ремовым, прикидывал, что из ходящих про меня слухов правда и на что я в действительности способен. Должен был признать, что я был способен на самые смелые его представления, но говорить этого, разумеется, не стал. Лучше, если это окажется сюрпризом.
Оказались внутри и недоступные для меня участки, тщательно защищенные от проникновения постороннего в зиминскую голову. И было их довольно много. Медуза, хоть и родственница Моруса, все же не была его копией и чем-то отличалась. Наверное, я мог сломить сопротивление и вытащить все секреты, но сделать это незаметно не получилось бы.
Во мне зрела уверенность, что над генералом стоит кто-то еще. Что сам он — марионетка, пусть и обладающая некоторой свободой воли. Знает ли он о медузе? Знает. Более того, впустил он ее добровольно. А это уже интересно…
Наверное, я слишком пристально смотрел на Зимина, потому что он внезапно поднял взгляд от заполняемого бланка и уставился на меня с некоторым недоумением. Почувствовать, что я ковыряюсь у него в голове, не мог, но все же отголоски чего-то неприятного его настигли. Я оборвал контакт и ответил ему удивленным взглядом.
— Жадность, молодой человек, ни до чего хорошего не доводила, — неожиданно сказал он. — Возможно, будет лучше, если вы эти деньги оставите на развитие Императорской гвардии.
— У нашего клана не так много источников дохода, — осторожно ответил я, прикидывая, как лучше поступить.
Выписываемая мне сумма была смехотворно мала, но, отказавшись от нее, что я выиграю? Или только покажу собственную слабость?
— Зато они весьма обильны. Кланы и с меньшими доходами жертвуют в нашу поддержку немалые суммы. А вы заставляете нас тратиться, — укорил он.
Говорил он сейчас в точности, как глава какой-нибудь секты, внушающий неофиту, что деньги — вещь совершенно ненужная и мешающая просветлению. Но беспокоило генерала совсем не необходимость трат. Похоже, я все-таки сделал нечто, заставившее его встревожиться. Две из управляющих нитей неожиданно истаяли. Осталась только дальняя. Черт, а я так и не узнал, кто подслушивал Ефремова. Хотя найти его будет совсем несложно: медуза-то никуда из головы не делась. А если и делась, то следы остались.
— Я подумаю над вашими словами, — ответил я генералу. — Я не решаю столь серьезные вещи в одиночку.
— Слухи ходят, что только вы и решаете.
Полковник Ефремов почувствовал что-то неладное, но причины понять не мог, хотя и смотрел то на меня, то на начальство.
— Вы верите слухам, господин генерал-майор? Да еще таким невероятным?
Он собрал губы в подобие улыбки, но глаза оставались пустыми и холодными. Похоже, его личность начинает распадаться, оставляя лишь то, что необходимо для правдоподобного образа.
— Благодаря своей работе, я знаю, что иной раз самый невероятный слух может оказаться правдой.
Он подписал бланк и заверил его извлеченной из сейфа печатью, которая на миг засияла от активации рукой Зимина и оставила на бумаге такой же сияющий оттиск. Протянул генерал бумагу не мне, а полковнику Ефремову.
— Вы знаете, полковник, куда с ней идти дальше, если ваш юный ученик не передумает и решит отнять у нас наши деньги.
Его рука, на которой был перстень, неожиданно непроизвольно дернулась, и я торопливо стянул с пальца свой, сообразив, что именно поведение перстня, который подвергался влиянию с моей стороны, и насторожило генерала. Но больше он никак не проявил свою обеспокоенность. Во всяком случае до тех пор, пока мы с Ефремовым не вышли из кабинета. Конечно, можно было бы попытаться подслушать, но вряд ли он сейчас бросится кому-то звонить. А вот нам стоило бы поторопиться.
— В бухгалтерию? — спросил Ефремов, неуверенно переминаясь в приемной, но почему-то не двигаясь с места.
— Нет. Не стоит заставлять Его Императорское Величество ждать. Он убедится, что бумага у меня на руках, и успокоится. А бухгалтерия пока проведет…
— И не поспоришь… — хмыкнул Ефремов.
Выглядел он сосредоточенным, словно что-то для себя решал, и не торопился уходить из приемной генерала. Кстати, адъютант Зимина под дополнительным влиянием не находился ни сейчас, ни раньше. Это я проверил сразу. Похоже, не такими большими возможностями обладал генерал. Правда, чтобы проверить это, мне опять пришлось надеть перстень, что не осталось незамеченным Зиминым. Он резко распахнул дверь, увидел нас и бросил:
— Вы еще здесь? Я думал, вы уже на пути в бухгалтерию.
— Мы должны сначала вернуться к императору и доложить, что его указание выполнено в точности, — ответил я.
Лицо генерала неожиданно перекосилось, и он прошипел:
— Щенок, думаешь, станешь препятствием на моем пути? Ты даже не камешек. Ты — соринка под моими ногами.
Он захлопнул дверь, а Ефремов и адъютант уставились на меня с совершенно обалдевшими лицами. Признаться, я и сам ничего не понял из генеральского выступления. Медуза влияет на мышление, но она пока еще Зимину мозги полностью не разъела. Но сказать я ничего не успел, потому что раздавшееся сильное магическое возмущение заставило Ефремов и адъютанта отвлечься от меня на дверь кабинета.
— Телепорт? — удивился я.
