— Зато войско сохранил, — веско отрезал Порохня. — Пашков, переметнувшись к московитам, фланг оголил. А тут ещё и воевода ускакал, крикнув, чтобы следом за ним на сторону Шуйского переходили. Смятение среди воинов началось. Не отведи я их, одна половина вслед за Грязным бы подалась, а другая полегла в поле без пользы.
И вновь над столом нависла вязкая тишина; Болотников продолжал давить на атамана тяжёлым взглядом, а тот, нисколько этого не смущаясь, потянулся за люлькой.
— Не взять нам Москвы, Иван Исаевич.
Своим неожиданным заявлением я решил переключить внимание Болотникова на себя. А то кто его знает, чем эти гляделки большого воеводы с атаманом закончатся? Пора вносить в беседу конструктив.
— Почему? — придавил теперь уже меня взглядом Болотников.
— А потому, что москвичи все как один супротив нам встали. Не верят они, что государь спасся. И дворянские воеводы в том разуверились. Оттого к Шуйскому и переметнулись.
— И ты не веришь?
— И я.
— Я сам с ним говорил. Вот как с тобой.
— А откуда ты знаешь, что это царь Дмитрий был? Ты же раньше его в лицо не видел никогда. Любой мог к тебе выйти да царём назваться.
Болотников резко вскочил, с грохотом опрокинув лавку. Я замер, вслушиваясь в людской гомон доносящийся с улицы и гадая; уйду я отсюда сам или меня под белы рученьки выведут. Прямо на плаху. Правда, Порохня грозился в этом случае из Коломенского прорваться. Для того всю конную полусотню, что у него в наличии после отъезда Подопригоры осталась, с собой взял. Вот только мне такое развитие событий совсем не нравится.
— Ты вот что, Фёдор, — уперевшись кулаками в стол, навис надо мной большой воевода. — Более при мне таких речей не заводи. На первый раз, ради дружбы нашей, я тебе эту крамолу спущу. Во-второй раз, друже, не обессудь.
— Как скажешь, Иван Исаевич, — ну вот, видит Бог, я попытался, своей головой при этом рискуя. Болотникова, судя по всему, до самого конца с его пути не свернёшь. Осталось надеяться, что я его по дороги в ссылку перехватить сумею. — Только ты учти, воевода. Среди войска брожение началось. Рязанцы и туляки — уже на сторону Шуйского переметнулись. Будут и другие, если ты их в вере не укрепишь.
— И как я их укрепить должен? — вскинулся Болотников. — Не спешит царь к войску, как ни кличь. Думаешь, я ему не писал?
— Не выходит царя войску предъявить, предъяви хотя бы царицу, — веско заявил я, переходя к намеченному плану.
— Царицу?
— Ну, да. — подтвердил я. — Царицу. Дмитрий же с Мариной Мнишек обвенчаться успел. Вот Шуйский её вместе с отцом в ссылку и сослал. Нам бы её сюда доставить, чтобы Марина и войску, и москвичам подтвердить смогла, что спасся государь в то утро. Другого народу Шуйские да Голицыны подсунули. К тому же, — продолжил я, видя сомнения на лице воеводы. — Марина и для тех, кто в спасение царя не верит, веским доводом послужит.
— Это как же? — недобро взглянул на меня Болотников.
— А так, что в случае гибели царя Дмитрия, детей как известно не оставившего, она как его жена следующей в очереди на престол оказывается. Вот и выходит, что Шуйский не по праву на московский престол сел. В обход той, кому он по закону принадлежит.
— Ну, за право полячки новой царицей стать, на Руси никто биться не станет, — невесело хмыкнул Болотников. — Потому Васька Шуйский её в живых и оставил, что не конкурент она ему в борьбе за власть. А вот её слова о том, что государь, и впрямь, спасся, на пользу делу пошли бы. Глядишь, и народишко бы к нам потянулся. Да и Дмитрий Иванович, узнав о том, вернутся на Русь решился. Только где же её сыщешь?
— В Ярославле она вместе с отцом томится.
— Откуда ведаешь? — сузил глаза большой воевода.
— Знакомец мне из тех людишек, что с Москвы на переговоры приходили, встретился. Человек надёжный. Он и рассказал.
— И что ты предлагаешь? — в упор уставился на меня наш предводитель.
— Наш полк в Ярославль послать. Ты же понимаешь, что после бегства Ляпуновых и Пашкова под Москвой тебе не удержаться. Силы не те. И мой полк здесь особой роли не сыграет. А вот чтобы царицу вызволить из плена, силёнок должно хватить.
— Ярославль — город немаленький, — пригладил бороду большой воевода, уже явно прикидывая как добраться до бывшей царицы. — Его с наскоку не возьмёшь.
— И воевода там наверняка Шуйскому преданный, — согласился я с ним, — раз именно ему охрану Марины доверили. Но мы наскоком и не полезем. Есть у меня план, как незаметно в город пробраться.
Воевода задумался. Я замер, затаив дыхание. Вот сейчас и решится, насколько выполним тот план, что я ещё в Сечи задумал. Согласиться Болотников полк Грязнова к Ярославлю послать, даст на то своё добро, напишет грамоту и всё, считай мероприятия по созданию фундамента для собственной армии прошли успешно.
