— Уважали? Не смеши, Савва! Ты помнишь, как мы приехали в Болгарию, и на пляже немецкие парни смеялись над нашими девчонками за то, что на них были не купальники, а бог знает что?
— Любишь ты почему-то вспомнить бытовуху какую-то. Ну и что! Купили они потом себе купальники, загорели, и те же немецкие парни за ними табунами бегали.
Дениска понял, что разногласия между дедом и бабушкой в оценке прошлого могут зайти слишком далеко, поэтому решил перевести разговор.
— Послушай, деда. А ты что, действительно в партии состоял? Расскажи, никогда не слышал об этом от тебя…
— Что тут рассказывать, в то время это было обычным делом… — нехотя сказал Савва Николаевич.
— Нет, ты расскажи внуку как есть, пусть он узнает всю правду.
— Слушай, дорогая женушка, не надо вмешиваться в наш мужской разговор. Ты, понятное дело, смотришь на все со своей колокольни, а мы разговор ведем в мировом масштабе.
Людмила хотела ответить мужу насчет его понимания мировой политики, но зазвонил телефон. Она стремительно вышла в прихожую:
— Алло! Да я, мама…
— Ну вот, это теща. Теперь надолго, так что давай продолжим разговор.
— Деда, вот если все так было хорошо, как ты говоришь, чего страна развалилась? Кто это сделал?
— Мы, и только мы!
— Кто это мы? — не понял внук.
— Ну, я, бабушка, твои родители, соседи — все взрослые, кто жил в то время…
— Почему? Что вас заставило это сделать?
— Что заставило? Свинство! Народ захотел некой мифической свободы и сытой жизни, как на Западе, и клюнул на их удочку. Главное, начать, а там все пойдет само собой. Ты спросил меня, был ли я в партии, имеешь в виду коммунистическую? Отвечу, да был. Не потому, что сильно верил в коммунистический рай. Напротив, скорее критически ко всему относился. Но тот земной рай, на который нацеливали советские идеологи, почему-то сильно напоминал загробный мир, где все ходят по садику парами, ни о чем не беспокоятся, все в их жизни решается кем-то. Они лишь только живут, дышат, получают удовольствие, за них работают машины и они чуть-чуть что-то делают, так сказать, для души. Насколько же скучен этот и земной, и неземной рай. Меня всегда тошнило от некого изобилия всего: еды, машин, квартир, наверное, и женщин. Лично я не хотел бы жить в таком раю. Человек нормальный, сильный не может жить только наслаждением, он должен страдать, переживать, бороться. Без боли живое не рождается. Я вот вступил в партию почти в тридцать лет. Сопротивлялся на каждом уровне: в институте не предлагали, а в армии можно было, но не хотелось терять как минимум свободу. Тогда как: партия прикажет, будешь служить до конца жизни. А мне хотелось нормальной, человеческой жизни, у нас с бабушкой родился первый ребенок, сын, твой отец. Я не военный, а гражданский врач, зачем мне армия. Если бы хотел, то пошел бы учиться в военную академию. Но я не хотел быть военным. После армии пошел работать в район, обычным врачом. Но меня тут же вычислили и поставили на учет, с перспективой роста, так сказать, в должности, как мне объяснили, в облздраве. Тогда это называлось — работа с кадрами. Вещь, я скажу, нужная. Нельзя все бросать на самотек, тем более кадровые вопросы. Случайные люди или подобранные по родству и знакомству никогда не будут хорошо работать. У них цель другая — урвать как можно больше. Да-да, Дениска, не удивляйся, — видя вытянутое и явно несогласное лицо внука, сказал Савва Николаевич.
— Неужели окружающие все сволочи?
— Нет, я говорил не об этом. Я говорил, что без кропотливой работы с молодежью нельзя воспитать нормальную замену талантливому руководителю. Менеджеры, которыми гордится Запад, все прошли чью-то школу. Но никто, повторяю, никто из них после студенческой скамьи не стал руководителем более-менее крупной фирмы. Шаг за шагом, как любят повторять американцы, они идут к вершинам власти и достижениям. А у нас вчерашние младшие научные сотрудники без практики управления посажены на государственные посты. И что из этого получилось, ты видишь сам. «Эффективные» менеджеры лопнули, как мыльный пузырь, как только цены на нефть и газ на мировом рынке упали.
— Деда, давай ближе к теме. Ты вступил все же в партию? Как это произошло?
— После нескольких лет работы хирургом в сельской больнице меня пригласили в райком партии и без лишних разговоров предложили должность главного врача ЦРБ. Старый главный врач ушел на пенсию. Партия сделала выбор в пользу меня: молодой, энергичный, имеет опыт работы с людьми, прошел армию, значит, приучен к дисциплине. Логика вполне четкая… То, что я не был коммунистом, их не особо смутило. Правда, когда я уже уходил от первого секретаря райкома Геннадия Романовича, он посмотрел на меня как-то загадочно и сказал слова, которые я запомнил на всю жизнь: «Никогда не беги впереди паровоза, но поспевай всюду!» Мудрый был человек. Но в работе был жестким и непримиримым агностиком, зацикленным на партийных установках. Хотел выполнить все, что говорила партия. Вера в разум партии многих честных партийцев превратила в своеобразных рабов, заложников идеологии. Вот почему мы профукали такую страну, как СССР. Восемнадцать миллионов коммунистов свято верили своему генсеку, партийному лидеру страны. И эта вера транслировалась до обкомов, райкомов, парткомов и рядовых коммунистов. А тех, кто пытался противостоять, выгоняли за неподчинение партийной дисциплине. Партия не должна узурпировать власть ни внутри себя, ни в стране. Все, что не движется, не спорит, не обновляется, подвергается гниению изнутри. Так случилось с нашей партией.
