Пусть уж лучше Грязной с Шаховским и Болотниковым общается. К бывшему ближнику самого Ивана Грозного наверняка отношение особое будет, вот ему и карты в руки. На должность воеводы вполне рассчитывать сможет. Дополним наш отряд за счёт стекающихся в Путивль сторонников второго самозванца, попробуем хоть немного обучить, и мой воевода отпросится у Болотникова в поход с целью оказания помощи и налаживания контактов с восставшими отрядами Пашкова и Ляпунова. Тут главное грамоту от большого воеводы (должность Болотникова) с царской печатью получить о том, что Грязной является воеводой спасшегося царя Дмитрия. Тогда легко пройдём. Весь Юг уже в восстание против Шуйского втянулся и нам в любом городе рады будут.
Только нам в любой не нужно. Нам, как я уже говорил, в Елец нужно. Ведь именно в этом городе ЛжеДмитрий решил создать плацдарм для намеченного им похода на Крымское ханство. И именно в нём, на данный момент, находятся огромные запасы оружия, пороха, амуниции. Пашков. конечно, уходя из города, много чего с тех складов заберёт. Но не всё же. А тут мы с грамотой на воеводство от того же царя Дмитрия. Думаю нормально вооружить весь набранный отряд, вполне можно будет. Останется только из этой толпы боеспособную армию преобразовать. Чем мы с Грязным, не спеша, и займёмся. Настолько не спеша, что догнать отряды Пашкова и Ляпунова так и сможем, не поучаствовав ни в одной битве до самой Москвы.
Ну, а там, по-видимому, опять Грязнову с Болотниковым придётся договариваться. Гробить «свой» полк в сражениях под Москвой у меня никакого желания нет. Он мне для дела нужен.
Ну, и второй причиной моего решения присоединится к восстанию Болотникова, был Юрий Беззубцев.
Этот простой сотник городовых казаков в Путивле в будущем сыграет одну из главных ролей в противостоянии Болотникова с царскими войсками, одержав ряд блестящих побед над московскими воеводами. А затем, после подавления восстания, будет вместе со своим отрядом неожиданно помилован.
Вот он эти четыре тысячи воинов потом ко второму самозванцу и уведёт. Но ни при ЛжеДмитрии II, ни во втором ополчении, бывший полководец Болотникова, существенной роли уже не сыграет, резко уйдя в тень. Оно и понятно. Ко двору самозванца целая толпа бояр с Москвы набежит, да гонористые поляки понаедут. Простому сыну боярскому, несмотря на прежние заслуги, наверх не пробиться.
Так что пускай Грязной заодно с Юрием контакт наладит. На будущее, так сказать. Ну, а затем, в нужный момент, мой боярин ему альтернативу и предложит. Для меня четыре тысячи опытных бойцов во главе с талантливым полководцем, точно лишними не будут.
— Эка невидаль стены! — весело оскалился Яким Подопригора, дюжий казак с хищным ястребиным лицом и характерным для запорожцев чубом. — Мы и не такие пояса развязывали, да воротами вверх задирали. Слышали же, браты, как мы Варну в прошлом году взяли⁈ Так что не журись, Фёдор, — с видимым добродушием он так хлопнул меня по плечу, что зубы клацнули. — Нужно будет и с этой крепостцы поясок снимем!
Казаки весело заржали, поддерживая своего заводилу. Я машинально потянулся к пистолю, чувствуя как в груди поднимается бешенство.
Подопригора был реестровым казаком, получавшим своё время за службу жалование. Вот только являясь отъявленным баламутом, скандалистом и выпивохой, в итоге сумел поссориться даже с собственным полковником, за что был выгнан со службы и посажен в поруб, с перспективой на следующий день умереть под плетью. Что не помешало Порохне этого бузотёра выкупить и пригласить в поход. На вопрос «зачем», наказной атаман заявил, что он Подопригору давно знает и тот, хоть и большой гуляка и скандалист, но воин славный. И он за ним до поры присмотрит.
В общем, поставил меня перед фактом. Как итог, все три дня, что мы Ромны к Путивлю добирались, неугомонный казак постоянно был в скверном настроении и едко язвил, задирая людей Грязнова. Но ко мне до сих пор цепляться не смел.
— А я и не боюсь, Подопригора, — зло ответил я, — Вот только Варну запорожцы, насколько я знаю, без твоей помощи взяли. А вот тебя рядом что-то не видели. Ты же, говорят, в шинке в Полтаве в это время постоянно сиживал? С горилкой воевал?
На этот раз засмеялись все. О пристрастии Якима к выпивке знали даже холопы Грязного. Спутники Подопригоры и рассказали.
— По всему видать, жить без неё не может! — окончательно добыл смутьяна Мохина, сделав руками характерный жест.
— Ты смеешь меня в трусости упрекать? — Подопригора, побагровев, потянулся к сабле. — Я в реестре в то время служил! Иначе давно бы на Сечь ушёл!
— А я не упрекаю, а говорю как было, — парировал я, пожав плечами. — Легко хвастаться победами, в которых сам не участвовал.
Эх. Жаль нельзя намекнуть, что я-то как раз в Варне был. Нельзя. Что приехавшие с Порохнёй казаки, что холопы Грязнова в первый раз увидели меня в Ровны и том, что я в Сечи был, а до того на галере веслом махал, знать не должны. Для большинства я по легенде из-за границы приехал, куда был послан на обучение три года назад Борисом Годуновым. А для Глеба и Кривоноса посвящённых в мою тайну, у датского короля вместе с сестрой гостил и теперь, узнав о гибели самозванца, решил трон себе вернуть.
