«О да. Содрал бы в миг. И платье вместе с ней. Была бы голая подо мной и готовая к ласкам – рабыня из дикого племени, пойманная в степи… Подмял бы под себя, раскинул нежные ноги, сжал груди и сладострастно вонзился в теплый и тесный дом…»
Ох ты ж… Комната поплыла у меня перед глазами, в бедрах все стянулось в тугой комок... Ненавидя нас обоих, я быстро настрочила.
«Ты опять?! Мне что, уже бежать в полицию?»
«Не волнуйся, бейб, это из Овидия, «Наука о страсти». Тогда были другие нравы».
Я медленно выдохнула.
«Так это у нас все по Овидию случилось, да? А я-то думала…»
«Именно что по Овидию. Прости, если напряг».
«Как интересно. Однако, советую быть осторожнее. А то может закончиться по Абеляру».
«По Абеляру? Это как?»
«Разве вы забыли? Его кастрировали, профессор. Простите, Доминус».
Он задумчиво помолчал. Потом все же ответил.
«Какой-то странный у нас секстинг получается, ты не находишь?»
«Какие отношения, такой и секстинг».
«Может, перейдем на латынь?»
«Валяйте».
Я была искренне шокирована, до какой степени оказалось легко говорить с ним на все эти неприятные темы сообщениями, да еще и периодически используя латынь. Словно это и не Мэйсон вовсе, а кто-то, кого я знала всю свою жизнь. Кто-то, кто не обидит и не причинит мне вреда…
«Ха!» – я дернулась от нового сообщения. – «Знаешь, как будет вагина на латыни?»
Я слегка закашлялась и бросила опасливый взгляд на соседей, в надежде, что никто не увидел, как я покраснела.
«Как?»
«Вагина».
«Кто бы мог подумать… Подозреваю, что пенис будет… пенис?»
«Удивительно, но нет. Фасцинус».
Мой телефон вдруг так резко вытащили из рук, что я даже заблокировать не успела.
– Ну-ка, ну-ка… Что тут у нас… – совершенно бесцеремонно старая профессорша принялась просматривать мою ленту сообщений, близоруко щурясь и пытаясь прочитать.
У меня даже челюсть отвисла от такой наглости.
– Вы… вы что делаете… – в полнейшей растерянности я оглянулась, пытаясь найти поддержку у окружающих – мы что в пятом классе, когда учительница имеет право подкрасться и вот так просто отобрать телефон?!
– Смотрю, что может до такой степени отвлечь ученицу от урока, что она не отреагирует на три оклика подряд, – наставительно ответила профессор Пульезе.
– Отдайте немедленно! – придя в себя, я попыталась отобрать у нее телефон, но бабулька оказалась шустрее. Так и не прочитав без очков ничего из нашей переписки, она засеменила обратно к доске. С облегчением я увидела, как телефон по дороге погас и теперь его надо было разблокировать, чтобы продолжать в нем копаться.
Но, по всей видимости, она и не собиралась. Или забыла про него – иди знай, что там в у нее в голове...
До конца урока я сидела как на иголках. Ничего больше не понимала – пропустила все спряжения неправильного глагола, который обещан был вернуться подарочком на экзамене.
Единственной мыслью крутилось – а если каким-нибудь образом телефон все же проверят? Заставят разблокировать? Вдруг есть какое-нибудь правило, о котором я не знаю? И, что еще ужаснее, вдруг профессор начнет слать сообщение за сообщением, не понимая, куда я пропала, и кто-нибудь увидит начала его сообщений даже без разблокировки?
Еле дождавшись свободы, я быстро собрала вещи в сумку, сбежала по ступенькам вниз и без всяких разговоров забрала у профессорши свой телефон, жалея только, что не сделала это раньше.
Быстрым шагом вышла из класса, зашла за угол, в неприметный закуток с дверью на пожарную лестницу, и тут же прислонилась к стене, проверяя, что мне там понаписали в мое отсутствие.
– Черт, вот ты где… – на меня словно вихрь налетел. Чуть с ног не сбил, ей богу…
– Профессор? – я с задохнулась в крепких мужских объятьях. – Что случи…
– Я напугал тебя, да? Идиот… – он сжал меня еще раз. – Прости, не знаю, что на меня нашло… Пооригинальничать захотелось… Оббегал все здание – у тебя номер класса другой в расписании стоит…
– Да что произошло?! – начиная сердиться, я отпихнула его – достаточно, чтобы рассмотреть обеспокоенное лицо. И не просто обеспокоенное – Мэйсон явно был в панике.
– Дай… выдохну… – уперевшись руками в стену вокруг моей головы, он несколько минут нависал надо мной, запыхавшийся и явно взмокший. – В общем… я снова накосячил, да? И ты окончательно решила меня послать?
Мои брови взметнулись наверх.
– С чего ты взял?
Он нахмурилась.
– Нет? А почему не отвечала столько времени? Я раз сто успел тебе написать за эти полчаса. И извинялся, и ругался, и клялся, что никогда больше не затрону эту тему… А ты… просто молчала?!
Ах вот оно что… Я хихикнула.
– У меня профессорша телефон отобрала. Прям как у школьницы.
Наблюдать за тем, как вытягивается его красивое лицо было сплошным удовольствием.
– Оу… То есть… я зря волновался? И выгляжу сейчас как влюбленный идиот лет эдак семнадцати?
