Что это? Одним промыслом не объяснишь, если только тупо твердить: Божья воля. Нет, это далеко не так. Иначе не рождались бы от таких и обычных обывателей будущие нероны, гитлеры… Зачем? В чем Божья кара? Наказать человечество за его грехи? Так лучше не допускать их, это же легче, чем ни в чем не повинных младенцев обезглавливать во имя «сверхчеловека». Сейчас многое оправдывают. «Что сказал Заратустра», мол, он дал направление новой философии о «сверхчеловеке». Нет, никакого направления он не дал. Он лишь воплотил свои детские грезы о сильном человеке, каким он видел, прежде всего, себя, избиваемого сверстниками. Он возненавидел свою слабость, поставил на кон свою жизнь, доказывая, что есть, могут быть суперсильные духом и телом люди. Что они и только они могут править миром. И, как ни старайся, но стать ими могут только избранные. Опять тупик — избранные, значит помеченные Богом. Но не Ницше с его Заратустрой. Это всего лишь фразеологическая переделка о божественном начале в происхождении человечества. Но сколько бы ни пытались люди найти, хоть какие-нибудь факты этому, ничего не находили. Кроме неких легенд о божественных деяниях тех или иных исторических личностей, в книгах Ветхого Завета, Библии у христиан или Талмуде у иудеев. Можно все принять на веру, от этого легче жить, но не легче думать и мечтать. Вернее, человека, даже верующего до фанатизма, нельзя заставить не мечтать, не иметь желаний. И это факт, который никто и никогда еще не опровергал.
Исходя из этого, следует отметить, что Библия в целом, как и Ветхий Завет в частности, не что иное, как мечты человечества, высказанные желания быть тем, каким они видят себя в образе Бога. Чем это заканчивалось, также хорошо известно из истории человечества. Фараон Амон провозгласил себя Богом Солнца. Иван Грозный считал себя равным Богу. И еще множество персонажей человечества. Никто из них так и не смог стать тем, кем они себя возомнили. Хотя если следовать мифическим взглядам на эту проблему, то, строго говоря, они свою мечту воплотили в жизнь. Именно при их жизни они в глазах своих соотечественников выглядели именно теми, кем себя мнили. Исполнение желаний, как говорят у нас на Руси, свершилось. Но надолго ли?
Такое философское и столь длительное отступление связано с любопытными наблюдениями, которые чаще встречаются в студенческие годы.
Студенты — люди мечтаний. Кто-то мечтает о тарелке борща со сметаной, а ведь кто-то и о манне небесной, вдруг посыпавшейся на его кудрявую голову, не обремененную заботами о хлебе насущном. Голодный студент не мечтает завоевать весь мир, чтобы потом отъедаться в «Макдоналдсах», ему нужно что-то попроще, скажем, заработать где-то неплохие деньги, чтобы пойти и вкусно поесть вместе со своей девушкой. Другое дело студент, у которого в карманах полно дензнаков или карточка Visa на сто тысяч баксов. Мысли его далеки от жранья мидий и бокала вина, ему подавай экстрим. Он понимает, что может купить себе самую крутую тачку, ему отдастся за деньги любая красавица-проститутка. Да что греха таить — любая сокурсница с радостью залезет к нему в постель, только намекни. Но вот беда: скучно, скучно просто иметь «ферарри» или «порше», ему нужно большего. Адреналин — вот что ему больше всего хочется и о чем он мечтает. И девчонку, которая серой мышкой пишет свои конспекты на лекциях, не спуская восторженных глаз с профессора, а не с него. Того, у кого есть все, не то что у обшарпанного и вечно бедствующего профессора. И вот он — конфликт интересов, мечтаний и желания. Вот почва для будущих свершений и революций.
Савве Николаевичу вспомнился один персонаж его студенческих лет, к которому он относился негативно. Не потому, что завидовал, хотя было чему: красота, высокий рост, размеры бицепсов настоящего мужчины. И, кстати, не дурак. Окончив с золотой медалью школу, поступил в их институт без особого труда и учился хорошо, без напряга, как выражаются студенты. Он был грузином, и звали его Гиви. Савва Николаевич попытался еще раз вспомнить все, что связывало его с этим человеком, чтобы понять побуждения, двигавшие его поступки, а через них понять себя, свои поступки и дела. Хорошо это или плохо — вопрос непростой, но без анализа ошибок и успехов движение вперед немыслимо.
Память вернула Савву в шумные, трудные, но такие счастливые студенческие годы. А именно на пирушку в группе, где хороводил Гиви. Большой, под метр девяносто, с толстым выпирающим животом, подпоясанным широким ремнем с грузинским орнаментом, в красивой рубашке с открытым воротом, Гиви походил на преуспевающего иностранца. Сходство усиливалось пошитым по последней моде костюмом из хорошей шерсти, хорошо уложенной прической, светлым, незагорелым, как у многих грузин из простонародья, лицом. Белоснежные ровные зубы и орлиный нос. Хищный взгляд больших округлых глаз, подернутых пеленой тумана, привлекали внимание многих. Особенно лиц женского пола.
Савва прощал Гиви многое, но не любил его циничного взгляда, который раздражал и оскорблял его. И если была возможность, то непременно реагировал на слова и поступки Гиви, иногда очень даже своеобразно.
