– Красивый фламинго, – сказал я, чтобы не стоять в неловкой тишине.
Миссис Бэнкс взглянула на садовую скульптуру, сиявшую под ярким солнцем.
– О, спасибо!
И тут с её ртом случилось что-то немыслимое. Уголки губ поднялись, и она улыбнулась. В жизни не видел, чтобы она улыбалась. Я так удивился, что не выдержал и расхохотался. Миссис Бэнкс тут же нахмурилась и скрестила руки на груди.
– Почему ты не в школьной форме? – строго спросила она.
– Выходной, – коротко ответил я и поспешил дальше.
Это был мой самый приятный разговор с миссис Бэнкс, хоть и короткий. Она меня не ненавидела! Может, Рэг прав. Здесь я могу быть кем угодно, потому что никто меня не знает.
Когда я подошёл к мини-маркету, у турникетов на автобусной станции толклась куча народу, и все торопливо доставали из карманов билеты. Меня задела плечом дама, которая так громко разговаривала по телефону, что все вокруг её слышали.
– Если Мадрид продаёт его по такой цене, надо хватать обеими руками! Согласен, Дамиен?
Интересно, что она хотела купить? Наверное, что-то очень большое, раз в одной руке не удержишь. Дама пошла к билетной кассе, продираясь через толпу и каким-то чудом ни в кого не врезаясь.
Подъехал автобус, и к станции хлынул очередной поток. Перед глазами мелькали локти и деловые костюмы. Со стороны парковки уже подоспела другая волна, и, когда они встретились, какой-то офисный работник в синем костюме споткнулся и выронил телефон. Мобильник покатился по тротуару и остановился прямо у моих ног. Я его поднял за секунду до того, как разбитый экран погас. Сердце бешено заколотилось. Я узнал фотографию на заставке! Ту, где девочка сидела в кабинке колеса обозрения с сахарной ватой в руках. Только я помнил этот снимок немного другим: с мальчиком, который сидел рядом и корчил рожу. И, в общем-то, портил всю фотографию. Я перевёл дыхание и увидел чёрные блестящие туфли.
– Можно мне мой телефон?
Я поднял глаза и нервно сглотнул. Прямо передо мной стоял мой папа. Только выражение лица у него было совершенно безразличное. Он меня не узнал.
– Я… э-э… мм… – промямлил я. Папа вздохнул и протянул руку.
– Верни мой телефон, пожалуйста. Быстрее, я спешу.
Я послушался. Он слегка сгорбился, когда увидел треснувший экран.
– Ну вот, прекрасно. Сначала шина сдулась, теперь ещё и это. Сегодня вообще случится что-нибудь хорошее? Хоть что-нибудь?
Он посмотрел прямо на меня, наморщив лоб. Как будто ждал ответа. Я пожал плечами:
– Не знаю. Может быть…
Папа вздохнул, взглянул на часы и побежал к станции, как иногда делают взрослые, пытаясь бежать так, чтобы со стороны казалось, будто они просто быстро идут. И почему он нарядился в костюм? Я его таким разодетым не видел с тех пор, как… Ну да, тогда я ещё учился в начальной школе, а он работал в офисе одной крупной компании в Лондоне. И так там уставал, что даже заболел.
Тогда мы были ещё богатые. Ну, не то чтобы богатые, но мама не расстраивалась, когда я говорил, что нужны деньги на школьную поездку или что мне кроссовки жмут. Нам хватало на всё необходимое, и мы даже иногда летали отдыхать в Грецию. А всё потому, что папе выдавали бонус, то есть его компания каждый год выплачивала ему кругленькую сумму. Но потом папа вдруг перестал ходить на работу. Вот так просто взял и перестал. Как будто проснулся одним утром и не нашёл в себе сил встать с кровати. И так в ней и остался.
Мама долго шепталась по телефону и вызвала на дом врача. Он дал папе таблетки. Ещё папа стал раз в неделю ходить к другому врачу. Звали её Кэти, и с ней он «разговаривал о разном». Не знаю, о чём они разговаривали, но через пару недель папа перестал целыми днями валяться в постели и начал больше времени проводить на улице. Как-то раз я помог ему вскопать небольшую грядку для овощей. Ну, точнее, я стоял рядом и задавал всякие вопросы, а копал папа. Правда, мне было всего шесть, так что от меня всё равно толку было мало.
Помню, я его спросил, где у червей попа, а где голова.
– Не знаю, Максвелл, – рассмеялся он. – Надо почитать.
Он воткнул лопату в землю, и что-то звякнуло. Папа наклонился, выгреб обломок красного кирпича и смахнул с него грязь.
– Знаешь, Максвелл, Кэти мне на днях кое-что сказала, и я теперь всё время об этом думаю. Когда ты переживаешь, расстроен или потерян, ты как будто носишь в кармане тяжёлый кирпич.
Я молча смотрел, как он разглядывает обломок.
– Иногда этот кирпич кажется самым тяжёлым на свете. Таким тяжёлым, что из-за него совсем не можешь двигаться.
Он выпрямился, всё ещё глядя на кирпич.
– А иногда носишь его и почти не замечаешь. И он кажется не таким тяжёлым, как раньше.
Я нахмурился. Не знаю, как папа, а я вот ничего не понимал. Он отбросил кирпич в сторону и снова принялся копать. Какое-то время я тихо стоял рядом, а потом спросил:
– Папочка? Когда ты вернёшься на работу?
Он застыл как статуя. Я уже подумал, что ляпнул что-то не то, но папа расправил плечи, вытер пот со лба и ответил:
– Скоро, Максвелл. Через недельку-другую.
