Готовлю сэндвичи. Хотя и не большая поклонница, включаю телевизор и быстро перещелкиваю с канала на канал, благо их всего три. По Би-би-си-1 идет какое-то тупое комедийное шоу с закадровым смехом, смысл которого от меня ускользает. На Би-би-си-2 садоводческая программа, посвященная увеличению производительности. Би-би-си-3 рассказывает о новостях и погоде. Осенью ожидается хороший урожай. Потом показывают Лондон. Снимали в том числе и на улицах, по которым я проезжала по пути в больницу и обратно, но сейчас их не узнать. Не видно, например, выгоревших зданий. И охранников.
– О чем задумалась? – На пороге стоит Мак.
– Знаешь, я была на этой дороге, но по телевизору она выглядит иначе: чище, аккуратнее. По-другому.
Мак вскидывает бровь. Садится.
– В новостях предпочитают показывать красивые места и довольных людей.
– Тогда какие ж это новости. Люди не всегда и не всем довольны. Вот этот дом – посмотри! – он еще неделю назад, когда мы проезжали мимо, стоял без окон и дверей. Его просто не успели бы отремонтировать так быстро.
Мак берет сэндвич.
– Ну, так ведь он выглядит получше, правда?
– Глупости.
– Да уж точно. – Он снова смеется.
Смотрю на него. Мак ест сэндвич. На взрослого он не похож ни внешностью, ни разговорами.
– Что? – Он с любопытством смотрит на меня. – Хочешь о чем-то спросить – спрашивай.
– Ты сам этот хлеб выпекал?
– Да.
– А волосы тоже сам подстригал?
– Да.
– Тебе сколько лет?
– Двадцать два.
Моложе, чем я думала. На шесть лет старше меня. И тут же мысль: на шесть лет старше. Мемориал возле школы установлен шесть лет назад.
– Ты ходил в школу лорда Уильямса? – спрашиваю я, не успев как следует подумать. Должно быть, из-за недосыпания.
– Ходил.
– А Роберта Армстронга знал?
Мак смотрит на меня без всякого выражения, потом по лицу как будто пробегает какая-то тень. Смешинки гаснут в глазах. Он встает, берет с полки буфета одну из своих бурых бутылок и снова садится.
– Да, знал. Роберт был моим другом, – говорит Мак негромко и открывает бутылку.
– Он был… моим братом?
– Все зависит от того, как на это смотреть. – Мак пожимает плечами. – Вообще-то он был сыном твоей нынешней матери.
Моей нынешней матери. Не настоящей. Интересное выражение. Но ведь все твердят, что она – моя мать.
Я уже открываю рот, чтобы спросить о Роберте, но Мак поднимает руку.
– Подожди. Довольно. Прежде чем расспрашивать меня, ответь на пару моих вопросов. Почему ты спросила о Робби?
Я смотрю на него. Сонливости как не бывало, но мне немножко страшно. Робби, не Роберт, был настоящим, живым. Я почему-то чувствую, что это опасная тема. И зачем только начинала?
– Все в порядке, – успокаивает меня Мак. – Говори.
Есть в нем что-то такое, отчего хочется ему верить, и я рассказываю, сама удивляясь собственной смелости. Рассказываю, как меня заинтересовал сам мемориал, как я думала и думала о тех погибших в автобусе пятнадцати-шестнадцатилетних ребятах. О кошмаре и появившемся в нем имени: Роберт Армстронг. Вот только кто он такой, я так толком и не поняла.
– Интересное вы создание, юная леди, – говорит Мак.
– Я не создание!
Он смеется.
– Извини. Тебя зачистили, однако в отличие от той пустоголовой проказницы, которую обхаживает и, возможно, пытается растлить сейчас Джазз, у тебя, похоже, кое-что от собственных мозгов осталось.
– Эми не пустоголовая! И она не… не… – Я не знаю, что сказать, потому что не знаю, чем занимаются они с Джаззом. А еще меня не покидает неприятное чувство, что я оставила их без присмотра и не исполняю свои обязанности.
– Ладно, пусть так. Она не дурочка, я не это имел в виду. Она просто ни о чем не спрашивает.
Ох. Снова то же – Кайла другая.
Он подается вперед, серьезный как никогда.
– Но к тебе у меня очень важный вопрос.
– Какой?
– Задавать вопросы – одно, а вот что ты будешь делать с ответами?
– Наверно, постараюсь разобраться во всем, понять. Для себя.
Мак кивает.
– Для себя. Это важно, Кайла. Держи свои вопросы при себе. Будь осторожна, выбирая тех, к кому с ними обратиться. И с ответами тоже будь осторожна. Сможешь? Сможешь держать все это при себе?
– Да.
Он откидывается на спинку стула. Отпивает из бутылки.
– Тогда валяй, спрашивай. Что ты хочешь знать?
Сглатываю. Я хочу знать, что случилось в тот день. Но хочу ли? Отступаю чуть в сторонку.
– Каким он был, твой Робби?
– Парень как парень. Такой же, как большинство из нас. Серьезный, немного застенчивый. И башковитый. Увлекался наукой и всем таким. Самое удивительное, что его подружкой была самая красивая девчонка в школе. Этого я никогда не мог понять.
– О случившемся сообщали в новостях? Это ведь, наверно, было не слишком приятно.
– Точно. Но ведь о таких вещах как говорят: бесчеловечные злодеи террористы убили группу школьников в рамках проводимой ими кампании террора.
