— Вау, — он приподнимает брови, — вот, оказывается, как.
— А ты думал, я наивная дурочка? Лапши мне на уши навешал, а я и рада?? Почему ты не сказал раньше, что из СОБРа? Что это за тайна такая? Может быть, это ты был одним из тех, кто арестовал Петра? — я пытаюсь сдержаться, но повышаю голос. Боже, я кричу на него. В понедельник он действительно был весь день свободен, мы увиделись только поздно вечером.
— Мог бы быть и я, — он не говорит, а обрубает, от этого тона я должна была бы расплакаться и рыдать еще долго, но почему-то именно сейчас глаза остаются сухими. — Но я в отпуске. Все верно, Яна. Значит, справки обо мне наводила? Вместе с отцом? — склоняет голову набок. — И давно вы в курсе?
— У меня встречные вопросы: почему это тайна? Когда ты собирался сказать мне? И собирался ли вообще? Или я так — приключение, не стоящее внимания? — я озвучиваю одно из своих самых опасных подозрений, которые гнала прочь всю неделю. От жены у него, наверное, секретов не было. А я кто? Никто. Даже в перспективе. — Но за что так с Петей? Боже, да он мелкая сошка! На него сейчас повесят все грехи, а он просто пацан, который вляпался!
— Лет ему сколько? Пацану твоему. Явно больше восемнадцати.
— Рома, а это сейчас не имеет значения, — произношу ледяным тоном. И мы смотрим друг на друга несколько безумных, страшных секунд, после которых я первая отвожу глаза. Опускаю взгляд, уступая ему победу. Пусть делает с ней, что хочет. Но уже без меня. Отмечает в одиночестве. Моя рука ложится на ручку двери. Он тянется и пытается меня задержать.
— Посмотри на меня. Ну посмотри. Тебе следовало сразу сказать мне, что ты догадалась. Черт, Яна, ты слушала мои ответы на свои вопросы, а сама думала: «лжет». А после этого спокойно разрешала себя трахать? — его тон мне совсем не нравится. В нем мало грубости, но нечто иное присутствует в избытке. Разочарование? Мне больно от его слов. — Я думал, ты другая. Искренняя моя девочка. Или нет? Посмотри же на меня. Я хочу видеть твои глаза.
— Не хочу, я не на допросе, — я дергаю ручку, дверь открывается. Он хватает меня за рукав — через пуховик, не больно, но держит крепко.
— Я тебя отвезу домой, — приказывает. И меня это бесит. Просто последняя капля.
— Руки убери. Убери! — я снова на него кричу, он убирает и поднимает их. — Не трогай меня больше никогда, — я хочу взглянуть на него еще раз, но боюсь.
— Я просто отвезу тебя домой и уеду, — говорит мне спокойно. Я реагирую на его ровный голос вспышкой ярости. Он снова безразличен. Ему пофигу. Я набираюсь смелости, смотрю ему в глаза и не читаю в них ровным счетом ничего.
— Мне жаль, что я рассказала тебе так много, — выхожу из машины. — И вообще жаль. Надеюсь, тебя повысят или что там полагается за раскрытие преступлений, — хлопаю дверью.
На улице давно темно, несмотря на качественную работу фонарей. Я тороплюсь обратно в здание, трусливо прячусь в стенах офиса. На входе охрана, она его не пропустит. Не будет же он с ними драться, Господи! Взбегаю по лестнице на второй этаж и смотрю в окно таким образом, чтобы меня не было видно. «Х5» стоит еще некоторое время на месте, после чего трогается и пропадает из поля зрения. А мне так плохо, так тяжело даже просто держаться на ногах, что я опускаюсь на корточки. Выжатая до капли, будто пустая внутри, лишь сердце глухо колотится в ушах.
Он уехал. Как хорошо, что не стал меня догонять и продолжать этот невыносимый разговор. Хорошо же?
Кусаю губы, сжимаю пальцы в кулаки. Охрана может доложить отцу, нужно держать себя в руках. Я поднимаюсь пешком на свой этаж, стараясь держать лицо, — в кабинете, где сидят айтишники, все еще горит свет. Захожу к себе, беру первую попавшуюся папку, выкладываю из нее документы. Сделаю вид, что возвращалась за важными бумагами, с которыми хотела поработать дома. Электронный документооборот? Нет, не слышала. Ничего умнее просто не смогла придумать так быстро. Вызываю такси.
Притягательный, полусказочный флер вокруг моего неотразимого охотника лопнул, как мыльный пузырь, обрушившись на голову сожалением. Каким-то дурацким образом я оказалась от Ромы по другую сторону баррикад, хотя сама никаких преступлений не совершала.
Папка с «важными документами» уезжает вместе с таксистом, я просто забываю о ее существовании — настолько мне сейчас не до этого.
Захожу в подъезд, потом — в лифт, — и чувствую страх. Мне кажется, Демин может прятаться где-то здесь. Не знаю, чего боюсь: его самого или того, что не выдержу и попрошу у него мира. Не могу сейчас ни видеть его, ни разговаривать с ним. Запираюсь в первую очередь на щеколду, которую снаружи вскрыть невозможно, потом уже на замки. На всякий случай включаю везде свет и обследую квартиру — но предосторожности совершенно напрасны, я совершенно одна.
Неужели на этом все? Конец роману с дровосеком? С моим любимым, смелым, сильным дровосеком.