Мы ведь тогда официально войско Болотникова покинем, задание от него полученное выполнять и у воинов, что в наш полк за истинного государя воевать вступили, по этому поводу никаких возражений не должно возникнуть. Тем более, Глеб с Кривоносом ещё и утечку информации организуют, что нас послали саму царицу из неволи вызволять.
Вот только Грязной, в качестве жеста доброй воли, о нашей задумке освободить Марину Шуйского предупредит. И ему лишний плюсик в глазах царя, и нам польза.
Идти мы будем неспешно; обозы с новоприобретённым добром и пушками, я бросать не собираюсь, а там ещё и механизмами для изготовления бумаги загрузимся. В общем, царский гонец ярославского воеводу предупредить успеет и к нашему приходу и так не самый слабый гарнизон, подготовится.
Вот тут-то самое интересное и начнётся. Переть на сильно укреплённый город с крепким гарнизоном с нашими силами будет форменным самоубийством. Тем более, что и весточка об отступлении армии Болотникова из-под Москвы нас по дороге догонит.
И что прикажите делать? Обратно на соединение к Болотникову идти? Так он уже в сторону Калуги уходит, и все дороги царскими войсками наводнены.
«Не дойти нам! Так и сгинем не за медный грош»!
Ну, по крайней мере именно эту мысль постараются внушить растерявшимся воинам мои соратники.
Вот тут Порохня и решит на север к Костроме отойти и, захватив город, оттуда клич в поддержку истинного царя кликнуть. Вот там и обоснуемся; людьми усиливаясь да выучку воинскую поднимая.
Шуйскому точно не до нас будет. Сначала все силы на борьбу с Болотниковым и пришедшим ему на помощь царевичем Петром понадобятся, а потом, когда он к концу следующего года сопротивление большого воеводы всё-таки сломит, на Руси уже второй самозванец объявится. Так что большой вражеской армии под Костромой в ближайшие пару лет ожидать не приходится, а там уже самому к активным действиям пора переходить придёт. Я к тому времени уже давно воскреснуть успею.
— Пустое всё это, — обломал мои надежды Болотников. — Сможете вы царицу освободить или нет, то только Бог ведает. Но даже если и сможете, тут к тому времени уже всё решится. Мы или Москву возьмём, или голову сложим. Битва вскоре тяжкая предстоит, — вздохнул он, насупив брови. — Каждый воин на счету будет. А ты норовишь целую тысячу увести, да ещё огненному бою обученную!
— Оно может и так, Иван Исаевич, — решил не сдаваться я. — Отсылать полк накануне битвы только ради спасения Марины, и впрямь, неправильно будет. А вот послать его в обход столицы, попробовать можно. Мы, прежде чем к Ярославлю идти, для начала к северу от Москвы прогуляемся; обозы с подмогой, что к Шуйскому поступает, разорим, по городам, что на севере от Москвы стоят, клич за царя Дмитрия кинем. Глядишь, и часть войска, что под Коломенское подойти должно, в столице останется. Город от нас стеречь.
Болотников задумался, явно взвешивая все плюсы и минусы предложенного ему плана. Я, переглянувшись с Порохнёй, вновь склонился над столом.
Обратно я вернулся уже под вечер. Порохня сразу поскакал в дом, увозя с собой заветную грамоту, я же немного покрутился по деревне, проверяя уже изготовившееся к завтрашнему походу войско, посидел у костра с дозорными, заглянул к Мизинцу, суетящемуся возле лафетов с пушками. И лишь потом направился к избушке, выбранной нами с Порохнёй в качестве штаба.
— Вернулся, — встретился меня атаман на крыльце. — А я уже хотел за тобой посылать. Тут знакомец твой, — мотнул он головой в сторону дома, — тебя дожидается.
— Какой знакомец? — удивился я.
— А тот, которому из Серпухова Тараско сбежать помогал.
Ломоть⁈ Он то что здесь делает? Я же ему в Москве сидеть велел! Значит, случилось что-то! Что-то очень серьёзное, раз сын боярский рискнул моего приказа ослушаться и в стан к восставшим пробраться.
Врываюсь в дом, нахожу глазами топчущегося возле окна мужчину. Тот низко поклонился, нервно мня в руках шапку.
— Ты как здесь оказался, Ломоть?
— Знакомец у меня сегодня у сретенских ворот караул несёт. Вот и выпустил как стемнело. Насилу нашёл. Очень уж весточка важная, государь.
— Это какая же? — поинтересовался я, лихорадочно перебирая в памяти всё, что могло случится в истории в ближайшие дни. И ничего, кроме предстоящего вскоре сражения под Коломенским, припомнить не мог.
— Сестра твоя, государь. Царевна Ксения.
— А что с Ксенией? — не понял я. — Она же с Семёном Годуновым у датского короля сейчас гостит.
— Так я для того и пришёл, чтобы обсказать, — облизал губы Ломоть. — Не получилось у царевны до Белого моря добраться.
— Ты что мелешь!!!
Я схватил Ломтя за грудки и с силой встряхнул, так что у Гаврилы зубы клацнули.
— Погоди, Фёдор, — вырвал сына боярского из моих рук Порохня. — На, выпей квасу. А заодно и в чувство придёшь. Тут с холодной головой слушать нужно.
Я приложился к кружке, буквально всосав в себя холодную жидкость, вытер рукавом губы, сел на лавку, стараясь выровнять дыхание. Нужно, и впрямь, успокоится. Тут Порохня прав. И наконец узнать, что не так с Ксенией вышло.