– Значит, так оно и было?
– Не совсем. Террористы пытались атаковать офисы лордеров, и автобус просто оказался у них на пути. Все погибли. Не думаю, что они именно этого хотели.
– Но случилось то, что случилось. Они убили Роберта и всех остальных ребят, – возмущенно говорю я. – Неважно, что они пытались сделать. Может быть, террористы хотели убить других людей, которые заслужили или не заслужили смерти, а не детей. Но убили именно детей.
– И да, и нет.
– Ты о чем?
– Робби умер не в автобусе.
– Что? Но ведь на мемориальном камне его имя. Откуда ты знаешь?
– Я был там.
Потрясенная, я смотрю на Мака. Оказывается, я не задала самый важный вопрос. А ведь могла бы догадаться, если бы сама поворочала мозгами.
«Лево» вибрирует.
– Ты в порядке?
Смотрю на руку – 4.3. Пожимаю плечами.
– Пока что да. Шоколадка есть?
– И этого хватит?
Он находит шоколадку, я съедаю, сосредоточившись на ее сладости и дыхании. Уровень понемногу повышается до 5.
– Извини. Ничего не могу с этим поделать.
– Неприятная, должно быть, штука.
– Если разозлюсь, будет хуже.
Делаю глубокий вдох.
– Пожалуйста. Можешь сказать, что там на самом деле случилось?
– Выдержишь?
– Думаю, что да.
И Мак рассказывает. Он был в передней части автобуса, удар же пришелся в основном по задней. Ему запомнились взрывы, дым, крики и наступившее потом молчание. Все как в моем сне. Мак получил легкое ранение головы, его вытащили. Роберт стоял там же и все кричал «Кэсси! Кэсси!» – звал подружку. Похоже, его даже не зацепило. А потом Мак вырубился.
В больнице у него спрашивали, что он видел в тот день. Мак сказал, что ничего не помнит. Что отключился, хотя на самом деле потерял сознание позже. Ему, кажется, поверили. Выйдя из больницы, он узнал, что в списке погибших значатся Кэсси и Роберт.
– Но если Роберт не пострадал, что могло с ним случиться?
– Я не знаю наверняка. А спрашивать боялся.
Он смотрит в сторону, тени бегут по его лицу, и за ними я вижу непреходящую вину. За то, что он жив. За то, что так и не рассказал миру о Роберте. И еще… Он знает. Есть в этой истории то, что Мак держит при себе.
Он поднимается со стула, открывает ящик, достает и протягивает мне фотографию.
– Это они, Роберт и Кэсси.
Я смотрю на него и вижу маму: тот же квадратный подбородок, те же волнистые волосы. Обычный парень, обнимающий девушку. Настоящую красавицу. С идеальной кожей, милым, в форме сердечка личиком, шелковистыми, цвета меда волосами. Она была идеалом, пока не оказалась, к несчастью для себя, в том автобусе.
– Но что случилось с ним?
– Некоторое время назад я пытался найти его на веб-сайтах пропавших без вести, но не нашел. Вряд ли тебя будут объявлять пропавшим без вести, если считают убитым.
– Но ведь у тебя есть свое мнение насчет того, что произошло с ним.
– Возможно.
– И что же?
Он молчит. Колеблется.
– Думаю, его зачистили.
Я смотрю на него растерянно. Как же так?
– Зачистили? Но его не могли зачистить. Так поступают только с преступниками.
– Конечно. Но почему пропадает так много детей? Что с ними происходит? Послушай. Робби был так сильно травмирован случившимся, что они решили зачистить его и таким образом сохранить как полезного гражданина. Они пытались помочь ему, полагая, что иначе он не выдержит.
По лицу Мака я вижу, что он с этим не согласен, но я в полной растерянности и не знаю, что делать. Пропавшие без вести дети? Что он такое говорит? Неужели зачистку и в самом деле применяют в отношении детей, которые не являются преступниками?
– Что это за сайты с пропавшими без вести? Я о таких впервые слышу.
– Послушай, Кайла, это очень важно. То, о чем никогда нельзя упоминать. Секрет.
– Что?
– Идем.
Я иду за ним в заднюю комнату. Там полнейший беспорядок, разбросанная одежда, но потом он убирает кое-что, и я понимаю: это все для того, чтобы спрятать компьютер.
– Это немножко – или множко – незаконно. Машинка неразрешенная, так что держи рот на замке.
– О.
Мак показывает мне несколько подпольных, неподконтрольных лордерам веб-сайтов, управляющихся с территории Европы и Соединенных Штатов. Веб-сайты, посвященные пропавшим без вести, это лишь одна категория. Пропавших – огромное число, но большинство из них – дети.
– Сколько тебе лет? – спрашивает Мак.
– Шестнадцать.
Он печатает. Шестнадцать – женский – блондинка – зеленые глаза.
– Что ты делаешь?
– Хочу показать, сколько таких.
На экране мелькают образы, даты, когда пропавших видели в последний раз, имена, возраст… Всего совпадений тридцать шесть. Мой взгляд скользит по странице. Сколько девочек! И большинство пропали в подростковом возрасте. Что же случилось с ними?
– Ни фига себе, – бормочет Мак.
– Что такое?
– Посмотри номер тридцать один. – Он щелкает по фотографии и увеличивает ее. Симпатичная, щербатая улыбка. Большие зеленые глаза, светлые волосы; на ней джинсы и розовая футболка; на руках серый котенок. Внизу подпись: