— А как же, государь. На двадцать шагов друг от друга шли.
А вот это хорошо. Значит, если сотник во второй сотне не ротозей, то, пока, враги первую сотню рубили, он свою поперёк дороги построить должен был успеть и, раз уж мы с козлами так опростоволосились, стеной из копий вражину встретить. А там и другие сотни подоспеют, глубину строя создавая. Так что не всё ещё потеряно. Время есть. Раз враги с флангов атаковать не хотят, нужно нам это сделать попробовать.
— Арты! — во всю глотку заорал я, развернувшись к обозу. — Арты сюда по цепочке передавайте! Быстрее!
Возницы засуетились, соскочили с телег, потянули из саней короткие, широкие лыжи.
— Кердыба! — как родному обрадовался я подбежавшему ко мне сотнику. На ловца и зверь бежит. Хотя его две сотни стрелков входили в отряд Севастьяна, так что в том, что он оказался поблизости, ничего удивительного не было. — Твои стрелки далеко?
— Недалеко, государь, — мотнул головой Тимофей в сторону и не думающего затихать сражения.
— Пусть разбирают арты! Через лес, в обход пойдём!
— А я, государь?
— А ты обратно к коннице возвращайся, — отмахнулся я от Порохни. — Всё равно здесь от неё толку не будет. За дворянами проследи. В резерве будете.
— Так может и ты?
— Скачи, Порохня. Не доводи, до греха! Севастьян!
— Слушаю, государь!
— Козлы с саней забери и дорогу перегороди. Строй свою тысячу. Если что, хоть тут врага как положено встретим.
На то, чтобы доставить в нужном количестве арты и снарядить ими отряд Кердыбы, ушла целая прорва времени. Во всяком случае, мне именно так показалось. Но бой где-то там впереди не стихал, вражеские воины в пределах видимости не появлялись, а значит, их всё же смогли остановить и этот бой мы ещё не проиграли.
— Дай сюда.
Вырвав очередную пару арт, я, сев на сани, начал закреплять их на ногах кожаными ремешками. Покосился в сторону севшего прямо на снег Семёна, воинов из его десятка, отвернулся, ничего не сказав.
Этих хоть гони, хоть не гони; всё равно без толку. Не отстанут. Остановить не пытаются — уже хорошо.
Пошли ходко. Высокие сосны движению не мешали и стрелки, выстроившись в колонну по четыре лыжника, бодро двигались вперёд, каждые две минуты меняя протаптывающую лыжню четвёрку. Те, пропустив отряд, вставали сзади на уже набитую лыжню. Навстречу всё чаще попадались люди; испуганные, пораненные, увязающие по колено в снегу. Нам кричали вслед, кто-то пытался угнаться следом, проламывая набитую колею, кто-то, наоборот, шарахался в сторону, пытаясь затаится за толстыми стволами.
— Отойди-ка, государь, — неласково сдвинули меня в сторону, когда пришла моя очередь торить лыжню.
— А на дыбу⁈ — рявкнул я вслед удаляющейся спине, всё же пропуская мимо себя остальных.
— На всё твоя воля, государь.
— Вот, ирод, — пожаловался я вставшему рядом Семёну, в душе радуясь поступку неизвестного мне стрелка. Всё же запыхался я к этому моменту изрядно. Сам виноват. Стрелков постоянно на марш-броски гонял, а сам в это время на коняшке катался. Вот физика в нужный момент и подвела. Теперь, совсем бы не выдохнуться. Тогда весь отряд из-за меня встанет.
По счастью, бежать нам осталось совсем недалеко. Дорога впереди круто завернула вправо, перегораживая нам путь и вскоре мы затаились за деревьями, переводя дыхание и рассматривая открывшуюся картину.
— Смяли таки отряд Глеба, — зло сплюнул в снег Семён, вытирая шапкой пот с лица. — Вон сколько народишку полегло.
— А ещё больше по лесам бегает, — скрипнул я зубами на шарахающихся от нас бородачей, казалось заполонивших лес.
— Так куда им деваться, государь? — неожиданно решил заступиться за беглецов, прислонившийся к соседнему дереву Кердыба. — По всему видать, конница неожиданно на них наскочила и, не дав в строй встать, сразу в пешцев врубилась. Вот и посекли людишек.
— Вон туда деваться! — рявкнул я в ответ, ткнув в сторону ощетинившегося копьями строя. — Кривонос своих построить успел. Вот он бы этих паразитов к делу и пристроил! И Мизинец, молодец! Пушки развернул. Теперь бы ещё вражью конницу под картечь заманить, и совсем хорошо будет.
— Фитили пали, — не ответил мне сотник, потянувшись к кресалу. Стрелки тут же прислонили пищали к деревьям, начав выполнять команду.
Оно и правильно. Нужно дело делать, а поговорить мы и потом сможем.
— Вперёд, — крикнул Тимофей, как только фитили заискрились огоньками.
Я бросился вслед за остальными, сжимая в руках два колесцовых пистоля. Всё правильно. От нас до вражеской конницы метров триста будет. Для уверенного залпа нужно дистанцию хотя бы наполовину сократить.
Эти метры мы пробежали на одном дыхании. Остановились, поспешно выстраиваясь в две линии, положили пищали на сошки.
— Бей!
Сотня пищалей полыхнула пламенем, внося в ряды конницы сумятицу и стрелки отступили назад, потянувшись за бумажными патронами.
— Бей!
