ха тут же сжевала все, что было, даже крошки вытряхнула, но жадный червяк внутри не унимался.
Сначала девушка намеревалась ждать Ведателя, разглядывая унылые каменные стены да неровный пол, кое-где покрытый чахлыми шкурами, но голод перевесил осторожность, и она решила пойти поискать съестного. Тихонько толкнула дверь, но та не поддалась. Маритха отчаянно толкнула её обеими руками, ударила кулачками и отпрянула, прижав ушибленные костяшки к груди. Под слоем кожи оказалось что-то очень твёрдое. Гулкий звук наполнил её страхом.
Вот как! Она пленница! Сердце метнулось вниз и натужно заухало. Ну что и кому она сделала, а? Ну что?
— Выпустите меня! — взвизгнула Маритха. — Слышите!.. Слышите меня?! Кто-нибудь!
Однако не успела она как следует раскричаться, как с той стороны послышался резкий окрик. Дверь поднялась, и на пороге встал незнакомец. Маритха хлопала глазами, не зная, что сказать. Вошедший тоже помалкивал, однако взглядом мерил без всякой застенчивости. Сверху донизу. Уж, казалось бы, сколько таких взглядов по дороге в Табалу перевидано, а все равно укрыться хочется. Не им Маритха суждена, не этим всяким. Не для того она сюда из Ашанкара столько тащилась. А раз дотащилась, то Бессмертные ей теперь не откажут, вернут её Игана.
А пока что… Хотелось скрыться от этих похотливых глаз, тем более что холод начинал пробирать все сильней. И так не жарко было, а как из-за двери пахнуло, то и вовсе держись. Жилище вроде, а дыхание незнакомца лёгким белым облачком стояло у лица. Да и сам он одет добротно. Сверху расстёгнутая меховая полурукавка почти до самых коленей. Из-под неё, выдавая его занятие, виднелись черные панцирные пластины, поменьше — загнутые у локтей, побольше — грудные и ножные. Сапоги с лохматыми отворотами, уже виденные вчера на охотниках, доставивших её в Табалу, лишь подтверждали, что перед ней один из хранителей здешнего Покровителя. Только вот оружия не видно. Какая-то цепь вокруг талии да тяжёлый нож у пояса. Но тут в горах никто без ножа в путь не двинется, даже обычный торговец.
Стоит, как скала.
Молчание стало невыносимым. Надо что-то сказать ему, а то чего было в дверь колотить? Вот выйдет сейчас, опять на засов закроет, и что тогда делать?
— Ты кто? — не придумала ничего лучшего Маритха.
— Такху́р, — соизволил он рот раскрыть. И дальше стоит глядит.
Незнакомец сделал шаг назад, выглянул из комнатки наружу. Кажется, кого-то поджидает, сообразила девушка. Все легче.
— Выпусти меня! — набралась она смелости.
— А куда пойдёшь? — обнажились в усмешке зубы, и вновь ей стало не по себе.
— Найду куда, — пробормотала Маритха.
— Зачем же искать?
Ещё один незнакомец скользнул в маленькую комнатушку.
Все в таких же огромных сапожищах да в пластинах тут и там. Он почти ничем не отличался от первого сторожа. Такой же узколицый горец-северянин, разве что повыше первого. Они тут все здоровенные. А так тот же длинный нос, те же жёсткие волосы, торчавшие из-под островерхой шапки, подобно траве игольнику. Такие же вытянутые к вискам глаза, и если бы не эта свечка, а дневной свет вокруг, она бы и цвет разобрала. Наверно, серые, как у всех, но не такие тёмные, как у Маритхи. Серые, как пустыня. Серые, как небо. Как весь этот мир. Но не скользкие, как у того, первого, а жёсткие, цепкие. И вцепились они сейчас в Маритху.
— Не надо искать. Надо ждать. Терпение нужно, женщина.
Ага, и говор такой же жёсткий, как у всех горцев, с придыхом. И голос этот ей уже знаком.
«Приветствую тебя в Табале, пещерном городе».
Это он, Первый хранитель. Наконец-то Маритха узрела его обличье, не скрытое наличником до самых глаз да не в сумраке ночном. Только ещё хуже не по себе теперь стало. Девушка отвернулась, делая вид, что тащит свой арчах из-под груды вещей, в беспорядке сваленных тут же, на лежанке. Собралась с силами.
— А что терпеть-то? Пока я тут с голоду умру? — хотела язвительно бросить ему в лицо, но вышло грустно, бессильно.
Слишком много было отдано дороге. Ничего не осталось. И зачем она покинула того Ведателя, который на тарпе её вёз, подкралась неожиданная мысль. Который спас её… все-таки. Раванга много плохого про него наговорил, да где сейчас тот Великий? Помочь обещал, да где та помощь? Заманил, а теперь уж и след его потерялся, а Маритха тут пленница, и что от неё нужно, чего хотят, никто не говорит.
— Ты голодная? — спросил Тангар.
Девушка еле-еле кивнула, набрасывая арчах на плечи.
— Такхур! Слыхал?
Главный хранитель только головой повёл слегка в сторону Такхура, а тот уже исчез под лёгкой с виду дверью.
— Тебе надо было сказать ему, — обратился он уже к Маритхе.
Девушка насупилась.
— Тут очень холодно, — проворчала вместо благодарности.
— Тут всегда холодно, — равнодушно уронил он. Она опешила.
— Как это — всегда?
— Откуда ты? Из Южного Предгорья? — прикинул он на глаз.
Маритха кивнула.
