— Москва, — согласился я, встав рядом с боярином. — И я сильно сомневался, что живым вернуться доведётся. Хотя, конечно, с тобой Василий Григорьевич не сравнить. Шутка ли более трёх десятков лет на чужбине в неволе прожить.
— Вернулся, — у Грязнова подломились колени и он упал прямо в грязь, целуя сочащийся влагой снег. — Вот только и в мыслях все эти годы не было, что я с оружием в руках возле её стен с войском стоять буду.
— А ты и должен быть с оружием, Василий Григорьевич, — я оглянулся на замерших в паре десятков шагов людей; не слышат ли? Вот как чувствовал, когда приказал Порохне немного полк придержать, чтобы дать его номинальному главе в себя прийти. — Ты законному правителю власть вернуть пришёл. Прав на московский престол у меня поболее, чем у Васьки Шуйского будет. А о новом самозванце, что даже и не объявился на Руси, пока, и речи нет. Так что тать там сидит, — махнул я рукой в сторону высоченных стен, неприступным кольцом опоясывающим город.
— Да то всё понятно, государь, — выдавил из себя бывший опричник. — А всё одно тяжко.
— Людишки ратные в нашу сторону скачут, Фёдор, — неспешно подъехал к нам Тараско. — И полусотня Подопригоры с ними.
— Наверняка Яким слюдишек Болотникова встретил, — констатировал Грязной, поднимаясь с колен. — Теперь лишь бы как задумали, вышло.
— А по-другому никак, — усмехнулся я в ответ. — По-другому Русь долгие годы кровью истекать будет. Хотя, — со вздохом признаюсь своему воеводе, — Невзгод и лишений всё равно много будет. И что обидно, русский народ, изменив законному государю и посадив на престол самозванца, сам в свой дом лихо призвал. Вот и воздастся теперь каждому по заслугам.
Подъехали к ощетинившемуся копьями полку. Всё-таки не зря мы людей каждый день на учениях гоняли. Вон, хоть и видят сотники, что не вражеская конница к нам приближается, а колонну в боевое построение всё равно строить начали. Да и простые воины быстро на отданный приказ среагировали.
А что? Каждый своё место в строю назубок знает. Копьё с телеги схватил и становись на привычное место. А сзади уже и стрельцы плотным строем стоят, сноровисто заряжая пищали. Телеги опять же перед копейщиками сомкнуть успели. В общем почти полная готовность к бою, разве что чеснок перед собой разбрасывать не стали.
Так что теперь, невооружённым глазом видно, что перед тобой обученное войско стоит, а не мужицкая толпа, что к нам в Ельце прибилась. Оно, конечно, если из засады враг навалится, вся эта наука в прок не пойдёт. И копья схватить, и в строй встать, всё равно время нужно. Да только откуда той засаде взяться? Подопригора со своим отрядом все окрестности непрерывно шерстит. Крупный отряд незамеченным не подойдёт, а с малым и так справимся.
Я покосился в сторону скачущего рядом с Беззубцевым полусотника. Грязной в Серпухове Подопригору всё же подловил. А чему тут удивляться? Это во время похода, лихой казак был практически неуловимым, всё время крутясь по окрестностям во главе своего отряда. Он даже на ночёвку в разбиваемый войском лагерь не возвращался. Лишь гонцов время от времени присылал. Чтобы такого достать, не меньший отряд конницы иметь нужно. Другое дело город. Тем более такой небольшой как Серпухов. Здесь от ушлого опричника спрятаться довольно проблематично. Тем более, что Подопригора и не прятался, тут же от души загуляв и упившись практически до бесчувствия. Так что Грязной его даже сразу убивать не стал, решив для начала в надёжном месте вдумчиво поговорить.И, в итоге, не убил, сообщив потом мне, что полного доверия к полусотнику у него нет, но какой-либо каверзы в ближайшее время от Якима можно не ждать. Пусть, мол, лихой командир и дальше пользу приносит, а уж воевода за ним присмотрит.
Тоже мне, надсмотрщик нашёлся. Будто мне одного Порохни мало!
— По здорову ли, Василий Григорьевич? — весело спросил, между тем, Беззубцев. — Смотрю, ты время понапрасну не терял. Из Путивля три сотни оборванцев уводил, а теперь по всему видать — войско! — воевода, соскочив с коня, приобнял Грязнова, затем облапил Порохню, приветливо кивнув при этом и мне. — А что у тебя охабень в грязи весь? — Юрий вновь повернулся боярину. — Аль случилось чего?
— Москва случилась, — веско заявил я, не дав ответить побагровевшему боярину.
— Ишь ты, — мгновенно посерьёзнел Беззубцев. — Понятно. Ты уж извини, Василий Григорьевич, — взглянул он в глаза Грязному, — ежели что не то сказал. Сильно встрече нашей обрадовался. Нам ещё один справный отряд под Москвой не помешает.
— Вы в Коломенском стоите?
— А ты откуда знаешь? — развернулся в мою сторону воевода.
— Так у нас Подопригора аки оголодавший волк по всей округе рыщет, — усмехнулся я в ответ. — От него и зайцу в лесу не скрыться. А уж целое войско тем более не прозевает.
— Нужно было бы, я бы к вам и в само Коломенское в гости заехать мог, — поддакнул мне полусотник, весело хохотнув. — Ни дозоров окрест, ни охраны у ворот.