— Какой телепорт? — не менее удивленно ответил адьютант. — Здесь телепорты не работают.
Но тем не менее распахнул дверь в кабинет, в котором уже никого не было.
Интерлюдия 3
— Ты идиот? — собеседник генерала Зимина выражений не выбирал. — Ты хоть понимаешь, что своим необдуманным поступком поставил все наше дело под угрозу?
— Я понимаю, что, если бы я хоть немного помедлил, меня бы выпотрошили, как медузу. Пацан точно залез по уши в наследство Вишневских, и он точно пришел по поручению императора. Если бы я задержался, в моей голове уже копались бы мозгодеры.
Собеседник генерала нехорошо улыбнулся. Он знал, что до менталистов дело не дошло бы, потому что в голове у генерала стоял блок, отправивший бы того на тот свет скорее, чем всплыли бы секреты. Зимин этого не знал, но он не знал еще очень многого, потому что никто не посвящает расходный материал в планы. А генерал был расходным материалом, пусть дорогим и нужным, но именно расходным: после убийства императора нужда в нем пропадала, допускать к пирогу по разделу власти его никто не собирался, а оставлять в живых было непредусмотрительно. Что ж, на своем месте он был бы полезен, но туда он уже не вернется, а значит, время Зимина вышло. Осталось только выяснить, о чем успели догадаться.
— У тебя просто нервы сдали.
— У Елисеева был перстень Вишневского. И перстень работал, — настаивал генерал.
— Он мог просто красивую цацку нацепить, и даже не понимая, что она значит, надевать-снимать, — снисходительно ответили ему.
— Да, признаю, с телепортацией я поторопился, но то, что он чувствовал связь, говорю с полной определенностью. Уверен, мой арест был делом нескольких часов.
— Это если бы они не захотели выявить твои контакты, — лениво протянул его собеседник. — С помощью мозгодеров муторно, да и знать надо, что и как спрашивать. А так походили бы за тобой пару дней, и эта пара дней была бы у нас в запасе.
— Ну так все, нет уже, — грубовато бросил Зимин. — Я и так уже сколько на нервах хожу. Жена говорит, пить стал в несколько раз больше. Да только не успокаивает это ни фига.
Он достал фляжку и приложился, с явным удовольствием сделав пару глотков.
— Когда это пьянка успокаивала? Она дает ощущение безопасности. Вот и сейчас ты напиваешься, вместо того чтобы думать о собственной судьбе.
— А что мне о ней думать? Ты обещал, что меня не поймают, вот и выполняй, — бросил Зимин. — Меня чуть не взяли прямо в кабинете, так что я спас не только свою, но и твою задницу.
Его собеседник едва слышно скрипнул зубами. Генеральское тыканье ему было как нож острый в сердце. Поначалу-то Зимин благоговел, ценил то, что ему разрешено обращаться на ты, потом уверился в собственной значимости и стал воспринимать как должное. Да еще и говорил с ним, как с ровней. Маг терпел это лишь потому, что нуждался в тех сведениях, что мог предоставить только глава Императорской гвардии.
— Елисеев у тебя в голове шарился?
— Ты что, я бы это понял, — уверенно ответил генерал. — Так-то он из-за денег пришел и насторожился, когда перстень начал настраиваться.
— А нафига ты его постоянно надетым держал? — наехал на него собеседник.
Уверенности генерала он не испытывал, потому что знал: безнаказанно шариться в голове у генерала проще простого. Он сам это неоднократно проделывал, так почему бы этого не провернуть Елисееву? С Елисеевым у него вообще уверенности не было, как бы он ни старался убеждать сообщников в обратном. Странная это была персона, неоднозначная.
— Ты сам говорил держать под контролем все связанное с Вишневскими, а тут внезапно требует пацан встречи с императором по вопросу их поместья. И что? Надо было игнорить?
— О чем они говорили?
— Не получилось узнать. Постоянно помехи шли. Я пытался пробиться, но наводка шла, скорее всего, от елисеевских артефактов. Они у него необычные. Подобрать ключик я не успел, Ефремов притащил Елисеева ко мне.
— То есть ты сбежал, потому что испугался какой-то невнятной угрозы от пацана?
— Чего это невнятной? — возмутился Зимин. — Он у нас давно на контроле. Думаешь, в поместье Вишневских так просто пройти?
— Не сам же он проходил: видео с волхвом у купола кто мне показывал? Вот то-то. Елисеев — обычный малолетний маг, ничем особенным не владеющий.
— А артефакты, которыми он торгует?
— Не сам же он их делает. Учитель просто не желает светиться. Деньги с его счетов куда-то уходят?
— Никуда не уходят, только на дела клана. Я держу под контролем, да. — Генерал опять булькнул фляжкой. Бульк прозвучал громко — похоже, с утра коньяка почти не осталось.
— Под контролем ты даже себя не держишь, — недовольно ответил его собеседник. — Иначе не устроил бы цирк в своем кабинете.
— Вот когда ты мне все по полочкам разложил, я понял, что испугался зря. А тогда я решил, что меня вот-вот арестуют. У меня внутри словно сирена заголосила. Я даже запустил протокол по уничтожению следов. Поторопился, да. — Генерал хохотнул. — Но нет, мы им еще покажем. А Елисеева я сам, собственными руками удавлю за то, что напугал меня на пустом месте.