— Деда, но ты не говоришь о себе, как было с тобой? — никак не успокаивался Дениска.
— За мной долго охотилась третий секретарь райкома Нелли Захаровна Лакова. Как всегда, эту должность занимали женщины. За глаза ее все звали Патриотка.
— Почему Патриотка? — усмехнулся Дениска.
— Все свои выступления она заканчивала обычно словами: «Мы все патриоты своего района, поселка, деревни, фермы…» — в общем, того учреждения или предприятия, где она выступала.
— Классно!
— Вот она-то и сагитировала меня, и сделала это очень эффектно.
— Расскажи, деда, как все произошло.
— Ну если не надоело, слушай. Только давай чайку попьем, не возражаешь?
— Нет.
— Людмила, — приоткрыв дверь в кухню, позвал громко жену Савва Николаевич.
— Слышу, слышу, что случилось? Дениске плохо? — подскочила жена.
— Все в порядке. С чего ты взяла, что ему плохо? — оторопел Савва Николаевич.
— Тогда что же ты кричишь меня.
— Хотел чаю попросить с морошковым вареньем. Сготовь, пожалуйста, а мы с внуком еще побеседуем.
— Дениска, дедушка тебя не утомил?
— Бабушка, ты чего?! Мы просто разговариваем. Мне интересно.
— Хорошо, сейчас сделаю чай. Продолжайте беседу, если хочется. Не буду мешать.
Она ушла, а Савва Николаевич, походив по большой, просторной комнате, остановился у окна.
— Ноябрь, а трава зеленая. Потеплело, и заметно. Раньше, в мои молодые годы, 7 ноября, в день Октябрьской революции, редко, чтобы не было мороза. Иногда такой крепкий, что на коньках по прудам катались.
— Ты чего, дед? Я что-то не помню, чтобы в начале ноября были морозы.
— Дениска, а тебе сколько лет и сколько мне? Я в три раза старше тебя, так прикинь, когда это было, в конце пятидесятых. Время-то как пробежало. Иногда ловлю себя на мысли, что все, что случилось в моей жизни, было не со мной, а с кем-то другим. Ну не мог я быть таким наивным, доверчивым лопухом… Посмотрю на ваше поколение: сплошные прагматики. Без выгоды не сделаете ничего.
— Не-е, деда, не совсем так. Мы тоже разные. Я до сих пор верю в порядочность. Бывает, обманывают, а мне хочется верить.
— Это оттого, Дениска, что не хочется терять друзей. Они познаются дважды.
— Как это?
— Первый раз в беде, а второй — в успехе. И неизвестно, где сильнее, — уклончиво ответил Савва Николаевич.
С подносом, на котором стояли чашки чая и ваза с вареньем, вошла Людмила Сергеевна.
— Савва, Дениска! Вот ваш чай, варенье и конфеты.
— Спасибо, бабушка. Садись с нами, вместе попьем, — пригласил внук.
— Нет, Дениска, спасибо. У меня срочные дела сегодня, а вы тут без меня как-нибудь обойдетесь.
— Жалко, посидели бы вместе, бабушка.
— В следующий раз, Дениска. Ну, я пошла. — Она захлопнула дверь и пошла одеваться.
— Тебя довезти? — уже на ходу крикнул жене Савва Николаевич.
— Нет, я такси заказала, чего тебя лишний раз дергать.
— Ну вот, мы в свободном полете, Дениска. Так на чем я остановился?
— На том, что Патриотка тебя обыграла, — напомнил Денис.
— А дело было так. Один инструктор райкома, Николай Круглов — Коля Круглый, как все звали его за спиной — был большим любителем женского пола. Куда ни поедет, везде заводит романы. Ругали его в райкоме все, но сор из избы не выносили, старались все списать на молодость и влюбчивость Коляна. Но тут произошла непредсказуемая история. Колька Круглый завел роман с дочкой первого. Девице еще не было восемнадцати, но она была бойкая и рано созревшая. Дело зашло далеко, до беременности. Скандал! Первый секретарь, говорят, отмордовал Кольку Круглова так, что живого места на нем не было, и заставил жениться. Кольке некуда деваться: или с треском из партии за аморалку, тогда строго с этим было, или под венец в ЗАГС. Церковные браки для коммунистов запрещались. В общем, свадьба состоялась. И Колька Круглый из гуляки превратился в тихого мужа-подкаблучника. Вот еще одна метаморфоза, которую трудно понять: вчера независимый крутой парень, женившись, попадает под каблук жены. Ну да ладно, сейчас не об этом. Колька Круглый отошел от важных дел в райкоме, все больше дома ошивался. А дела по политработе нужно было на кого-то возложить. И вот на бюро райкома Патриотка предложила меня. Мол, возьмем его в партию и поручим фермы объезжать: сам на уазике за рулем, семьянин, не загуляет, хорошо подготовлен, политически зрелый. В общем, решение они приняли. В один прекрасный день Патриотка подходит ко мне на каком-то совещании и говорит: