— Великий Раванга сказал, что у вас просто разные… Ну… он ведь все о людях заботится, а ты… наоборот, о себе только.
— О людях! — поднял он кисти вверх. — О людях! — сказал куда-то в небо.
Маритха не разобрала, то ли насмешка, то ли явная угроза почудилась ей в этих словах. Она сжалась.
— Обо всех, это значит ни о ком, — продолжал он на свой обычный лад. — И в чем эта великая забота, ведь он питается твоей силой так же, как и остальные? Думаешь, он берет только худшее? Ошибаешься! Ты платишь, и немало. В чем ещё? Что решил тебя закалить для войны со мною, которой ты не хотела? Подобно тому, как его самого закаляли в Храме Амиджа́ра? Я бы отказался от такой заботы.
— Почему?
— Разве ты не старалась сама укоротить свою Нить? Всего несколько дней назад. В Амиджаре такое случается часто, там по-своему обучают Ведателей. Так и происходит, Маритха, так должно быть. И не раз. Но тебе не дадут оборвать свою Нить, даже если ты сойдёшь с ума. Из этого Храма выходят все Великие нашей славной Аданты, ясные, как кристалл. Но выходят оттуда редко. Гораздо реже, чем входят, — очень спокойно объяснял Аркаис, — хоть войти туда — великая честь, и она затмевает рассудок долгие годы.
Он снова сел, и на этот раз прямо перед Маритхой. В опасной близости от Сына Тархи опять повеяло той самой мощью, что подарила девушке его песня. Как будто лёгкий ветерок поднялся. Горло то и дело мягко перехватывало, словно что-то приятное и большое медленно бродило по её телу. Вверх-вниз.
Как она раньше могла его страшиться?
— Ты… тоже оттуда вышел? Ты ведь тоже? Ты же никогда не был Ведателем!
— Никогда. Ведатель остался там. И довольно.
— Что это значит? — жадно допытывалась Маритха, не обращая внимания на его запрет.
— Теперь уже ничего, — преспокойно отмёл он её любопытство в сторону.
Девушка глотала воздух, намереваясь что-нибудь ещё сказать, но слова не шли. Мысли улетели куда-то в сторону, и Маритха не смогла вспомнить, что за расспросы вертелись у неё на языке всего мгновение тому назад. Ясно было одно: хрупкая надежда убедить этих двоих договориться друг с другом рухнула, ещё не окрепнув. Если бы они вместе все порешили и сказали, наконец, Маритхе, что делать — открывать или нет эту проклятую дверь! Так нет же, не получится. Вот отчего так грустно.
Ей заново придётся выбирать, как будто не было долгих разговоров с Равангой, дороги в Латиштру, Тангара… Как будто ничего не было, потому что он ей сегодня сказал так много. Он хотел с ней говорить. Он ждал её. Он пел ей. Он открыл Маритхе свою Нить, и теперь ей кажется — нет, понятно, что глупость, — но все-таки кажется, что теперь ей дано слышать отголоски этой песни. Он сказал… Маритха его удивила, надо, же… Его! Сильного, страшного, холодного! Пожирателя Нитей! А его, должно быть, никто и никогда не удивляет… Никто не тронет его каменного сердца.
Ох, спохватилась девушка, густо краснея в темноте. Он же все слышит!
— Слышу, — сказал Сын Тархи. — И первый раз мне нечего тебе ответить.
Она заставила его смутиться! Сердце чуть не выскочило из груди. Спокойнее, Маритха, не про то ты думаешь. Ответь ему, как он того заслуживает. Тёмный долго не признавал за тобой ни ума, ни силы, и теперь настал твой черед его… удивлять.
— Ты сам сказал, что все в этом мире крадут друг у друга силу, — наконец с сомнением в собственных словах сказала девушка. — Так заведено. Потому и радости, верно, нет. Как только чаша наполняется, так сразу же кто-то утащит. Противный, с жадными длинными лапами. Раз такой порядок… Плохой порядок, что и говорить… Пускай бы Бессмертные сами так пожили, прежде чем кому-то законы такие придумывать! Но раз уж такой порядок, то исполнять надо тоже… как заведено. А ты по-своему. Сам лишнего не даёшь, а чужое отбираешь. Не по чуть-чуть у одного, другого… а целыми Нитями. Кого-то обходишь, а кого-то… не пожалел.
— Ты знаешь, какой вкус у жалости? Спроси у своей Нити.
— Они… — сглотнула Маритха. — Им плохо. Очень!
— Вот ты их и облагодетельствуй.
— Это как?
— Будь щедрой! Предложи мне что-нибудь взамен. Так, чтобы я не смог отказаться, — подзадоривал он.
Маритха покрылась липким потом, даже почувствовала, как рубашка прилипла к спине.
— Мою Нить ты не получишь!
— Одна Нить, пусть даже такая странная, за многие! — рассмеялся Сын Тархи. — Такой обмен мне невыгоден.
Девушка даже не заметила, как облегчённо вздохнула, и тут же съёжилась от его слов.
— Вот она, твоя щедрость, твоя доброта, — насмешливо продолжал он. — Других упрекать все горазды. Полночи мне вещаешь, как им больно, как тяжело! Но жертвовать ради них ничем не хочешь!
— Мне нечего отдать!
— Всегда есть что отдать.
Дверь! Он хочет дверь!
— Ты хочешь договор? Тот самый? Но я не могу! — прошептала Маритха. — Великий говорил… наш мир не выдержит, если дверь… Я ему верю.
Она заплакала.
