Игнатьевы были зажиточной семьей. Раз в три дня они собирали урожай, следующим ранним утром отправлялись в Смоленск, торговать на рынке. Третий день оставляли на отдых. И так весь сезон.
Деньги не тратили, жили скромно.
Калитка – дверка в заборе, через которую можно не только зайти на огороженную территорию, но и увидеть, не открывая, что внутри. От двери она отличается небольшой высотой – соседи могут выяснять отношения через закрытую калитку.
В октябре Любовь Никитичну разбил инсульт. Мы срочно выехали в Демидов.
Старый, давно не крашенный деревянный дом прятался за покосившимся забором. Калитку открыл строгий майор, на крыльце стояла молодая женщина с детьми.
Демидов – маленький город в 92 километрах от Смоленска, до 1918 года Поречье.
Стоит на развилке рек Каспля и Гобза – здесь расходились пути «Из варяг в греки» (водный торговый путь из Балтийского моря в Европу и Византию, IX–XII века).
С 1667 года дворцовая волость царя Алексея Михайловича, указом Екатерины II в 1776 года селу Поречье присвоен статус города.
С июля 1941 года город 800 дней находился под оккупацией немецко-фашистских захватчиков и был полностью разрушен.
Здесь родился и провел детство великий артист Юрий Никулин.
С 2002 года Демидов отмечает ежегодный праздник «День Огурца».
В Покровской церкви города Демидова был крещен мой сын Никита.
Я никогда не слышала, что у Миши есть старший брат.
– Я от него отрекся, – Миша не скрывал презрения. – Мне нужны были бабки на одну выгодную сделку, а он запросил отчет, на что и куда. С тех пор у меня брата нет.
Другое потрясение ждало меня в больнице. Я принесла показать бабушке полуторамесячного внука. Властная тучная женщина, рядом с которой я непременно робела, превратилась в истощенную жалкую плоть, изъеденную черными дырами. Так как от увиденного я чуть не потеряла молоко, больше меня в больницу не звали.
Целыми днями я намывала дом. Грязь была везде – липкая, вонючая, гадкая. Как только малыш засыпал, я принималась за уборку. Носила с колонки воду в ведре, грела на плите и драила, скребла, отмывала. Полы, стены, лампочки. Мне было дурно от плесени, от запаха, поэтому я не останавливалась, мыла окна, чистила кастрюли, стирала тряпки.
К концу недели Миша вернулся из больницы усталый и злой. Мать так и не сказала, где прятала деньги. Сергей к этому времени уже уехал, у него служба. Миша подозревал, что это неспроста, – брат мог узнать раньше.
– А может, ты деньги нашла? – Его колючие глаза неожиданно остановились на мне. Я обмерла. – Ты же одна дома остаешься, шуруешь тут везде!?
Я схватила сына и побежала на соседнюю улицу, в дом к родственникам. Там жила двоюродная сестра мужа, крестная Никиты. Как только мы приехали, родственники настояли – малыша надо окрестить, что и было сделано в местной церквушке.
Заняв десять рублей на дорогу, я села в первый же проходящий поезд. В вагоне пахло кислой едой. Нижние полки все заняты. Я пошла искать нам место.
32
В день, когда вся страна торжественно отмечала 70-летие Октябрьской революции, я сидела около детской кроватки и думала о еде. Стипендии не хватало, помощи не было. Мама в начале сентября забежала посмотреть малыша через порог: «Нет-нет, я отсюда погляжу» – и больше не приезжала. У нее было достаточно своих проблем, брошенные Севой жена и дочь не унимались, доставляя обоим большие неприятности.
Отец держал слово: «Я был против рождения ребенка, буду принципиальным до конца». В то время он работал главным бухгалтером ресторана, в холодильнике всегда имелись продукты в оптовом количестве. Сливочное масло занимало целую полку. Кусок в несколько килограммов был завернут в шуршащую пергаментную бумагу. Один раз, когда отец вышел из кухни, я совершила кражу: отрезала тонкий ломтик, замазала край, чтобы было незаметно, и судорожно сунула масло в сумку. От волнения и стыда у меня тряслись руки, сердце готово было выпрыгнуть, и чтобы не смотреть папе в глаза, я поспешила домой.
Страну будоражило. На экранах телевизоров появились программы «Взгляд» и «600 секунд»; в Москве на демонстрацию вышли крымские татары; впервые после войны ввели талоны на сахар. Девятнадцатилетний немецкий любитель посадил самолет прямо на Красной площади, обойдя все рубежи ПВО. Бесславно заканчивалась афганская война.
Тридцать два года прошло, но где-то глубоко в ущельях моей памяти до сих пор звучит эхо того крика. На руках завернутый в одеяло младенец, на локте висит сумка, я иду по проходу плацкартного вагона в поиске нижней полки. Вижу молодого мужчину в военной форме с медалями.
– Вы не могли бы уступить нам место? – спросила я.
– Дальше иди! – не подняв головы, отрезал афганец.
Накопленные отчаяние и злость захлестнули и вылились через край. Я кричала на весь вагон: «Что ты делал в этом Афганистане, герой?! Моего ребенка ты защищал?!»
Ко мне подошел старик, забрал кулек: «Идем, доча, успокойся, родная. Тише, тише! Малютку разбудишь».
