– Та-дам! – объявил я, показывая на сервант. – Ты только взгляни! Наверняка тебе не терпится в нём покопаться!
Бекс хмыкнула и скрестила руки на груди, но я заметил, как жадно она разглядывает полки. Я открыл дверцу, и Бекс взяла коричневый глобус.
– Выглядит очень старым.
– Интересно, для чего тут эти дырочки? – спросил я, когда она провела пальцем по Африке.
– Наверное, владелец помечал места, в которых побывал.
Я улыбнулся. Как быстро она догадалась! Бекс хмуро на меня посмотрела и сунула глобус мне в руки.
– А где кусок паруса? – мрачно спросила она.
Я взял с полки деревянное яйцо и бережно открыл.
– Это музыкальная шкатулка. Механизм вот тут, внизу, но он сломан.
Я не стал говорить, что сам его сломал.
– Видишь, на всех лепестках что-то написано.
Бекс шагнула ближе, и я передал ей яйцо.
– «Мария Целеста», – прошептала она.
Я протянул ей кусок паруса. Бекс взяла его двумя пальцами и выпятила нижнюю губу.
– Для одежды или простыни ткань слишком плотная, – сказала она, поднося его к свету. – И выглядит очень старой. И крепкой. Да, её вполне могли отрезать от паруса.
Глаза Бекс блеснули, и я ей улыбнулся. Она отложила кусок паруса и взяла палец от перчатки, а потом стала разглядывать выгравированные имена.
– Амундсен, – прочитала она.
– Наверное, это от его перчатки?
Бекс сглотнула.
Я передал ей платок. Она поднесла его к свету и перевела взгляд с вышитых букв «А. Э.» на лепесток яйца.
– Эрхарт, – тихо произнесла она, проведя пальцем по надписи. Руки у неё дрожали. – Это… – Она запнулась. – Это правда платок Амелии Эрхарт?
Я пожал плечами.
– Она… она просто невероятная. – Бекс прокашлялась. – Амелия Эрхарт – пилот американской авиации, первая женщина, перелетевшая Атлантический океан. Настоящая искательница приключений! Только в 1937 году она решила облететь вокруг света и исчезла над Тихим океаном.
Мы затихли.
– Что с ней случилось? – прошептал я.
Бекс поднесла платок к глазам, изучая каждый стежок.
– Никто не знает. Считается, что она упала в море, но ни её, ни самолёт так и не нашли.
У меня по коже пробежали мурашки. Бекс погладила платок и аккуратно его сложила.
– Последнее имя – Луи Лепренс, – сказал я. – Кто он?
Бекс взяла серебряную пуговицу.
– Не знаю, но, наверное, это от его костюма. Похоже, она из настоящего серебра.
С кухни вышел Рэг, и Бекс вздрогнула.
– Максвелл, ужин готов, – сказал он, хлопая в ладоши. – Твоя подруга будет спагетти?
Бекс помотала головой. Рэг ушёл на кухню, и я услышал, как звенят вилки.
– Мне пора, – торопливо сказала Бекс и всунула мне в руку яйцо.
– Не хочешь ещё покопаться? Наверняка там куча интересного.
Бекс взглянула на сервант и задрала нос.
– Да это всё мусор, Максвелл. Нет там ничего интересного.
Я не верил своим ушам.
– Что? Да ты только что восхищалась платком Амелии Эрхарт! У тебя аж руки дрожали, я же видел!
Она нахмурилась.
– Ничего подобного! Сам подумай, Максвелл. Если эти вещи такие ценные, почему они лежат в серванте какого-то старика, а не в музее? Это просто хлам.
У меня душа ушла в пятки. Я надеялся, что она найдёт объяснение тому, что со мной случилось, и поможет вернуться домой.
– Но тебе же всё это так дорого! Это же твоя любимая история. Ты всегда говоришь: «История жива!» У тебя это даже на футболке написано.
Бекс посмотрела на меня с отвращением.
– Никогда я такого не говорила.
Она повесила сумку на плечо и молча вышла на улицу.
Глава тридцатая. Ступенька
Весь вечер я думал о том, что сказала Бекс. Неужели в серванте и правда один хлам? Но теперь я знал, что три предмета из яйца – палец от перчатки Амундсена, кусочек паруса «Марии Целесты» и платок Амелии Эрхарт – связаны с исчезнувшими людьми. Вряд ли это совпадение. Наверняка именно яйцо меня как-то стёрло.
На следующее утро я решил, что кроме моей сестры вытащить меня из этой передряги может только Чарли Ботаник. Он тоже был умный и много всего знал. Особенно про науку. А в этом точно есть что-то научное. Может, он и шкатулку починит? На этот раз скажу ему правду и всё объясню. Признаюсь, что меня стёрли. И заодно попрошу одолжить мне чистую одежду. А то эта уже начинала вонять.
Возвращаться в школу было слишком рискованно, и я решил подождать Чарли у дома. Его мама работала полный день, так что никто не стал бы приставать ко мне c расспросами. Я сел на верхнюю ступеньку крыльца и начал разглядывать их заросший сад, дожидаясь конца уроков.
Двор перед домом принадлежал Чарли и его маме, а за домом – другой семье. Когда нам было семь, я предложил соорудить роскошную «Гору для гонок» на пустой клумбе. Мама Чарли сказала, что она не против, если мы потом всё за собой приберём. Мы таскали вёдра земли с одного края сада в другой и сваливали в большую кучу. А потом палками выводили на ней трассу, чтобы она вилась по горе. Чарли вставил листок в самую верхушку и сказал, что это стартовая отметка. Мы водили по горе игрушечные автомобили, изображая рёв мотора. Чарли знал все марки и модели машин и всегда уступал мне самую быструю и крутую. Ну или я сам её забирал. Я вообще, если подумать, часто заставлял его делать то, что он не хотел. Таким вот я был другом. Не очень хорошим.