Включаю воду, забираюсь под душ и, наконец, даю волю чувствам. Зубы при этом стучат так же, как тогда, в его машине, только в этот раз — не от холода. Холода я не ощущаю, воду включила горячую, от нее пар идет. Вот только легче мне не становится. Я чувствую вину и злость.
Еще в такси я позвонила отцу и попросила его связаться с адвокатом, после чего переслала контакт матери Кирилла. Что еще я могу сделать?
Я тону в своих эмоциях до самого утра, засыпаю на каких-то полчаса перед рассветом.
Глава 25
Дёмин
Ну все, хватит. Завтра я не приеду укладывать ее спать. Сегодня пятница, сколько можно мотаться? Смысл сидеть в машине и пялиться на окна? Ждать, пока погаснет свет. Сказали «не трогать» — значит, больше не буду. Просто нравится смотреть на ее окна, там свет горит, она дома, и у нее все в порядке. Маньячество какое-то. Не предусмотрел я интуицию ее родителя. Мой косяк. Ясное дело, человек он непростой, проницательный. Переиграли меня, выставили идиотом.
Ложится она то поздно ночью, то вообще под утро. Читает, что ли? Мне, конечно, проще почистить ее машину от снега, чем даже попытаться поговорить. Раз сто почистить, блть.
Хватит фигней страдать. Найду чем занять себя следующим вечером. Когда нужно помочь, спасти… это вообще без вопросов. Но реальная жизнь за пределами работы обычно проще, и состоит она по большей части из гребаных разговоров.
Яна
Помешивая сахар в третьей за сегодня чашке черного кофе, я думаю о том, что с кофеином пора бы притормозить. Даже обеда не было, до него еще полтора часа, а я уже превысила дневную норму. С другой стороны, обедать совсем не хочется. Воды попью и нормально.
Зачем-то пытаюсь разломать пополам карандаш. Крепкий, зараза. Я все еще злюсь. Не могу успокоиться, перестать вспоминать и прокручивать случившееся в голове. Я снова и снова возвращаюсь в черный «БМВ», продолжаю этот ужасный разговор, заканчивая его каждый раз по-новому. За последний час я мысленно побила Демина дважды. А один раз обняла и расплакалась.
После кофе сна нет, ворочаюсь долго, засыпаю под утро, просыпаюсь разбитой. Пью этот тонизирующий напиток богов, потому что работать надо, потом овец считаю полночи. День за днем по кругу. Кажется, главная овечка тут все-таки я.
Вот как люди, оказывается, чувствуют себя после разрывов. То-то все мне сочувствовали и пытались поддерживать, когда я порвала с Сысоевым. А я отмахивалась и на крыльях летала.
Сегодня пятница, впереди выходные. И радостно, что удастся остаться дома, и тревожно, что я буду снова одна. Еще несколько дней назад я грустила, что у него день рождения как раз после отпуска, хотелось отметить как следует. Планировала, как буду выпрашивать отгул у отца, если Рома тоже сможет отпроситься, конечно. Сходим куда-нибудь. Опять я о нем думаю. Черт, я снова о нем думаю.
«Что-то случилось?» — по мне видно, да. И стандартные ответы: «Приболела», «Простуду схватила», «Под кондиционером пересидела». У меня хорошая легенда.
А на самом деле… меня будто меньше стало. Внутри пустота горечью наполнилась, на языке ее привкус постоянно. Я хотела купить ему красивую рубашку. Глупо, наверное, дарить одежду, но мне так нравится одна фирма, и на нем бы эта рубашка сидела просто изумительно.
Я поменяла замки еще в среду во время обеденного перерыва. Уже ученая, не стала допускать прежних ошибок. Но, наверное, не было необходимости. До дрожи боялась увидеть его «БМВ» у офиса или подъезда, беспокоилась, что он вдруг вздумает заявиться ко мне в кабинет. Или напишет, позвонит, — любая возможность контакта с ним мгновенно кипятила кровь в жилах. Зря боялась.
«Я думал, ты другая. Искренняя».
Дёмин пропал с радаров. Его вещи даже в чемодан не упаковать, так их мало. Пара маек да зубная щетка. Я почему-то не могу ее выбросить, так и стоит в стакане в ванной комнате.
Ну почему мне так плохо? Это же надо так втрескаться в человека, которого знаешь от силы пару недель! Я морщусь будто от боли, осознавая незавидность и абсурдность своего положения. Как такое вообще возможно? Ничего в нем нет особенного. Совершенно обычный мужчина, не суперкрасавец внешне, внутри так и вовсе: черствый, бесчувственный, только одно на уме. Ну да, было весело — мы провели вместе несколько веселых дней. Сколько таких у меня еще будет? Прямо вот сегодня пойду в бар и с кем-нибудь познакомлюсь! С кем-нибудь получше. И симпатичнее, и веселее, и умнее, и уж точно — состоятельнее. В миллион раз.
Со среды у меня появилось новое увлечение. Ввожу в поисковик «СОБР, Красноярск, Зенит», аж ладони потеют от волнения. Информации катастрофически мало, не медийные они ребята, ничего не скажешь. Всего в интернете — а я прошлась по всем городским сеткам, к которым смогла подцепиться, прошерстила ютуб и продолжаю поиски, — нашлось с десяток роликов. Два — с учений, три — постановочные, показательные выступления, остальные — оперативная съемка.