Вот чего ты ждёшь, Василий Михайлович? Тихо же всё. Водичка плещется, птички поют и даже травка у переправы не помята. Чего тебе бояться? Особенно здесь в окрестностях дружественного Путивля? Если ты так каждое потенциально опасное место тщательно осматривать станешь, то целый год до своей Корелы добираться будешь. Давай уже, дружище, решайся!
И всё же Рубец Мосальский решил проявить осторожность. Воевода махнул рукой и два всадника въезжают в реку.
Вот же ты скотина подозрительная! Перестраховался, всё-таки!
Вжимаюсь всем телом в траву, боясь лишний раз вздохнуть, вслушиваюсь в приближающиеся всплески под копытами коней.
Не должны они нас обнаружить. Кустарник густой, и мы чуть в сторонке от брода лежим. Да и подходили сюда с другой стороны, боясь лишний кустик сломать. Они скорее в небольшой лесок, что с другой стороны к броду вплотную подступает, заглянут. Там немного пошарятся. Всё же по-настоящему князь в возможность устроенной на него здесь засады вряд ли верит и решил прошерстить подозрительный лесок из привычной осторожности.
Всадники, и впрямь, долго в лесу не задержались и уже через пару минут вернулись обратно к реке. Вновь донеслись характерные всплески.
— Фитили зажигай, — тут же чуть приподнялся рядом со мной Грязной.
Подношу уголёк к вымоченному в пороховом растворе обрывку верёвки. Тот мгновенно вспыхивает, задорно колыхаясь крошечным огоньком.
Всё. Теперь только ждать. Тонюсенькие струйки дыма от горящих фитилей с того берега не должны заметить.
Осторожно положив дуло пищали на вбитый в землю колышек-рогатину, я застыл, прожигая глазами своего врага.
Ну, давай же! Чего ты там топчешься? Тебе же доложили, что нет здесь никого!
Словно услышав мой мысленный призыв, князь отдал короткую команду, и конная кавалькада двинулась вперёд, разбрызгивая воду во все стороны.
— Целься, ребятушки, — одними губами прошептал Грязнов, прильнув к пищали.
Я в свою очередь прицелился, метя в широкую грудь боярского жеребца. Хорошая цель; и близко, и едет почти прямо на меня. Тут промахнуться будет довольно трудно.
— Стреляй! — взревел Грязной, дождавшись того момента, когда всадники достигли середины реки.
Жму спусковой крючок, высвобождая фитиль из защёлки и одновременно закрыв глаза.
Грохнуло. Конское ржание, крики, громкие вплески упавших в воду тел. Кто-то заковыристо матюгнулся одновременно рыча и плача. Грохнул одинокий пистоль, послав пулю в ответ, наугад.
Не пытаясь разглядеть результаты стрельбы ( время дорого да и пороховой дым хорошему обзору не способствует) тяну к себе вторую пищаль. Руки дрожат от возбуждения и зажечь фитиль от практически потухшего уголька получается не сразу. Эх! Надо бы зажигалку изобрести. Знать бы ещё как!
— Целься! — зло орёт мне прямо в ухо Грязной.
На бывшего опричника страшно смотреть; глаза бешеные, навыкате, зубы в хищном оскале ощерились. И сам будто пружина сжался, прильнув к прикладу своей пищали. Сразу видно; в свою стихию попал человек. Ему этот бой в радость.
— Стреляй!
Дым к этому моменту немного развеялся, позволив разглядеть, что творится на реке. Большая часть отряда из всадников и потерявших седоков коней сбилась в кучу, бестолково крутясь во все стороны. Но с десяток воинов, вырвавшись из толчеи, целеустремлённо устремилась к берегу.
В них-то я и выстрелил, спустив спусковой курок. И, подхватив лежащее рядом копьё, одним рывком поднимаюсь на ноги.
— К броду! Быстрее! — рванул, проносясь мимо меня, Грязной.
Бегу следом, с треском ломясь сквозь кустарник. Рядом запыхтели остальные. Кто-то грохнулся, запнувшись за неподатливый корень, с чувством выматерился нам вдогонку.
Вываливаюсь вслед за боярином на открытое пространство и матерюсь уже я.
Судя по всему, второй залп в основном пришёлся на застрявших посередине реки наездников, окончательно смешав их ряды. Всадники запаниковали, начав было разворачивать коней в сторону покинутого ими берега, но туда, нещадно поливая врагов стрелами, уже во весь опор скакали шестеро казаков. А вот ринувшийся к нашему берегу отряд, проредить не удалось. И оставшимся в седле всадникам до берега всего-ничего осталось. Многовато для жиденького строя из семёрки копейщиков! Хорошо ещё, что брод в реке был довольно глубоким, и лошади еле брели. Ни скорости, ни слитности, ни напора.
Над головой хищно просвистели стрелы. Ражый детина в латном нагруднике выронил в реку пистоль и бессильно заскрёб рукой по торчащему из глаза древку. Рядом заржала раненая лошадь, опрокидываясь вместе с всадником в воду. Глеб, Кривонос и Филимон, ещё довольно молодой веснушчатый воин из числа холопов Грязнова, быстро вытянув из колчанов по стреле, вновь вскинули луки. Вот только враги до нас уже добрались. Хлопнул выстрел, заставив вскрикнуть кого-то из лучников у меня за спиной, пролетел джерид (короткое метательное копьё) выбивая из строя одного из копейщиков.
— Из пистолей их бей!
— Копья в землю упирай!
Ах, ты ж! У нас же на семерых четыре пистоля имеются! А я в горячке боя о своём и забыл совсем!