— А ты бы за эти ворота сунулся, враз в гости ехать охота пропала бы, — отпарировал Беззубцев. — Это только со стороны кажется, что охраны у ворот нет. Поскакали, что ли, Василий Григорьевич? — обернулся он к Грязнову. — Иван Исаевич заждался. А войско твоё пускай в Карачарово идёт. Там уже конница Пашкова расположилась. Заодно вместе с ним действовать будете.
А вот это хорошо! То, что мы отдельно от основного войска действовать будем, мой план значительно облегчает. Как известно, в самом начале битвы под Москвой, Пашков со своим отрядом на сторону Василия Шуйского перебежит. Ну, и Василий Григорьевич следом с парой своих холопов переметнётся. Что позволит нам на вполне законных основаниях отступить, так и не вступив в бой.
— Мы с Пашковым не в ладах немного, — пряча свои мысли, заявил я.
— Да слышал уже, — отмахнулся Беззубцев. — Пашков с Ляпуновым да Сунбуловым ещё к Москве войско привести не успели, а уже к большому воеводе прискакали. Сильно лаялись на тебя, Василий Григорьевич, — кивнул он Грязнову. — Только у них и с Иваном Исаевичем отношения зараз не заладились. Гонору много. Пашков так и сразу власть под себя подгрести попробовал. Оттого большой воевода и велит вам вместе с Пашковым одним лагерем стать, что доверия к нему нет. Вот догляд за ним и будет.
Эх, Иван Исаевич, Иван Исаевич. Может полководец ты и хороший, но политик из тебя никакой. Сначала в эту авантюру влез, поверив на слово «царю» Молчанову, что тот следом с войском придёт, потом посланникам Шуйского свободно по лагерю шататься позволил, раздор и смуту внося, теперь опять же дворянские отряды подальше от себя за Москвой-рекой ставит, что бы им проще было на сторону врага переметнуться. Как итог, ослепление и прорубь в далёком Каргополе.
Ладно. Это мы ещё посмотрим. Если у меня всё как задумано сложится, попробую я будущего узника по дороге в Каргополь перехватить. Надеюсь, что к тому времени иллюзий по отношению к доброму царю у большого воеводы поубавится и он ещё сможет пользу принести.
Проводив Грязнова к Болотникову и оставив в полку за главного Порохню, я, взяв с собой десятки Тараски и Мохины, отправился в другую сторону. Пришло время оставленные в тайнике Чемоданова драгоценности проведать.
В целости ли? Или, может, тот же Фрол, оставшись без хозяйского надзора, захоронку своего господина нашёл и без спросу прихватизировал?
Не должен, в принципе. Теми же царским венцом и печатью особо не попользуешься. Их только новому царю, в расчёте на щедрую награду, преподнести. Но тогда бы Шуйский уже давно в шапке Мономаха щеголял. Он бы о такой находке по всей Руси раструбил, в том можно не сомневаться.
В деревню я заглядывать не стал. После памятного боя с польским отрядом меня там наверняка узнают. Послал туда Мохину с десятком, а сам вместе с Тараской обогнул и затаился в том месте, откуда в прошлом году мы на ворога с мужиками ударили.
Петро себя долго ждать не заставил, появившись уже через полчаса.
— Пусто там, — доложил мой друг, стряхивая с одежды посыпавшиеся с веток снежинки. — Староста сказывает, что царские вои сюда не заезжают. Деревенька-то в стороне от тракта стоит. Тиун только князя Голицына иногда появляется. Поместье князю в вотчину после бегства окольничего передали.
— Налетели коршуны на добро, как хозяина не стало, — зло прошипел я. — Ну, ничего. Даст Бог, не долго Васятке Голицину вымороченной деревенькой пользоваться. Я ему ещё за бунт в войске и расправу с матушкой сильно должен остался! Ладно, Петро, — развернулся я к Мохине. — Мы поутру с Тараской вернёмся, а ты с воинами здесь, в деревне переночуй. Если случится чего, бери любого мужика да с ним гонца и пошли. Тут до заимки версты три всего будет. Местные дорогу знают.
— Вдвоём пойдёте? — недовольно насупился десятник.
— Почему вдвоём? Тараска с собой с пяток воинов из своего десятка возьмёт. Больно уж товар ценный, — пояснил я своему соратнику. — А сторож, которого дядька Иван добро охранять оставил, ненадёжный. Ему Фрол, может быть, и предан, а вот мне… тоже преданным станет, если людей за спиной увидит.
Заимку мы тоже обогнули, оставив наблюдать за ней всю взятую с собой пятёрку, затем уже вдвоём с Тараской вышли к болоту, нашли приметное деревце.
— Здесь должен быть, — заявил я, отмерив положенные шаги.
Копать долго не пришлось. Уже через полметра лопата ткнулась в деревянный настил, укрытый рогожей. Расчистив, подняли крышку, с трудом вынули наглухо закрытый небольшой кованый сундучок, открыли.
— Ишь, богатство какое! — восхищённо присвистнул Тараско.
Ну, великим богатством я бы это не назвал, но всё, что я смог в своё время, убегая из Кремля с собой прихватить, дядька Иван в сундук положил. Немного золотых и серебряных монет, кое-какие камешки, сестрицины драгоценности. Если с умом распорядится, ещё несколько полков вооружить хватит. Вот только продать всё это добро будет нелегко. Мало кто на Руси такими капиталами сможет похвастаться. Да и вопросы ненужные у покупателя возникнуть могут.