Ага. Сам в шоке. Вот только семейка Грязных меня перед свершившимся фактом поставила. Один своему верному холопу, что ещё до пленения Грязнова, своему хозяину верно служил, открылся. Другой послужильцу и боевому товарищу страшную тайну сообщил. И всё самовольно, меня даже не спросив! Осталось ещё Порохне с Подопригорой пооткровенничать! Этак скоро полРоссии в мою сторону пальцем тыкать начнёт!
Нет, понятно, что это люди надёжные. Иных Грязные к такому делу и не привлекли бы. И пользы они, зная кто я такой, больше принести смогут. Просто такие вопросы без моего ведома, впредь, решать не стоит. Что, надеюсь, я вполне доходчиво до моего боярина и довёл.
— А ну, охолоните оба! — втиснулся между нами Порохня. — Ты Подопригора казак храбрый, то мне ведомо, — смерил он взглядом оскалившегося бунтаря. — Вот только задевать своих товарищей в походе не следует. Наши законы ты знаешь, Яким, — добавил он жёстко. — Если в поход пошёл, о розни и сварах забудь. В походе казаки друг за друга крепко стоят. На том наше товарищество и держится.
— Да какой он казак?
— А пусть и не казак, — жёстко оборвал Порохня. — Раз они с нами одним отрядом идут, значит, все товарищи. А Фёдор ещё и дворянство по чину имеет. А ты своё шляхетство, из реестра вылетев, потерял. Так чего задираешь? — наказной атаман немного подождал, вопросительно изогнув бровь и, так и не дождавшись ответа, резюмировал: — В общем так, Подопригора. Силком тебя в поход никто не тянул, мог бы и дальше в своём порубе казни дожидаться. Но раз со мной пойти согласился, то и спрос с тебя будет, если не угомонишься, по законам нашим. Понял ли?
— Понял, батька, — через силу выдавил Подопригора, зло сверкнув в мою сторону глазами.
— Ну, то-то.
Ну, вот. Ещё одного врага я себе нажил. Хотя, думаю, это ненадолго. В Путивле с Порохнёй серьёзно поговорю. Этаких подарочков нам не нужно. У меня и без этого смутьяна проблем хватает.
За спором не заметили, как подъехали к воротам города.
— Кто такие? По какой надобности в Путивль едете? — перегородили нам дорогу с десяток городовых казаков.
— Я думный дворянин Василий Грязной,. — подал коня вперёд мой боярин, покосившись на смотрящих со стен лучников. Ну да, если что, нас тут быстро перебьют. Наверняка и за воротами воины на этот случай стоят. — Вот приехал со своими людьми в войско царя Дмитрия Иоановича вступить. За дело правое постоять, как в грамотах вашего воеводы князя Шаховского сказывалось
— Проезжайте, — тут же расступились казаки в разные стороны. — Но только смотрите. Если забалуете, враз порубим. У нас с этим строго.
За воротами, и впрямь, оказался ещё отряд в полсотни человек. Да и улицы были буквально наводнены вооружёнными людьми, деловито снующими туда-сюда. Чувствовалось, что город готовится к осаде. Оно и понятно. Новый Дмитрий, несмотря на все старания Шаховского, ещё не появился, да и Болотников ещё в пути из Польши, а Василий Шуйский свой ход уже сделал, послав на охваченный мятежом Юг сразу две армии. И к этому моменту князь Иван Воротынский уже осадил Елец, а князь Юрий Трубецкой Кромы. Поневоле к осаде готовится будешь.
Нашли дом Шаховского, но оттуда нас послали в собор Рождества Богородицы, куда воевода ушёл помолиться.
У входа в церковь столкнулись с самим окольничим, выходящим в окружении целой толпы воинов. Я сразу сдал назад, затерявшись среди соскочивших с коней всадников. Шаховский во дворце частым гостем не был, но всё же пару раз «меня» видел. Вот и ещё одна причина, что я в командиры отряда не полез. Пускай лучше с ним Грязной в гляделки играет.
— Здрав будь, Григорий Петрович, — выступил вперёд Грязной. — Вот приехал по твоему зову за государя нашего Дмитрия Иоановича постоять. И людишек с собой привёл, сколько набрать смог.
— И тебе здравствовать — поднял на него глаза окольничий. От опытного придворного не ускользнуло, что подошедший старик держится с ним на равных да и приодеться боярин на свою долю добычи с похода, давно успел: — Кто таков будешь? Прости, не признал.
— Не признал, выходит, — хмыкнул Василий, пригладив бороду. — А вот я тебя помню, князь, хоть и был ты мальцом, когда в гости к твоему батюшке заезжал. Давно это было, — сокрушённо покачал он головой. — Василий я, Грязной. Вот вернулся из Туретчины, где считай с тридцать годков в неволе протомился да решил царю Дмитрию Иоановичу верой и правдой послужить, как прежде батюшке его служил. Кто знает, может и от меня, старика, государю польза будет?
— Василий Григорьевич! — нахмуренное лицо окольничего расплылось в приветливой улыбке. — Ещё зимой весточка о твоём возвращении дошла. Государь хотел тебя летом к себе призвать, да вот не успел.
— Звать или нет, то его воля. — вздохнул бывший опричник. — Стар я стал для службы государевой. А только как на покой уйдёшь, если такое воровство на Москве творится? Послужу царю-батюшке в последний раз, а там может и наградит старика чем-нито за службу верную.