— Да, — «сочувственно» подхватил Аркаис, — тогда остаётся лишь поплакать над своей немощью. Хороший исход для тебя после всего, что перенесено за последнее время. И не огорчайся напрасно — ты же хотела им помочь. Возвращайся к Тангару, наслаждайся своим счастьем. А за Дверь не беспокойся. Она и так будет открыта. Пусть не для меня, но я попытаюсь войти. Или я, или он — кто знает, как решат Бессмертные.
— Открыта? — У Маритхи даже слезы перестали катиться. — Ты нашёл другого? Кто-то ещё может открыть?
— Никто, кроме тебя.
— Но я не буду!
— А что ты собираешься делать?
— Я? — Её удивлению не было предела.
— А куда ты движешься, Маритха? Как ты думаешь? Где цель твоего пути? Где конец дороги?
— Я не знаю.
Только Великий знает. Однако пора его расспросить!
— Ты не знаешь! — ухмыльнулся Аркаис.
— Нечего притворяться, — отрезала девушка. — Если ты вправду так силен и если за мной все время приглядывал, то сам знаешь: мне неведомо, куда меня тащат! Да, — вспомнила она, — и убери этот свой проклятый узел с моей Нити. Мне больше не нужно. Я решила!
— Зато мне ведомо, — насмешливо протянул Сын Тархи.
Повисла тишина. Она все тянулась и тянулась.
— Куда? — спросила Маритха.
— Наконец-то! — Он пошевелился, оторвал руки от струн. — Для тебя есть только одна цель в запретных землях. Это Дверь.
Опять воцарилось молчание.
— Я не понимаю… — растерянно протянула девушка. — Её же нельзя…
— Это мне нельзя, ибо так решил Раванга. Несомненно, он знает более достойных, способных туда войти.
— Но мир… ведь он сам говорил…
— Вряд ли обвалится небесный свод, вряд ли погаснет солнце, — насмешливо ответил Тёмный. — Наш мир всего лишь немного изменится. А уж к лучшему или к худшему… ведают одни Бессмертные. Мне не известно, и Раванге точно так же. Знаю одно: не всем это придётся по вкусу.
— Не по вкусу, это как? — подозрительно пробормотала девушка.
— Скажем… не все переживут изменения благополучно. Но этого в нашем мире и так полно. Зачем сохранять несохранимое? Стоит смениться Покровителю Великой Аданты, как тут и там летят головы, повинные и не очень. Однако Покровители продолжают меняться в Великой Башне, иначе Аданты давно бы не стало. Мир никогда не стоял на месте, так что ничего плохого в том нет…
— Есть! — перебила Маритха. — Все менялось своим чередом! Своим порядком. А тут, видно, и сам порядок может рухнуть. Иначе Великий Раванга не стал бы меня отговаривать!
— Сам порядок! Ну и что? Разве тебе он нравится? Ещё недавно ты злилась, что за порядок такой нехороший заведён, — хмыкнул он. — Забыла?
Маритхе нечего было даже в ответ пискнуть.
— А Раванга… Он трясётся из-за этого порядка, как будто люди в нашем мире никогда и ни за что не платят жизнями. Вообразил, что за всех в ответе! Как будто знает, что им нужно!
— А кто знает? Ты?
— Да никто не знает! Раванге не мешает вспомнить, кто он такой. А я и так знаю, кто я. Я не спаситель, я сам спасаюсь. Потому и стремлюсь к Двери.
Маритха решилась. Сегодня странная ночь. Может, он и согласится.
— Аркаис… — почти прошептала девушка его имя и умолкла.
Он ждал, поглаживая струны.
— А может, — спохватилась Маритха, — тебя тоже нужно Великим называть? Я здешних нравов не знаю…
— От лишнего слова ещё никто не становился больше или меньше. Оставь свою лесть Тангару. Я слушаю.
«Я слушаю»! Наверняка он уже подслушал, чего ей так хочется.
— Ты, наверно, знаешь… и если уж сегодня ночь такая… правдивая… то расскажи…
Мне нужно знать, что это за дверь таинственная! Что за сокровище, что не имеет цены! «Цена ему — вечность». Так сказал Великий. Она хорошо помнит.
— Для чего? — коротко бросил Тёмный.
— Как это?.. — удивилась Маритха.
— Я спрашиваю для чего, если ты пришла сказать, что открывать эту Дверь не собираешься. Ради чего мне выкладывать тебе свои тайны, если договора между нами нет и не будет? Спрашивай у Раванги!
Маритха лихорадочно искала ответ. Ей слишком отчётливо казалось: ещё немного, и он откроет ей правду. Только ей. Он хочет открыть эту тайну. Как она сглупила, сразу выпалив все те глупости, что принесла с собою! И правда, ради чего ему делиться с нею тайной, если она не с ним заодно и никогда не будет!
— Я… я глупость сделала… Тогда думала, что так хорошо будет. А сейчас… ночь уже на исходе… а будто не ночь, а целая вечность мимо прошла… Я не знаю… что делать…
Он слегка усмехнулся, словно почудилось.
— И чего же ты хочешь от меня на исходе ночи?
— Расскажи мне про Дверь!
— Я спрашиваю: чего ты хочешь от меня? Чтобы опять указал что делать, а самой сделать так, как скажет Раванга? А потом все сначала? Спрашивай Равангу!
— Ты же знаешь, что Великий ничего мне не откроет!
— И я не должен.
«Не должен»! Вот если бы он сказал «не хочу»!
— Ты говоришь, что меня ведут к этой Двери! — взмолилась она. — Если так, мне все равно придётся её открывать! Или не придётся?