Слезы выступили из глаз, как я ни старалась их сдержать.
– От счастья, – уже почти ничего не видя, я притянула его за ворот пиджака и крепко обняла, зарываясь носом ему в волосы. – Как полная дура…
– Полагаю, что это твое «да», – пробормотал он мне в шею, заглушенный одеждой.
Я издала звук, средний между смешком и всхлипом.
– Правильно полагаете, господин барон. И чтоб ты знал, я плачу не от того, что ты вдруг снова оказался богатеем…
– Еще и титулованным богатеем, заметь.
– Вот и не из-за этого тоже!
– А отчего же ты плачешь, глупенькая? – он отстранился и смотрел на меня, улыбаясь, снизу вверх.
– Не знаю… – всхлипнула я. – Просто всё… всё так нереально… И ты на коленях, как принц… И это кольцо… и замок в горах… Сон какой-то… А вдруг я проснусь сейчас и все это пропадет, Рик? И мы снова в Нью-Йорке, и я безработная домохозяйка? Ущипни меня.
Он ущипнул, и тут я разревелась уже окончательно. Реально, как дурочка. Как маленькая мечтательная дурочка, попавшая вдруг в такую сказку, о которой даже и мечтать не смела.
– Идем, найдем нашу спальню – она должна быть уже готова. – Рик поднялся и потянул меня за руку. – Ну, ну, не плачь… – видя, что я никак не успокоюсь обнял и подержал меня еще несколько секунд. – Ничего никуда не пропадет… Вон кольцо какое тяжелое – чувствуешь?
Вытирая глаза, я кивнула и слабо улыбнулась в ответ.
– Да, увесистое… А зачем в спальню?
Он хмыкнул и потянул меня с веранды обратно внутрь помещения.
– Ну, тебе же кажется, что это сон… Думаю, надо ущипнуть тебя сильнее, – он демонстративно щипнул меня за мягкое место, заставляя громко ойкнуть. – И не только ущипнуть…
Я подумала немного и решила, что немного физиологических ощущений мне не помешает. Если это сон – точно проснусь.
– Как предохраняться будем? – деловито поинтересовалась. Мы все еще не использовали презервативы, каждый раз придумывая что-нибудь новенькое.
– Не будем.
Я замерла, вытягивая его обратно на веранду.
– Рик… Ты… уверен?
– Абсолютно. Тем более, у нас с матерью был уговор – она мне замок, я ей – внуков.
– А как же…
– Уже безопасно. Я узнавал.
– А яхта?
– Успеем. До лета в море не ходят.
– Рик…
– Да, детка?
Запыхавшись от быстрой ходьбы и разговоров, я остановила его уже посреди коридора и прижала к стене, выложенной красивым, хоть и грубым камнем. Поцеловала с размаху – горячо, страстно, так будто хотела приз выиграть на самый лучший в мире поцелуй.
Уставилась в его расширенные, потемневшие зрачки и спросила, чуть задыхаясь:
– Я уже говорила сегодня, что люблю тебя?
– Кажется… утром. Но я готов выслушать твое признание еще раз.
Я снова улыбнулась и медленно, по слогам произнесла. По-русски.
– Я тебя. Люблю. Как тебе такое?
Я видела, как он сидит на сайтах по изучению русского языка и знала, что поймет. И он, конечно же, понял – тем более, что это практически единственная фраза по-русски, которую знает девяносто процентов американцев.
Он повторил мои слова – правильно, но со смешным акцентом. Примерно так же смешно, как он по первости произносил мое имя - Снеджана.
– Скажи что-нибудь еще, – попросил, посмаковав фразу на языке. – Что-нибудь важное.
Я задумалась.
– Важное? Сейчас… погоди…
Подумала еще немного.
Вспомнила его недосемью, вспомнила все, что довелось ему пережить с его отцом и матерью, гуляющими в открытую друг для друга… Всю эту грязь и ненависть… интриги, которых не должно быть в семье, пусть и распавшейся…
И сказала – по-русски, видя, как глаза его вспыхивают от каждого моего слова, загораются настоящим, неподдельным счастьем.
– Я никогда не брошу тебя, Рик. Обещаю. Я всегда буду… твоей.
Эпилог
– Пусть будут две… ну, пожалуйста… пусть две, а не одна…
Как следует помолившись в обитый деревом потолок ванной каюты, я вздохнула и взяла дрожащей рукой палочку теста. На этот раз обычного – с полосочками, а не плюсиками-минусами…
Молиться было о чем. Вот уже полгода прошло после свадьбы, а мы с Риком до сих пор не заделали ни одного спиногрыза. Не получалось. Уже и паниковать начали, забегали по врачам, прошли кучу проверок – благо Германия под боком с самым лучшим в мире здравоохранением… И ведь ничего не нашли! Никаких отклонений – ни у меня, ни у него. Все отлично, все получится – говорили самые лучшие в мире светлые головы, продолжайте «работать».
А мы и работали – невзирая на страшную занятость с новой академией, невзирая на бесконечные светские приемы и банкеты, куда Рика приглашали, как новообретенного собрата по дворянскому сословию… И конечно же, невзирая на ремонт замка, который, казалось, никогда не кончится.
Уже готовы были плюнуть на размножение и зажить себе спокойно как временно бездетная пара. Запланировали наше путешествие по морям и океанам, купили на аукционе шикарную морскую яхту. Рик брал в перерывах между работой курсы навигации и скубадайвинга…
И вдруг, как гром среди ясного неба, во время визита к родителям в Россию, одна из моих кузин спросила:
– Слушай, а ты дни овуляции просчитываешь?
