но вам виднее, не буду спорить. Прекрасная новость: в ближайшие 15–20 лет крупных военных конфликтов не ожидается. Можно смело сокращать армию в три раза, а закупки вооружений и в десять раз можно порезать. Все равно, техника устареет за двадцать лет. При этом научно-исследовательские и конструкторские работы наоборот можно увеличить — это копейки на фоне остальных трат.
— И это хорошая новость? Два миллиона безработных солдат и офицеров — куда их трудоустраивать? Тысяча оборонных заводов, часто градообразующих — их куда девать? Закрывать или на выпуск сковородок перепрофилировать? Тогда эти сковородки по цене будут, как из чистого золота.
— На вас не угодишь. То жалуетесь, что десятки миллионов рабочих рук теряете, то два миллиона безработных вам некуда деть. Вы уж определитесь.
— Остряк-самоучка. Разницу между квалифицированным работником с многолетним опытом и тридцатилетним мужиком без профессии надо объяснять? На кого будем переучивать бывшего прапорщика или майора-артиллериста?
— Ваша правда, не подумал. Но все равно, армию сокращать придется. Даже если сейчас проблемы возникнут, в будущем нам столько солдат в принципе не нужно. Техника усложняется, и срочнику её доверять уже нет смысла, а учить надо годами. Да и миллионные армии уходят в прошлое необратимо. Дроны, беспилотники, спутники, ракеты и артиллерия. Танки только для небольших локальных конфликтов нужны будут.
— Сокращение армии и оборонных заказов тоже требует политического решения. Совет Министров такие вопросы не решает. Будет воля Политбюро и ЦК — исполним.
В таком духе и прошла вся беседа. Я выдавал очередную страшилку, Предсовмина ругался, вздыхал и сообщал, что принятие решительных решений не в его власти. Извиняюсь за тавтологию. Единственная идея, которую он обещал обдумать и реализовать — увеличение доли строительных кооперативов. Эта мера, по его словам, способна связать пару миллиардов свободных денег, заодно простимулировать жилищное строительство и немного разгрузить очереди на квартиры.
О братских кавказских республиках вообще говорить не стал, вопрос выходит далеко за экономические рамки, и решать его надо уровнем выше.
— Неужели все так плохо? — поинтересовался генерал, когда мы выехали за ворота. — Трудно понять, когда ты всерьез прогнозы даешь, а когда откровенную лапшу вешаешь.
— Для профилактики лучше перегнуть с ужасами, иначе шевелиться не будут. А так все путём! Движемся в правильном направлении, только…
— Что только? Договаривай.
— Напрягает меня возрастающая неопределенность. Известный мне вариант истории уже не актуален, и с каждым днем расхождение с нынешней реальностью будет только возрастать.
— Что с того? Ведь именно этого мы и добивались. Изменить и предотвратить распад страны. Сделать так, чтобы твой вариант будущего, не самый светлый и прекрасный, никогда не наступил.
— Не об этом речь. Раньше мое послезнание давало нам серьезное преимущество и в тактике, и в стратегии. Почему все так гладко шло до сих пор? Потому что в моей памяти были все подсказки: и хронология, и все основные действующие лица, и мотивация сторон известна была, и многое другое. Сейчас ничего этого нет, осталось подсказки только стратегического уровня, долговременные тренды или некоторые крупные события из будущего. Причем, точность прогнозов и дальше будет снижаться со временем. Многие войны уже не случатся, или закончатся по иному. Появятся новые политики, а известные мне наоборот никогда ими не станут. И так далее и тому подобное.
— Это ожидаемо было. Не принимай близко к сердцу. Ты и так сделал очень многое. Да и еще сделаешь, — генерал весело подмигнул мне в зеркало заднего вида. — Какие твои годы!
— Не думал расстраиваться. Просто констатация факта. Надо создать новую аналитическую структуру.
— Зачем нам еще одно? Ты забыл, какое подразделение возглавляет товарищ генерал? Целое аналитическое управление. Этого мало?
— Не настолько я самонадеян, чтобы переплюнуть вашу контору. Наоборот, именно у вас и надо создать эту службу. На первое время достаточно нескольких человек. Все равно, пока нет нужных программ и компьютерных мощностей. Однако, начинать надо сейчас. Да и результаты нужны «уже вчера».
— Гы. Ты собрался учить офицеров КГБ, как правильно заниматься аналитикой? Считаешь, что их зря пять лет учили в спецшколе и в институте имени Дзержинского?
— Учиться новому никогда не поздно.
— Ну-ну. Чем должна заниматься новая служба?
— Изучением газет.