Папа опять взялся за лопату, но лицо у него стало какое-то мрачное. Я пнул носком землю и вдруг заметил большой камешек. Белый и гладкий. Я протёр его рукавом и спрятал в карман, а потом снова посмотрел на папу. У него покраснели щёки и глаза были на мокром месте.
– Папочка? Зачем ты ходишь на работу, если тебе там не нравится?
Он поставил лопату перед собой, опёрся о ручку и вытер лоб. А затем взглянул на меня и слабо улыбнулся:
– Честно говоря, Максвелл, я и сам не знаю.
Он ещё долго так стоял, не двигаясь. Мне стало скучно, и я побежал к себе в комнату – положить белый камешек на полку.
Вскоре после того случая папа объявил, что не вернётся на старую работу. Зачем, если ему там плохо? И широко мне улыбнулся. Папа пошёл в колледж изучать садоводство, то есть растения и всё такое. Он признался, что мечтает стать садовником. Мама объяснила, что денег у нас теперь будет меньше, но для взрослых очень важно, чтобы работа их радовала, ведь она занимает большую часть жизни, а папу она только расстраивала. Днём папа учился, а по вечерам подрабатывал в пабе. Он очень старался и успешно сдал все экзамены. А потом купил фургон и открыл своё дело – «Садовые услуги Эдди». И снова стал счастливым.
Я смотрел, как мой папа из другого мира продирается через толпу к станции. Похоже, здесь он всё ещё ходит на ту тяжёлую работу в Лондоне. Значит, папа снова заболеет? Почему он не поступил в колледж, изучать растения и садоводство? Я провожал его взглядом, пока он не растворился в толпе. Потом я развернулся и пошёл в магазин за молоком.
Глава двадцать вторая. Ожидание
Рэг сказал, чтобы я оставил сдачу себе, и я купил на неё дешёвую зубную щётку. Я очень гордился тем, что поступил разумно и взял то, что мне действительно нужно. В своём старом мире я бы набрал конфет. Всё шло хорошо, и я решил продолжать в том же духе.
– Может, пока я здесь, тебе чем-нибудь помочь, Рэг? – спросил я.
Он ненадолго задумался, а потом просиял:
– Да, спасибо!
Я широко улыбнулся ему в ответ, хотя в душе надеялся, что он откажется и мы будем, как обычно, сидеть на диване и смотреть телевизор. Мне хотелось найти Бекс, но до конца уроков оставался ещё вагон времени.
Рэг попросил помочь ему снять занавески в гостиной, чтобы их постирать. Я забрался на стул и начал их отцеплять, хотя не сразу разобрался, как это делается. Рэг стоял рядом и придерживал занавески снизу. Потом я пропылесосил комнату, а Рэг смахнул пыль жёлтой щёткой. Мы пообедали, и Рэг сел отдыхать в кресло. Я мыл окна, и мы болтали.
– Ты очень добрый мальчик, Максвелл. Спасибо.
Я пшикнул каким-то средством на стекло и протёр его тряпкой. И улыбнулся. Меня никогда так не хвалили. Правда, «быть добрым» оказалось сложно. Окна выглядели какими-то мутными, и мне пришлось ещё несколько раз их протереть, сложив тряпку грязной стороной внутрь. К тому времени как я разобрался со стёклами, Рэг задремал. Часы показывали три с небольшим. Пора идти искать Бекс.
Я подошёл к школе в двадцать пять минут четвёртого и спрятался за деревом. Ровно в половину прозвенел последний звонок, и секунд через пять на улицу повалили сотни учеников в синей форме. Я всматривался в толпу, но Бекс не видел. Зато заметил ребят из своего класса, включая Маркуса Гранди. Он уже держал в захвате какого-то мальчишку и тащил его за собой, как мешок картошки. Учителей рядом не было.
– Ну хватит, Маркус! – кричал мальчишка. Им оказался Чарли Ботаник.
Маркус оглянулся, как будто не понял, кто это кричит.
– Маркус! Отпусти!
Маркус пожал плечами, и его дружки засмеялись.
– Эй ты! – окликнул я задиру, выходя из-за дерева. – Отпусти его, придурок!
Чарли хотел на меня взглянуть, но не смог поднять голову.
– Да кто меня заставит? – огрызнулся Маркус.
– Я!
В отличие от других, я его никогда не боялся. Он шагнул ко мне, всё ещё держа Чарли в захвате. Вокруг нас начала собираться толпа.
– Ну, подойди сюда и попробуй, – сказал Маркус.
Я огляделся и увидел, что из школы выходит один из учителей физики, мистер Таунсенд.
Я приблизился к ограде.
– Если не отпустишь, я всем расскажу ту историю с твоими штанами во втором классе. Помнишь цветочный горшок, а, Маркус?
В толпе прыснули.
– Что? Что ты сказал про штаны? – спросил Чарли, вытягивая голову. Маркус сжал его сильнее, но я заметил, как он побледнел.
– Как?.. Как ты об этом узнал? – прошептал он.
Я ухмыльнулся и постучал пальцем по лбу.
Мама Маркуса иногда заходила к моей маме выпить кофе, когда мы учились в начальной школе. Однажды вечером я подслушал, как мама пересказывала папе одну историю про Маркуса. Якобы он наделал в штаны, но вместо того чтобы во всём признаться учителю, попытался незаметно переложить всё в цветочный горшок в углу класса. Учитель это заметил и сказал ему пойти в туалет. Больше никто ничего не узнал. А я семь лет держал в уме эту историю, чтобы воспользоваться ею в крайнем случае. И сейчас момент настал.