— Вам, нижним, не понять. — Хранитель оперся о стену. — Такие уж тут зимы. Тебя ж не силой сюда тащили? Тогда привыкай, женщина.
Она, наконец, разозлилась.
— Не силой? Не силой?! — подскочила она к Тангару, сжала кулаки. — Обманом затащили! Выпусти меня, слышишь! За что меня сюда засунули? Что вам всем от меня нужно?!
Обессилев от приступа злости, Маритха упала на свою лежанку и разрыдалась. Она не поднимала головы, но знала, что хранитель все ещё там. Наконец отёрла глаза, уселась вполоборота, чтобы не так заметна была краснота и припухлость. Скосила глаза в сторону Тангара.
Он топтался на месте без надобности, уже не налегая спиною на стену. Поймав её взгляд, мрачно уставился под ноги. Да, права была мать, подумала Маритха. Есть только одно, чем можно мужчину с толку сбить, это слезами, да побольше, погорше. Многим из них легче удар ножом получить. И девушка вновь подняла руки к лицу, делая вид, что это было только начало.
— Такхур сейчас еды принесёт, — поспешно сказал хранитель. — Никто не позволит тебе голодать.
— Еды! — воскликнула Маритха и принялась умолять его: — Лучше выпусти меня! Ну, отпусти! Что я тебе-то сделала? Ведь ничего… Ты и знать меня не знаешь, и…
— А куда ты пойдёшь? Над Табалой буря. Самая жуткая из всех, что я могу припомнить. И даже если она закончится, я не могу отпустить тебя без слова Великого Раванги. Он приказал беречь, и я берегу, — торжественно возгласил Тангар.
— Ага!.. Как же… Бережёшь, ещё как бережёшь! Запихнули в эту клеть! Случись что со мною, никто так и не узнает!
Он подошёл чуть ближе, неожиданно понизил голос, поспешно сказал:
— Ты зря боишься, женщина. Ты тут гостья. Покровителя о тебе известили. Великий придёт, вот только буря закончится. Вот увидишь. Он всегда, что обещано, делает.
Маритха опять почуяла восторг в его голосе. Этот хранитель просто бредил своим Великим. А она пока ничего великого за ним не приметила. Вчерашнее её восхищение и искрящаяся в теле лёгкость к утру исчезли без следа. Вот разве что горакха он прогнал, без единого словечка, даже рукою не махнул. А что ж тогда второго зверя не отправил куда подальше? Вон, из охотников даже сгинул один. А была им нужда с тем чудищем сражаться? Девушка вздрогнула, вспоминая, как плюхнулось наземь то, что осталось от человека.
— А пока, — добавил Тангар, отстраняясь и пропуская уже знакомого Маритхе первого сторожа, бесшумно возникшего на пороге, — ешь и пей. Вот голод уйдёт, вернутся силы… и все по-другому покажется. Ты не в плену, и стража у дверей — для тебя ж самой. Можешь даже выйти, если хочешь, но Такхур пойдёт с тобой. Он для того и приставлен, чтобы тебя беречь. А завтра другой его сменит.
— А дверь… Почему дверь?.. — недоверчиво протянула Маритха, развязывая узел с едой, что принёс Такхур.
— Мы делаем так, как должно, — резко оборвал Тангар, и она немедленно обозлилась.
Верно, это он задобрить её пытался, чтобы Великий потом не выговаривал. Вот и топтался, стараясь удержать её тут словом, а не силой. А теперь вдруг что, обидеть решил?
— А гостей под замок не сажают! Не по-человечески это! — взвилась она.
Тангар тут же сверкнул глазами.
— А я не знаю, что ты за гостья, человек или нет! Не знаю, откуда пришла на самом деле. Не знаю, есть ли хоть песчинка правды в той истории, что ты сплела по дороге в город, — не остался он в долгу. — Великий беречь тебя приказал — и я берегу. А долг Покровителя — Табалу беречь… его мы тоже исполняем. Потому он и велел держать тебя под замком, хоть ты и вроде гостьи в его доме. Вот день-другой и посидишь, ничего тебе не сделается. Никому от этого вреда не будет. Ни тебе, ни городу, ни Великому Раванге. Не знаю, кто ты такая. Может, ты к лучшему привыкла… да нету лучшего. Везде одно и то же. А тут не хуже, чем где-то ещё, — угрюмо закончил он.
Маритха в который раз окинула взглядом свою голую да стылую каморку. Если везде только хуже, то куда она попала? Есть ли на свете место хуже той самой Табалы, куда так рвётся целая куча народу?
Она подавленно молчала, не понимая, что творится в этом пограничном городе. Осторожно, опасаясь любым словом навлечь на себя лишние подозрения, спросила:
— Как это, не знаешь? Ну, человек я или нет… Ты что ж, не видишь, кто перед тобой? Глазам не веришь?
— Тут много всякого бродит, — проворчал хранитель, — с виду знакомого, а изнутри… чужого.
— С Той Стороны? — невольно подхватила Маритха, забыв даже обидеться.
— С той, с этой… Мне все равно откуда.
— А я про такое не слыхала…
— Про то не говорят где попало да без повода. Потому как с теми, кто болтает… бывает, нехорошее случается. Тут пограничье. И граница — не дурацкая расселина в скалах, даже если бы в ней дна совсем видно не было. Она тут, — он развёл руки в стороны, — и сдаётся мне, ты про то побольше моего знаешь. — Хранитель резко прижал к груди сжатый кулак. — Вот тут прямо чую, что нечисто с тобою, женщина! Вот чем больше тут стою, тем больше чую! Потому не трать слова попусту. Если б не Великий…