Успеваю разрядить свой пистоль перед самой сшибкой, метясь в чернобородого крепыша в добротном тягиляе ( кафтан с наклёпанными на него металлическими пластинами) напирающего на меня, каким-то чудом умудряюсь промахнуться и целю копьём в грудь коня. Конь недовольно заржал, чуть сдав назад и вновь рванул вперёд, выбивая из рук копьё и опрокидывая на землю. По кольчужной рубахе прочертило копытом, едва не вдавив меня в траву, небо заслоняет оскалившееся в яростной гримасе лицо моего врага. И тут же он падает вниз, прямо на меня, впечатывая грузным телом в траву.
Ох, ты ж, святые угодники! Пощадите мои рёбра!
Мыча от боли, с трудом вылезаю из-под бородача, поднимаюсь, скособочившись на правый бок.
— Как ты, Фёдор? — склоняется ко мне Тараско. — Живой?
— Не знаю, — цежу сквозь зубы в ответ, оглядываясь по сторонам. — Кто эту скотину по людям топтаться научил? Хорошо вскользь прилетело.
Бой к этому моменту уже почти закончился. К нашему счастью, мазилой оказался только я и троих всадников перед самой сшибкой, мы всё же выбили. Да и Кривонос с Глебом без дела не стояли, продолжая в упор расстреливать врага. Так что до нас добрались только двое всадников, коих тут же копьями оперативно с коней и ссадили. Причём одного из них как раз в аккурат на меня. Ещё двое попытались обойти копейщиков стороной и, нарвавшись на чеснок, бултыхались вместе с жалобно ржущими лошадьми в воде. А на том берегу под азартные выкрики Подопригоры, казаки добивали остатки отряда Рубца Мосальского.
Рубец!
Я даже на мгновение о собственной боли забыл, с тревогой ощупывая глазами реку.
Моего врага нигде не было видно.
На дне реки или вниз по течению уплыл? Ну уж, нет! Вот так мы не договаривались!
— Фёдор! — проревел мне вслед медведем Грязной. — Куда ты⁈
Но я уже врываюсь в примыкающий с этой стороны брода к реке лес.
Нет! Рубца я отсюда живым не отпущу. Вес лес обыщу, а эту сволочь, если он до берега добраться смог, обязательно найду!
Впрочем, долго искать мне не пришлось. Я и полсотни метров не пробежал, от души матеря прильнувшие к самому берегу деревья, как выскочил прямо на боярина. Остановился, внимательно рассматривая своего врага, удовлетворённо вздохнул, зажав левой рукой бок.
— Что смотришь? — зло сверкнул глазами князь, отфыркиваясь от стекающей воды. — Не повезло мне. Аккурат в ногу чья-то пуля угодила. Видимо, кость раздробило.
— Не повезло, — согласился я, вслушиваясь в затихающие на реке крики. Всё. Похоже добили мои люди оставшихся выживших. — И так бывает.
— А вы зачем моих людишек перебили? — Мосальский, попытался подняться, зажимая рукой рану на ноге и обессиленно рухнул обратно, заскрипев зубами. — В здешних краях все руку истинного царя Дмитрия Ивановича держат. А я боярин его, князь Рубец Мосальский. Может, слышал? Я в прошлом году здесь в Путивле вторым воеводой был и город под руку царевича привёл. И сейчас оттуда путь держу. Ошиблись вы, спутав нас с людишками изменника Васьки Шуйского.
Неужто не узнал? Нет, одетая на голову мисюрка (шлем с кольчужной сеткой) часть лица скрывает, но не на столько же! Или только вид делает, стараясь внимание усыпить? И насчёт раненой ноги тоже расслабляться не стоит. Может и не так мой враг обездвижен, как показать хочет. И в нужный момент вполне сможет на эту самую ногу вскочить и глотку нерасторопному юнцу перерезать.
— Да нет тут никакой ошибки, Василий Михайлович, — хмыкнул я, не сводя глаз со своего врага. — Именно тебя с твоими людишками мы тут и ждали. Так что на этот счёт ты уж будь спокоен.
— Это кому же я так шибко дорогу перейти успел? — озадачился князь, как бы невзначай потянув руку к поясу, из-за которого торчали ножны с ножом. — Неужто Шаховский соперника во мне увидел, да за своё место при новом царе испугался?
При новом. Значит в то, что царь Дмитрий из Москвы спасся, Рубец не верит и власть заведомого самозванца признать готов, лишь бы самому возвысится. Хотя о чём я? Сколько таких бояр, князей и дьяков после на службу в Тушинский лагерь переедут? И то что новый претендент на власть на убитого ЛжеДмитрия совсем не похож, никого из них не смутит. Пусть самозванец, зато чины да вотчины исправно раздаёт. Чего ещё надо?
— И вновь не верна твоя догадка, боярин. Ты мне дорогу перешёл, и ответ сейчас за свои злодеяния именно передо мной держать будешь.
— Перед тобой? Да кто ты таков, чтобы князей во врагах иметь! Холоп!
— Он к ножу тянется, государь!
Выскочившие из-за спины Тараско с Мохиной в два прыжка добрались до князя, навалились и, прижимая к земле, быстро связали руки.
— Я видел, — обернулся я к подошедшему Грязному. — Но всё равно, благодарствую, боярин. Справно ты службу несёшь, со всем радением.
— Государь? — Мосальский был настолько ошеломлён, что перестал сопротивляться. — Федька⁈ — в широко распахнувшихся глазах появилось узнавание.