— Пфф! Повеселил однако. Изобретать велосипед — твое любимое занятие? Изучение вражеской прессы практиковалось российским Генштабом еще с девятнадцатого века. У нас в каждом посольстве таких баснописцев добрый десяток сидит. Отчеты прямо из местных газет переписывают целыми страницами. Дармоеды блатные.
— Все правильно. Только мы будем анализировать не иностранные газеты, а наши, советские! Впрочем, импортные тоже, но чуть позже, когда руки дойдут и время будет.
— Кхх-кх, — закашлялся от неожиданности генерал, и странно посмотрел на меня в зеркало, как на вампира, предлагающего перейти на овощную диету. — Рассказывай. Интересно стало, как ты обоснуешь эту невероятную идею.
— Идея самая обычная для следующего тысячелетия. В двух тысяча пятом работал я в избирательном штабе у одного местного политика, он потом мэром стал, затем губернатором соседней области, затем в Испанию сбежал, чтобы не посадили. Но не суть. Руководил компанией известный политтехнолог из Москвы, а я у него что-то типа советника по местным особенностям. Уху из осетрины организовать, икрой покормить, с нужными людьми свести…
— Все это очень интересно, но слишком долго и нудно. Если можешь, покороче.
— Нам еще час ехать. Успею рассказать.
— Чтоб тебе дышло поперек коромысла! Целый час твоего занудства после трех часов вашей беседы с Павловым даже архангел Гавриил не выдержал бы, а совсем не ангел. Не испытывай моего терпения.
— Ну и зря. Где вы еще узнали бы подробности из жизни провинциальных олигархов следующего тысячелетия. Короче, гуру маркетинга привез с собой методику обработки региональных СМИ на предмет изменения тенденций освещения предвыборной компании.
— Ну и?
— Любое решение в избирательном штабе противника обязательно отражается на подконтрольных ему СМИ. Причем заранее, даже если он нем публично еще не заявлено. Лишь очень опытные политтехнологи умеют купировать этот эффект. В большинстве случаев этого никто не делает, и можно предугадать действия противника.
— Абракадабра какая-то. Никто не будет предупреждать заранее газетчиков о своих планах.
— Как только решение принято, начинается целенаправленно меняться повестка дня, информационный тон и акценты, готовиться почва для основного события. Вот это изменение информационного поля и есть важный признак готовящегося наступления. Сами газеты понятия могут не иметь, что задумано, обычно их используют в темную на этом этапе.
— Все равно, непонятно, что именно мы должный обнаружить в советских газетах?
— Товарищ генерал, я вам поражаюсь. Любая республиканская газета — это рупор, который вещает от имени тех товарищей, которые этой республикой управляют. Надо лишь разобраться, о чем они вещают. Всякое изменение повестки дня должно привлекать наше внимание и анализироваться.
Эпилог
— Проходите товарищ Морозов. Присаживайтесь. Вот, вы какой, оказывается. Живой провидец, надо же. Наслышан о ваших заслугах.
— Спасибо, товарищ Лигачев. Всегда рад помочь родной стране.
— Обращайся по имени отчеству: Егор Кузьмич. Не надо скромничать. Председатель КГБ Владимир Александрович Крючков высоко оценил твою работу. И не только он. Товарищ Чаушеску просил передать личную благодарность и вручить высокую правительственную награду герою.
— Эээ. Служу Советскому Союзу! — немного растерялся я, поскольку понятия не имел как надо отвечать при награждении румынскими медалями.
Оказалось, что это не медаль вовсе. Орден Звезды Румынии второй степени из серебра с фианитами. Правда, радость оказалась недолгой. Вручили и тут же отобрали, отправили на ответственное хранение в закрома КГБ СССР. Пообещав выдать ровно через три года, уже насовсем. До того момента мне запрещено не только носить орден, но даже упоминать о награждении. К тому же, выписан наградной документ на Алекса Севера. Что вообще ни в какие ворота не лезет. Понимаю, что секретность и конспирация, но кто мне поверит с бумажкой на чужое имя?
Кроме звезды с каменьями мне оказалась положена премия в три тысячи румынских лей. Или леев? Сколько это в рублях — понятия не имею, как и то, каким образом мне её собираются выдавать. Чеками «Березки»? Так их вроде отменили во время компании по борьбе с привилегиями, еще при Горбачеве, а румынские фантики в «Березке» точно не принимают, только твердую валюту.
Впрочем, я отвлекся. Товарищ Лигачев снова заговорил.
— Пригласили мы вас, вот по какому поводу… Через две недели в Советском Союзе намечается военный переворот.
— Наконец-то. Давно пора!
Конец третьей книги