Я неловко пожала плечами.
– Ну… ты заставил меня понервничать этим своим Овидием.
И не только понервничать – при мысли о «сжатых грудях» и «сладострастно вонзающемся домой» Мэйсоне по позвоночнику побежали мурашки.
Он сухо прокашлялся, явно не зная, куда глаза девать.
– Предлагаю сделку... Ты даешь мне стереть все мои истерические сообщения за последние полчаса – не проверяя их! – я же заглаживаю свою вину королевским обедом без единого приставания.
Нельзя, нельзя… - загудели в голове предупреждающие сирены – все как одна Ванессиными голосами на разные лады. Я зажмурилась, мотнула головой и попыталась их переубедить – если я начну читать истерические сообщения влюбленного Мэйсона, точно растаю и, вполне возможно, сдамся без боя.
А так… обед в дневное время? В людном кафе?
Почему бы и нет, собственно говоря?
Глава 16
Кафе оказалось рестораном, достойным пятизвездочного отеля – настолько роскошным, что мне и в голову не пришло бы, что в такой можно просто так зайти и пообедать – без предварительного заказа, смокинга или вечернего платья. Все время казалось, что ко мне сейчас подойдут и вежливо попросят на выход в моем бохо-прикиде – короткое холщовое платье поверх обтягивающих джинсов. Да и профессор выглядел простовато в рубашке без галстука и все в тех же джинсах. Еще и кожаную куртку прихватил, которая в дороге успела перекочевать на мои плечи.
И тем не менее нас никто и не думал выгонять. Наоборот – обслуживали не хуже самых крутых VIP посетителей. У меня даже сложилось впечатление, что Мэйсона тут знают – что было вполне вероятным.
Сам ресторан располагался в пентхаузе офисного здания недалеко от университета, в самом центре Манхеттена. Не небоскреб, но достаточно высокое здание. А главное, старинное – построенное еще в начале века. Учитывая нашу с Риком специальность, уже само это делало его особенным.
– Сюда надо в манто приходить и бриллиантах, – фыркнула я, когда преисполненный собственным достоинством официант удалился, приняв заказ.
Подняв бокал с белым вином, профессор почти без звука «чокнулся» с моим.
– Договорились. Подарю тебе бриллианты и манто для следующего похода. Какой мех предпочитаешь?
Я поморщилась.
– Никакой. Еще мертвых зверей я на себе не носила.
Он показал бокалом на куртку.
– На твоих плечах – мертвая корова.
О, не на ту напали, профессор! На этот аргумент я отвечать умела и очень хорошо.
– Корова – домашнее животное, которого без человека бы уже вообще не было. Полностью зависимое от нашей любви к стейкам, так же, как и курица. И мы от коровы зависим, потому что ею питаемся и пьем ее молоко – уже много-много столетий. А дикие животные, которых забивают только ради того, чтобы покрасоваться в их шкурах – это совсем другая история.
– Почему? – не понял Мэйсон. – Чем мех песца отличается от кожи коровы, которую ты сейчас носишь на себе?
– Ну, во-первых, это твоя куртка, а не моя, – резонно заметила я. – Я еще сто раз подумаю, прежде чем купить себе настоящую кожу. Но даже если бы и была моя – корова, с которой сняли эту самую кожу, умерла не только ради нее. Ее все равно бы убили и съели. А песец умер исключительно ради своей пышной шерстки. Причем, умер очень жестоко.
– Ишь ты какая гуманная! – усмехнулся он. – Посмотрим, как ты сейчас будешь поедать лобстера, которого сварили для тебя заживо в кипятке… Пальцы главное не съешь.
Я подавилась следующими словами, которые собиралась произнести.
– Лобстера?! Ты заказал нам… лобстера?!
Он даже отпрянул, настолько напряженно-угрожающим был мой тон.
– Заказал, конечно – ты же в прошлый раз так и не попробовала, на вечеринке... А что, разве не слышала? Ах да, мы же по-французски говорили с этим парнем…
Профессор и в самом деле сделал заказ для нас обоих, говоря с официантом-мавританцем на его родном французском – я ведь предоставила ему полную свободу действий в этом плане! Но я и представить себе не могла, что он закажет на обыкновенный бизнес-ланч какого-то там лобстера!
– То есть, ты хочешь сказать, что ради того, чтобы мы сейчас уютненько пообщались и вкусно покушали, бедное животное варится в кипятке живьем?
Мэйсон поежился и шумно сглотнул.
– Вообще-то про «живьем» - это я так сказал, тебя попугать. Говорят, они даже не чувствуют, как варятся… У них нервная система неполноценная…
– Бежим! – не слушая, я вскочила с места, хватая его за руку.
– Куда?! – он выглядел шокированным, однако позволил себя поднять, с удовольствием переплетая свои пальцы с моими.
– Спасать лобстера! Не чувствуют они… Их бы самих в кипяток, посмотрела бы я как бы они не почувствовали…
Тут надо сделать небольшое отступление и рассказать, что лобстеры всегда были моей особой, болевой точкой.
Нет, я отнюдь не была помешанной на экологии «зеленой», совсем не вегетарианка и до Греты Тумберг мне тоже ох как далеко. Но еще в детстве напуганная страшными историями о сваренных в кипятке несчастных раках и лобстерах, я не могла даже представить себе, как можно просто так взять и сожрать одного из них.