Я уставилась на нее, как пресловутый баран на новые ворота.
– Нет, конечно… А чего ее просчитывать? Четырнадцатый-пятнадцатый день после начала цикла. Когда ей еще быть-то овуляции? У меня и низ живота как раз в это время побаливает…
– Вот то-то и оно, – подмигнула кузина. – В редких случаях овуляция происходит куда как раньше. Иногда вообще – сразу же после месячных.
И она кинула ссылку на специальный приборчик, весьма похожий на тест на беременность. Обращаться с этим приборчиком следовало так же, как и с тестом, только результат показывал не беременность, а расположенность к ней женского организма – то бишь, время той самой, волшебной «овуляции».
И что бы вы думали? Я оказалось в том маленьком проценте женщин, которых нужно было отлавливать и тащить в постель почти сразу же после месячных! Не зная этой своей маленькой особенности, я могла забеременеть только случайно и на это могли уйти годы!
И вот, в первом же проверенном на приборчике цикле, в июне, где-то у берегов Новой Зеландии у меня случилась наконец долгожданная задержка. Уже не знаю, отчего мне так срочно хотелось забеременеть, но восторгов по этому поводу было – до небес! Рик же ходил серьезный и загодя не радовался – боялся сглазить.
– Ну, что там? – его силуэт появился в непрозрачном стекле ванной комнаты, и меня накрыло дежавю. Все как тогда, в Нью-Йорке, только молимся мы об обратном.
– Еще не посмотрела, – ответила, не в состоянии повернуть тест решающей стороной.
– Ну так, посмотри.
– А если там одна полоска, Рик?
– Если одна полоска… – он подумал. – Заставлю наконец тебя нырнуть.
Яхта угрожающе качнулась на волнах, словно подтверждала – заставит, еще как. Вот уже месяц я отмазывалась от сессии скуба-дайвинга, ссылаясь на то, что «а вдруг это вредно, если я беременная»? Вот теперь не отмажусь. Придется нацеплять все эти жуткие приспособления, учиться дышать в маске, похожей на космонавтскую…
Я вдруг поняла, что специально накручиваю себя, чтобы расстроиться от перспективы ныряния, а не от того, что тест может оказаться отрицательным. И рассердилась – что за клушество! Только недавно еще не думала ни о детях, ни о муже, мечтала, как стану профессором, буду исследовать письмена философов, улавливать скрытые связи и контексты, изучать исторические документы… Разъезжать по всему миру с бригадой коллег и студентов…
Нет, по миру-то я и сейчас разъезжаю – уже стран двадцать, наверное, имели честь предоставить нам свои причалы для швартовки. И библиотека у меня имеется – правда в онлайн режиме, и профессор в компании – свой, личный.
И все же, это не то. Я действительно стала другим человеком – желающим иного счастья, более тихого, спокойного… Мечтающего не о конференциях и залах, заполненных студентами, а о прогулках по песчаным берегам далеких островов. Не о баталиях в прокуренных кабинетах, а о степенных беседах, заседая на подушках и циновках с каким-нибудь вкусным кальянчиком…
Еще не хватало, чтобы ко всем этим переменам я еще оказалась клушей, помешанной на детях.
Нет, сказала себе твердо! Я заставлю себя радоваться жизни без того, чтобы записываться в вечные мамки!
– Рик, – позвала через стекло.
– Здесь, – тут же отозвался он.
– Я… не хочу пока проверять тест, – сказала и тут же быстро замолчала, понимая, как глупо это звучит.
– Эээ… почему? – он явно не знал, как на это реагировать.
– Я… хочу смириться с мыслью, что тест отрицательный, и только потом проверить. Давай подождем пару часов.
– Но…
– А пока я готова нырнуть с тобой, – поспешила добавить, чтобы он согласился. – Только неглубоко.
Это решило дело. Обрадованный, что наконец уломал меня, Рик позволил мне отложить тест в сторону – сказал, что это мое право – выбирать, когда на него посмотреть. Не знаю, как я сдержала себя, но я действительно не проверила. Аккуратно положила палочку на край ванны и даже не дернулась, когда увидела, что от очередного мягкого покачивания яхты, она уехал к краю и куда-то свалилась. Пусть. Потом подниму.
Вместе мы вышли из каюты-спальни – довольно просторной и комфортабельной – поднялись по трапу на верхнюю палубу. Тропическое, июльское солнце ослепило меня в первый момент, отражаясь от белоснежных поверхностей, и пришлось перевести взгляд на море – первозданное в своей сверкающей, бриллиантовой синеве.
Вдалеке, расплываясь в туманной дымке, высились какие-то острова, покрытые густыми джунглями, куда, по совету капитана, мы должны были пристать ближе к вечеру – пляжи там невероятные, песок просто как сахар…
Под натянутым балдахином, в лаундже уже ждал обед, но Рик, прошедший все полагающиеся курсы по нырянию с аквалангом сказал, что после еды нырять сложнее.
– Сегодня просто попрактикуемся… – говорил он, явно стараясь сдержать восторженное возбуждение. Но я видела в его глазах, как он рад оттого, что я наконец решилась. – И не волнуйся – даже если ты беременна, нырять безопасно до восьмого-девятого месяца.