Как-то Сережка Ковалев, общий любимчик группы, увлекся рисованием шаржей на однокурсников. Рисунки выходили выразительными и очень похожими на изображаемые персонажи. По молодости всегда кажется, что любое внимание к твоей персоне — путь к признанию. Да, собственно, ничего не изменилось и в наши дни. Кто-то пиарит сам себя, кого-то за деньги раскручивают продюсеры как гениального музыканта, скульптора, архитектора… Каких только небылиц не сочинят про них, и вся эта несуразица выдается по телеящику как откровения их жития, как некогда святых. И героем может стать каждый, только плати бабки. Такие приемы были и раньше. Зато если дело касалось идеологии, то тут все как везде: мы, советские, лучше всех; будь то американцы, англичане, японцы или только-только набирающие политический вес китайцы в Красном Драконе. Радио и телевидение день и ночь долбили одно и то же — демократия возможна только при социализме, вандалы-американцы морят голодом Кубу, первую страну социализма в Америке. Савве вспомнился забытый анекдот, шепотом передававшийся друг другу в канун пятидесятилетия Октябрьской революции. Суть такова: спрашивает девушка парня, почему тот опоздал на свидание, а он решил погладить брюки, включает утюг, а из него: «Слава КПСС!» Бросил парень утюг и бежать.
Но речь сейчас о Гиви. Сережка Ковалев нарисовал на него шарж: большой толстый человек с орлиным носом, черной головой и большущим животом, подпоясанным ремнем, одним глазом нацеленный на толстушку-блондинку. Дело было на практическом занятии по философии. Шарж попал к Янке, девчонке, влюбленной по уши в Сергея. Та звонко рассмеялась. Преподаватель, еще молодой, но амбициозный кандидат философских наук, метивший на место доцента, оторвал голову от конспекта.
— В чем дело? — тихим, но властным голосом спросил он.
— Ничего особенного, Марк Иосифович. Это я вспомнила утреннюю телепередачу, — нахально врала Янка, состроив невинное лицо.
— Какую передачу? — не понял преподаватель.
— Ну, эту… утреннюю зарядку, — придумала Янка, не зная, что еще может идти по телику утром, кроме политики.
— И что же там смешного? — уже удивленно переспросил Марк Иосифович.
— Да то, что как можно заниматься гимнастикой и в таком темпе людям с лишним весом. Представила на минутку, что это Гиви.
Хохот разнесся по всей аудитории.
— Тихо, тихо, вы что? Что за дурацкий смех? Вы разве не понимаете, где находитесь? На кафедре марксизма-ленинизма! — сделал серьезное лицо преподаватель.
— Нет, нет, Марк Иосифович. Я не имела в виду здесь смеяться, это само собой получилось…
Янка старалась войти в роль девушки-простушки.
Глаза Янки вылупились, пышные с рыжинкой волосы падали на ее разгоряченное лицо, она их ловко смахивала пухлой ручкой, при этом стараясь подчеркнуть свою большую грудь, чтобы на нее обратил внимание Сережка Ковалев.
Сережка оценил юмор. Он тут же встрял в разговор:
— Марк Иосифович, а ведь правда! Вот в чем диалектика и сущность этой передачи? Представьте себе: утро, шесть тридцать, все еще видят последние сны. Гиви просыпается на груди красавицы-блондинки, включает телевизор, и тут на тебе — зарядка.
Невообразимый шум и хохот окончательно заполонили аудиторию, не оставив места для хмурой осенней погоды за окнами и той идиллии, о которой вещал преподаватель, сам не веривший в реальность произносимых им речей.
Вскочил со стула красный, напыщенный Гиви и грубым голосом с грузинским акцентом, произнес:
— Трээбую извинэний…
Словно черт дернул Савву за язык, и он брякнул:
— Что, Гиви, правда глаза режет?
— Ты… ты! Картошки объелся, сэди, еслэ тэбя не касается, — бросил огненный и злой взгляд Гиви на сидящего за соседней партой Савву.
Но Савву не так-то просто было заткнуть за пояс, и он отреагировал мгновенно:
— Гиви, да у тебя гипервитаминоз, ты, наверное, переел дешевых мандаринов, вот и взвинтился!
Савва нанес удар ниже пояса. Для всех грузин того времени самым большим оскорблением было уличить их в торгашестве. Все рынки перед Новым годом заполоняли дяди с черной щетиной на щеках и в кепках с длинным козырьком, надвинутых на глаза. В народе эти головные уборы прозвали «аэродромами».
Гиви, не найдя что ответить, схватил Савву за пиджак и рванул на себя. Савва не стал дожидаться, когда его ударят, а привычным движением спортсмена, привыкшего к любой ситуации, не дернулся вверх, а резко ушел вниз и вбок. Да так, что Гиви остался «с носом».
Сидящий рядом с грузином Колька Николаев обхватил Гиви руками за туловище.
— Гиви, успокойся. Это шутка. Гиви, не обращай внимания…
Повскакивали с других мест остальные парни, готовые затушить возникающую драку.
Преподаватель с изумленным выражением на лице стоял около своего стола, не зная, что делать. Закричать, позвать на помощь, но кого? В преподавательской несколько престарелых дам. Звонить в милицию себе дороже: начнутся разборки, кто да что, и почему ты, преподаватель, не смог предотвратить. Нет, и это не пойдет.