Он уступил нам свою полку, полез наверх. Я не смогла уснуть, плакала. От стыда и переживаний.
Размышляя, как оставить малыша одного, чтобы сходить в туалет умыться, я поняла: нужно выкарабкиваться, не надеясь на помощь. Только на себя.
33
На суде я не смогла справиться с волнением и выглядела неубедительно. Миша же был в ударе. За столом сидели три женщины и выслушивали доводы сторон.
– Не верьте ей, граждане судьи! Она меня любит, сынок у нас маленький, – сказал Миша и засмеялся. Мы стояли перед судом бок о бок, он схватил меня за плечо и крепко прижал к себе. – Мама ей сапоги обещала купить, если она со мной разведется, вот в чем дело, сильно теща против меня взъелась.
И для пущей достоверности чмокнул в висок.
Председатель суда взглянула поверх очков: «Даю вам полгода подумать».
Я вышла из здания суда, полная решимости. Хотелось рвать и метать.
С 1 мая 1987 года в СССР вступил в силу «Закон об индивидуальной трудовой деятельности». Как и вся страна, Миша воспринял инициативу Горбачева с большим энтузиазмом. В его планах стояло развитие крупного швейного бизнеса. Я сопротивлялась, чем больше он давил – тем сильнее. Во-первых, у меня не было уверенности в своих силах, к девятнадцати годам мой промышленный опыт сводился к нескольким юбкам, сшитым на заказ для маминых подруг. Во-вторых, тяжелый токсикоз и родившийся затем ребенок свели вероятность начала широкой трудовой деятельности к нулю.
Когда Никите исполнилось полгода, у меня появилось больше свободного времени – и я решила попробовать. Зашла в ДЛТ, где в то время был крупнейший ленинградский «Детский мир». В отделе верхней одежды для малышей на вешалках висели настолько страшные комбинезоны, что я не удержалась.
– Неужели это кто-то покупает? – спросила я.
– Покупают. А вы лучше можете предложить? Сшейте и приносите. – Продавец оторвалась от газеты. Оценив, что отвечать за весь легпром передо мной нет смысла, она вернулась к решению кроссворда. Крышка ящика моих сомнений захлопнулась.
Я влезла в большие долги. Патент стоил сто двадцать рублей, и еще нужно было вложиться в материал. Мою лодку, и без того утлое суденышко, снесло на настоящую безнадежную мель. На мне висели обязательства, ребенок и страхи за будущее, поэтому со мной случилось то, о чем сегодня говорят «дно». Я и была на дне.
ДЛТ – Дом ленинградской торговли.
В 1907 году участок домов № 21 и 23 по Конюшенной улице был выкуплен Гвардейским экономическим обществом – акционерной компанией, членами которой могли стать офицеры гвардейского корпуса (иные офицеры имели право вступить в общество, заплатив годовой взнос). Планировалось построить универсальный магазин, доходный дом и жилой корпус, однако строительство ограничилось лишь зданием военторга.
Проект выполнил архитектор Эрнст Виррих, который вместе с инженером Кричинским выезжал в Париж и Берлин для изучения опыта строительства крупных торговых центров. При возведении здания использовались самые современные технологии того времени.
Два просторных торговых зала решены в виде атриумов с прозрачным потолком – плафонами из стекла с вплавленной металлической сеткой. Торговые галереи, опоясывающие атриумы, опираются на железобетонные колонны высотой в три этажа, между которыми установлены панорамные витрины.
В 1913 году открывшийся магазин назывался «Гвардейской экономикой» и предлагал офицерам товары исключительного качества по специальным ценам. Ходили в «гвардейку» и просто ради любопытства, посмотреть на раззолоченные электрические лифты (в которых прислуге воспрещалось подниматься отдельно от господ), на безупречных служащих (за любое проявление нелюбезности продавцы лишались процентного вознаграждения) или просто выпить чашечку кофе, сидя в мягких креслах у панорамных окон с видом на Конюшенную, где роскошные автомобили и нарядные экипажи ожидали своих владельцев.
После революции функции торгового дома сохранились, и с 1935 года за ним закрепилось нынешнее название «Дом ленинградской торговли».
Сразу после войны здесь был открыт Центральный коммерческий промтоварный магазин, который отпускал товары не по карточкам и ордерам, а за деньги (весьма большие).
В 1970-е годы в универмаге был крупный отдел, который специализировался на продаже товаров для детей. Накануне Нового года в центральном атриуме устанавливалась десятиметровая елка.
С 2012 года здесь открыт универмаг премиум-класса TSUM St. Petersburg по примеру московского ЦУМа.
Я горжусь, что являлась официальным поставщиком ДЛТ с 1988 по 1992 год.
34
Зная, как нам тяжело без денег, дед Иван из огуречного города Демидова послал пятьдесят рублей, сопроводив запиской: «Внучку Никите». Я очень ждала этот перевод. Беспокоясь, что его все нет, спросила у Миши. И не поверила своим ушам: он отдал деньги родителям Кати! Я видела ее всего два раза. Два года назад Миша впервые привел ее домой. Школьница в коричневом платье и черном фартуке, жиденькие косички подвязаны одна к другой. Он где-то подцепил ее на улице, вероятно, болталась после уроков без дела. «Ты где живешь?» – наверняка спросил. Второй р