— Немедленно грузите все обратно, придурки, — уже менее уверенно потребовал Дюпен.
— Он так ничего и не понял, Ахмет, — скривился Ду.
— Значит, умрет дураком. — Ахмет направил дуло мушкета в живот капитану и нажал на спусковой крючок.
Поздно спохватившийся капитан успел только вскинуть свой пистоль, но заряженный для стрельбы в упор на турецкий манер, двумя пулями и крупной картечью фитильный мушкет уже рявкнул, разворотив капитану живот и грудь и бросив его на землю.
Дюпен все же нажал на спусковой крючок своего пистоля. Но кремень действительно отсырел на тумане, и пистоль дал осечку.
— Албанская свинья — это очень серьезно, — процедил сквозь зубы Ду. — Даже Гофур-паша не смел нас так называть... А этот коротышка жив. Смотрите, он еще пытается что-то сказать. — И Ду пальнул Дюпену в голову, превратив ее в разбросанную по грязи кровавую кашу.
— Что там?
— Что случилось?
— Почему стрельба? — донеслось до них отовсюду сквозь туман и пороховой дым.
— Венгерская конница нас атакует. Разве не видно?
— Где?
— Там, в тумане. Вон они! Уже близко...
Где-то совсем рядом с албанцами пальнул по туману мушкет.
Справа тоже началась беспорядочная стрельба. Из тумана действительно выскочили всадники, стреляя в кого-то из пистолетов.
Слева, из клубов пороховой гари, раздался зычный командирский рык:
— Без паники. Фитиль пали!.. Всем укрыться за обозными телегами! Пикинеров в проходы! Капитаны, ко мне!
Не видя больше причин задерживаться, албанцы забрались в свою телегу и не торопясь поехали. Ду и Тэрцо умело и основательно перезаряжали мушкеты. На турецкий манер, для стрельбы в упор. А Уно правил лошадками. На запад, в направлении Линца.
«Боже, когда это кончится?.. Сколько еще будет этих городов, этих тупых лейтенантов полиции Христа и свирепых местных трибуналов инквизиции? Вся церковная карательная машина не в состоянии поймать какого-то старика и девчонку. Вместо этого они хватают всех, кто только им попадется», — умирал от усталости Милош.
— Следующий!
В комнату ввели дюжего молодца в телогрейке из козьей шкуры поверх обрывков форменного кафтана неаполитанского пехотного полка. В правой руке молодец держал туфлю (хотя обе его ноги были обуты в ботфорты), а левой ковырялся в зубах и нагло разглядывал задержавших его, запоминая, видимо, лица.
— Ты кто?
— Волонтер. Отстал от полка... Кровь за Христа собрался пролить, а эти меня ногами в живот. — Он злобно посмотрел на Хопфельдера и угрожающе поднял правую руку. Но, заметив, что в ней ботинок, стыдливо спрятал руку за спину.
— Отпустить. Пусть догоняет свой полк. Следующий.
— Ваша милость. Он эта... Со мной. Вместе мы, того, отстали, — замахал руками детина, встретив в дверях следующего, еще более дюжего, но угрюмо-молчаливого, с разбитой губой и двумя шляпами — в правой и в левой руках.
— Ясно. Следующий!
В комнату ввели крестьянина, приведшего в Клагенфурт свою козу продавать. Он стоял перед Милошем, застенчиво улыбаясь. Крестьянин был без шапки, пояса, телогрейки и правого башмака. И без козы.
— Следующий.
— А... э... ваша милость. Козу бы мне. Единственный мой бы прибыток... Козу вернуть бы... Забрали эти... Я ж без нее, как...
— Хопфельдер, верните этому болвану козу.
— Э, кхм... Мы, пан Милош... Ваша милость. Мы, того. Вчера ее съели.
— Следующий.
Крестьянина подхватили подмышки и повели к двери.
— А козу?.. Мне козу бы! Ваша ми...
Следующим завели одетого в строгую монашескую мантию седовласого мужчину. Он был совершенно не похож на Цебеша, но чем-то неуловимо его напоминал.
— Бендетто Кастелли, профессор математики, — откланялся он, приподняв шляпу. — Хотелось бы все же узнать, на каком основании меня задержали. Все мои документы в порядке. Вот, извольте проверить. — Он протянул Милошу бумаги, которые сжимал в руке. — Я еду по приглашению досточтимого отца-иезуита Мартина Ольбрици в Зальцбург, для участия в научном диспуте. А эти ваши мужланы хватают меня и волокут в темницу, даже не потрудившись...
— Следующий!
Следующим ввели Густава.
— Ты здесь откуда?
— А вот... Что вам опять от меня надо, я же все рассказал?!
— Следующий! — застонал Милош. Следующим ввели отощавшего и жалобно скулившего Франко.
— Сеньор Милош, как вы похудели! — радостно всплеснул он руками. — Заберите меня снова в Вис. За миску горячей похлебки я что угодно вам расскажу.
— Следующий... Ну откуда они все повылезли?
— Сеньор Милош! Я что угодно...
— В шею! Гоните их в шею. — Милош схватился за голову.
— Пан дознаватель... Милош. Срочное письмо. Нас ждут в Инсбруке. Там схватили три десятка подозрительных лиц...
— О боже! За что наказуешь мя!.. — вскинул он руки к потолку. — Остальных провести по коридору. Я взгляну им на лица и все, выгнать всех к черту... В Инсбрук я верхом не поеду, свалюсь с коня по дороге: Готовьте коляску. — Сокрушительный зевок чуть не свернул ему челюсть. — И подушки. Побольше подушек.