«Гора для гонок» нам быстро надоела, но мы её не убрали, и за годы она обросла сорняками.
Я посмотрел в тот угол, где она была, и увидел только пустую клумбу. Теперь меня такое уже не особо удивляло. Некому было предложить соорудить эту гору, вот её и не соорудили. Мои воспоминания принадлежали только мне. Никто не разделял со мной моё прошлое. Никто. От этой мысли мне стало одиноко. Очень одиноко.
Я тяжело вздохнул. А когда поднял голову, увидел, что ко мне идёт Чарли Ботаник.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он. Причёска у него была всё такая же колючая, и галстук болтался незавязанный.
Я вскочил и отряхнул джинсы.
– Чарли! Рад снова тебя видеть! – дружелюбно воскликнул я и улыбнулся, но он только нахмурился в ответ.
– Слушай, знаю, тебе кажется странным, что я вот так внезапно появляюсь, но… мне нужна твоя помощь. Выслушаешь меня?
Чарли сощурился.
– Нет, – сказал он, достал из сумки ключ и вставил в замочную скважину.
– Честное слово, тебе будет очень интересно! Ты же любишь физику? Ну, планеты, механизмы… звуковые волны и… э-э… всё такое. Ты же от этого в восторге. Так вот, ты не представляешь, что я тебе расскажу! У тебя крышу снесёт! Обещаю!
Я одарил его широкой улыбкой, но Чарли моя речь не впечатлила.
– Ты о чём? У меня ужасные оценки по физике. Я её терпеть не могу. – Он открыл дверь и вошёл в дом. – Уйди, ладно? Я тебя даже не знаю. Мама скоро вернётся, и она точно тебе не обрадуется.
Я шагнул к нему.
– Неправда. Она работает до шести, а домой вернётся не раньше половины седьмого.
Чарли насторожился. Я продолжил:
– Знаю, это звучит безумно, но со мной кое-что случилось… в это сложно поверить, так что приготовься…
Чарли вскинул брови.
– Ну вот, в общем… как-то, не знаю пока как… я, э-э, ну… стёр себя из своего мира.
Чарли пробежался языком по внутренней стороне верхней губы и вздохнул. Новость его не впечатлила.
– Ты поражён! Понимаю. Звучит безумно? Но это правда! В моём мире мы с тобой были друзьями. Лучшими! Ты любил учиться, а я всё время хулиганил и… Ну а потом всё пошло наперекосяк. Я нечаянно разбил тебе нос, испортил школьный праздник, на который приехала съёмочная группа… Ну, сейчас это всё не важно. Я пожалел, что родился, и моё желание исполнилось – сам не понимаю как. Только я не исчез, а оказался в мире, где никто меня не знает. Потому что здесь я никогда не рождался. Представляешь?!
Я нервно рассмеялся и сглотнул. Чарли молча на меня смотрел.
– Я думал, ты мне поможешь, – тихо добавил я.
Он прислонился к косяку двери и глубоко вдохнул.
– Не знаю, к чему ты ведёшь, но я твоим выдумкам не верю. Ясно?
У меня внутри всё похолодело. Таяла моя последняя надежда.
– Чарли, это правда, клянусь! – Я еле сдерживал слёзы. – Как это произошло? Ты не знаешь? И что мне делать? Как вернуться обратно?
Он нахмурился:
– Дай подумаю… Да, сложный вопрос.
Я знал! Знал, что умник Чарли что-нибудь да придумает! Я ему улыбнулся, а он продолжил:
– Как насчёт оставить меня в покое и больше не возвращаться? По-моему, отличный план. Иди домой.
Он хотел закрыть дверь, но я её перехватил.
– Н-но у меня нет дома!
Он её отпустил.
– Честное слово, Чарли. Это не шутка. Мне больше не к кому обратиться. Ни родителей, ни друзей, ни знакомых – у меня никого здесь нет. Пожалуйста, поверь мне. Я в БОЛЬШОЙ беде, мне нужна твоя помощь. Помоги мне!
Я сложил руки в молитвенном жесте. Глаза Чарли блеснули.
– Мы с тобой лучшие друзья, Чарли. Лучшие! Я не вру.
Он посмотрел на меня. Не сердито, а так, будто ему было за меня неловко. Он подался вперёд, и я шагнул к нему.
– Отстань от меня, псих, – сказал Чарли и захлопнул перед моим носом дверь.
Невероятно.
Я плюхнулся обратно на ступеньку. И что теперь? Рэг меня не понимает, сестра пугает, а если попробую всё объяснить маме или папе, они позвонят в полицию – и что тогда со мной будет? Нет, надежда только на Чарли. Надо как-то заставить его мне поверить.
Я осторожно приоткрыл щель для писем и заглянул в прихожую. Чарли сидел на полу и развязывал шнурки.
– Я сейчас уйду и оставлю тебя в покое, обещаю. Только сначала выслушай меня. Знаю, в это трудно поверить… просто выслушай, ладно?
Чарли не пошевелился.
– Когда тебе было шесть, ты пошёл кататься на коньках с двоюродными братьями и сломал запястье. А когда вернулся в школу в гипсе, всем хотелось на нём что-нибудь написать. Дэви Петерсон нацарапал чёрной ручкой через весь гипс «ЧАРЛИ ДУРАК». Тебе удалось втиснуть туда «НЕ», но ты всё равно очень расстроился.