Второй залп, окончательно смешал вражеские ряды, заставив ослабить напор на копейщиков Кривоноса. Чем Кузьма тут же и воспользовался, отдав команду на сотни раз отработанное перестроение. Ощетинившаяся копьями стена неожиданно раздвинулась, сжимаясь к краям и в упор по крутящимся на месте всадникам разом жахнуло шесть пушек, заливая открывшееся пространство картечью.
Вражеский отряд превратился в бесформенную, мечущуюся во все стороны массу. Крики ужаса, беспомощно бьющие копытами, опрокинутые в снег лошади, стоны и плач раненых. И всё же враг был не сломлен. Большая часть уцелевших сплотилась вокруг одетого в богатый, панцирный доспех боярина, что-то кричавшего воинам, а не менее полусотни всадников развернулось в нашу сторону, понукая утопавших в снегу коней.
— Ну, это они зря, — покачал я головой, наблюдая за насыпавшим в затравочное отверстие порох стрелками. Сами пищали они уже зарядили. — Не учли, что у нас, если со стрельцами сравнивать, на зарядку времени в два раза меньше уходит. Не успеют.
Стоявший рядом стрелок захрипел, схватившись рукой за древко стрелы. Следом прилетели другие, выбивая моих воинов из строя.
— Фитили пали, — зло прорычал Кердыба, косясь на взявшихся за луки всадников. — Держать строй!
— Государь.
Меня оттеснили телохранители, закрывая своими телами.
— Да чтоб вам, — выматерился я, потрясая так и не разряжёнными пистолями. — Совсем обнаглели!
— Пли!
Для почти добравшегося до нас отряда слитный залп почти сотни пищалей оказался фатальным, сметя в снег всадников вместе с конями. Второй залп полоснул по основному отряду, выбив из седла и их командира. И тут на остатки вражеской конницы посыпался град стрел и во вновь смешавшиеся ряды врезалась сотня Подопригоры.
— Это победа, государь, — оскалил рот в кровавой улыбке Семён.
— Разве это победа? — не согласился я с ним, с горечью смотря на усеянную телами дорогу, и охнув, кинулся к осевшему на снег ординарцу.
Глава 20
Я вновь растерялся. Видно день сегодня такой выдался; много о себе возомнившего попаданца мордой в реалии суровой действительности ткнуть. Хотя, нужно признать, до этого я полноценной армией не командовал, в походы её не водил и, соответственно, с последствиями неожиданной атаки вражеской конницы ранее не сталкивался.
Вокруг царил ад. Люди метались по сочащемуся кровью снегу, что-то заполошно горланя и бестолково тыкаясь друг в друга, кидались к раненым сотоварищам, добивали стонущих врагов и жалобно хрипящих лошадей. Воздух вокруг почти осязаемо уплотнился, напитавшись болью, страхом, злобой. И трупы. Сотни трупов заполнивших собой относительно небольшой участок свободного от деревьев пространства; изломанных, окровавленных, порой неестественно выгнувшихся в жуткие позы.
Я осторожно выбрался на дорогу, перед каждым шагом внимательно выбирая место, куда поставить ногу, подошёл к заваленному телами воеводе, что возглавил так дорого обошедшееся для моего войска нападение.
— Что же тебе в Ярославле вместе с Шуйским не сиделось, а? И сам сдох, и столько людишек напрасно погубил.
— Никак признал его, государь?
— Признал, — я с трудом сдержался, оглянувшись на голос Подопригоры. Не время сейчас на нём свою досаду и злость срывать. Не время и не место. Слишком много он мне пользы принести успел, чтобы вот так, не выяснив для начала причину его ротозейства, на своего ближника всех собак спускать. — То Юрка-стольник, последний из рода князей Ушатых. Помнится, его батюшка незадолго до своей смерти в Шацк на воеводство послал. А он вот где оказался. И ведь не оповестил никто, — всё же не удержался я от упрёка. — Как так вышло, Яким, что ты появление пяти сотен поместной конницы не заметил? Или сделал вид, что не заметил?
— Не заметил, государь, — Подопригора сильно побледнел, но глаза в сторону не отвёл. — Вчера Шуйский ещё в Ярославле пировал. А сегодня у меня два дозора обратно не вернулись.
Я выругался, не в силах удержать в себе бранных слов, глубоко вдохнул в себя морозный воздух, пытаясь успокоиться.
— У тебя дозоры пропадают, а ты, сидя у печи, медовуху пьёшь?
— Я в походе не пью, государь, — ну да, тут я немного сгоряча перегнул. В чём, в чём, а в пьянстве во время боевого похода Подопригора замечен не был. — А дозоры, и раньше, бывало, на пару дней пропасть могли. В дороге всяко случиться может. К тому же я на развилке, что с тракта к моей деревеньке ведёт, пост оставил. Там холм, леса нет. Далеко видно.
— Их тоже вырезали? — проскрипел снегом подошедший Мизинец.
— Вырезали, — согласился с пушкарским головой Яким. — По всему видать, обмануть как-то вражины смогли. Михайло был десятник справный. Оружных людишек бы не проглядел.
— И как же тогда до него ярославцы добрались?
— Так может его спросим, государь?
Стоящие за Подопригорой воины расступаются, вытолкнув вперёд пленника. Тот, сражённый услышанным титулом, бухается на колени, прямо в сочащийся кровью снег.
— А кого-нибудь посолиднее захватить не могли?