Глава 12
— Хорошо, Питер. Только не говори ничего пану. — Она ласково потрепала мальчишку по щеке и дала ему мелкую монетку.
— Когда новости будут интереснее, и плата должна быть больше, — нахмурился белобрысый мальчишка.
— Конечно. Если он куда-нибудь пойдет или что-нибудь велит тебе сделать, сразу мне говори.
Питер кивнул и пулей выскочил из двери — в одной из соседних комнат звонил колокольчик.
«Пожалуй, он будет честно шпионить для меня... И так же честно для Цебеша, если тот ему больше заплатит. Но, надеюсь, Старик не догадается о моем маленьком секрете. — Ольга подошла к окну. — Да, день вышел удачный. Купила новое платье. Не ахти какое, скорее всего уже ношенное. Но вид вполне приличный. По крайней мере, не такое убожество, как то, что дал мне Цебеш. Прогулка по городу, правда, была рискованным делом. Или не рискованным? По-моему, мы все-таки оторвались от инквизиции. А заодно и от Ахмета.
Интересно, где он сейчас? Наверное, уже забыл про меня... А Цебеш так весь день и сидел в своем номере. Интересно, о чем он так долго говорил с трактирщиком, когда мы только приехали?.. Наверное, ждет, пока кто-то принесет ему это проклятое яйцо от петуха или еще какие-то ингредиенты для ритуала...
Хорошо, конечно, что его комната через стену. Но говорит он негромко, двери здесь почти не скрипят. Я и так уже вздрагиваю от каждого шороха за стеной. А за ужином Цебеш выглядел таким озабоченным, словно... Да черт с ним, с Цебешем. Спать пора. Когда еще с эдакой жизнью мне выпадет случай спать под крышей, в тепле, на пуховой перине?»
«А если они проведут ритуал? Если у них все-таки получится? Конечно, отец Лоренцо убежден, что обряд, призывающий Спасителя, способны провести лишь истинные католики, официальные иерархи церкви. Но вдруг он не прав? Вдруг те видения, что явились мне, когда я призывал царя Соломона, правдивы, и Старый Ходок сможет вызвать Его?
А если так, если Его может вызвать архиеретик и алхимик, если любой колдун-недоучка... Значит, это не Спаситель. Значит, все явившиеся до сего дня и глумящиеся над истинной верой духи — лишь предвестники, а сейчас, силой своего колдовства, Ходок собирается вызвать Зверя!
Неужели мы все ошибались? Неужели под личиной Спасителя Сатана хочет проникнуть в этот мир? Если так, то проводить обряд нельзя. Нужно уничтожить обоих — и Марию, и Старика!.. Или все же это будет Спаситель?»
Великий Инквизитор Австрии, Каринтии, Штирии и Крайны, кардинал Джеронимо Ари упал на колени перед распятием и, сложив руки, стал торопливо, сбивчиво молиться.
Утром одиннадцатого октября Ольга проснулась оттого, что по коридору кто-то прошел. И постучал в соседнюю дверь, к Цебешу. Ольга вскочила и стала торопливо одеваться.
Ворчание за дверью возвестило о том, что Цебеш встал. Щелкнул засов.
— Трактирщик велел передать вам письмо, — зазвенел голос Питера.
— Хорошо, парень. Принеси мне перо, бумагу и чего-нибудь поесть.
«Как же быть? Как нам быть, Господи, в этот час испытаний?.. Разве церковь не есть Тело Христово? — кардинала Джеронимо Ари снова терзали сомнения. — Защищать и сохранять мы должны нашу священную церковь. А значит, и посланец Твой должен быть принят в лоне нашей, истинной церкви. Только в нем он и может быть принят... Но как отличить нам, как узнать, если все это дьявольское наваждение, если предсказание ложно, и вместо Спасителя снизойдет в этот мир Враг Всего Сущего?
Да, грех великий для простого смертного — взывать к духам и читать заклинания. Но грех же для любого, не причастного к тайнам церковным — читать и толковать самостоятельно Святое Писание. Не отмеченный священным саном да не прикоснется к душе человеческой. Мы же, пастыри, поставлены над стадом. И чем выше сан, тем больше позволено, ибо если Господь дал нам сан, то мы в силах противостоять сатанинским искусам и применить все сущее на благо церкви. Священник вправе толковать Писание. Епископ же вправе читать и запрещенные книги. Но тогда Кардинал вправе, не впадая во грех, свершать любые обряды и действия, если действует во благо церкви. А Римский Понтифик, глава святой церкви, и вовсе непогрешим. Сан и священные обряды дают ему божественную силу.
Так если мы вправе ради сохранения власти церкви над паствой делать то, что для простых смертных является страшным грехом, если то, что свершит Собор, освященное волей непогрешимого Папы, — и есть Истина... Кто бы ни сошел в этот мир, если МЫ его вызовем, то будет он действовать нам во благо... Не нам, не нам, но имени Твоему, Господи!.. Во благо церкви, Тела Христова!..
Сатана искушает меня сомнением. Но сказано в Писании: тот достоин Рая, кто и души своей не пожалел для спасения ближнего своего. Так мы и душу свою жалеть не должны, дабы спасти любым путем мир от скверны язычества. И пусть даже сам Сатана во плоти сойдет в этот мир — любые средства хороши для святой цели уничтожения еретиков и воссоединения церкви! В той войне, что разгорелась сейчас, нам нужна сила. Сила, которая вдохнет уверенность в королей и князей и доблесть в солдат... Только бы Хорват поймал эту девчонку!»