Водитель рикши равнодушно пожал плечами и отвернулся отлить в большую реку, которая текла под мостом. Ганг, подумала я.
Около нас притормозил микроавтобус. Оттуда выглянули два индуса в голубых сорочках с запонками. Тонкие кашемировые безрукавки добавляли внешнему лоску домашнего уюта и деликатности.
– Я потерялась, я из Советского Союза, я вижу это в первый раз, мой отель Юст Хостес! – Я пыталась объяснить свою проблему.
Мужчины ласково ответили – да, мы знаем, где эта гостиница, садись к нам в машину, мы тебя туда отвезем.
Я так обрадовалась! Видит бог, ночи в февральской Индии холодные, а я в платье без рукавов продрогла насквозь, ведь у рикши открытая кабинка. Внутри богатого салона комфортабельной машины звучала приятная музыка, было тепло и пахло парфюмом.
Водитель повозки необоснованно потребовал свои двадцать рупий. Я возмутилась – с какой стати, ты же не довез меня до места?!
– Не волнуйся, мы все решим, садись, поехали. – Мужчины в мягких безрукавках были любезны.
Я почти согрелась и успокоилась и тут увидела в окно – мы остановились у будки с надписью Police. Я заволновалась опять, но эти двое были предупредительны: не стоит переживать, мы все уладим!
Они что-то говорили полицейскому, водитель рикши, который, оказалось, ехал следом, тоже пытался что-то объяснить стражу порядка, отчаянно жестикулируя. Через несколько минут дверь отодвинулась: на меня вопросительно смотрели восемь черных глаз.
Я разрыдалась.
– Аэм Совьет Юнион, ай лост, май хотел Юст Хостас! – содрогаясь от всхлипываний, повторяла я. На большее моих знаний английского не хватало, да и сил не осталось. Я понимала: Я ПОТЕРЯЛАСЬ, ДОКУМЕНТОВ У МЕНЯ С СОБОЙ НЕТ, ЧТО ДЕЛАТЬ, НЕ ЗНАЮ. Кругом только одна зловещая, огромная, незнакомая ночная Индия.
Мужчины растерялись. Они еще немного посовещались и почему-то решили, что я должна продолжить свой путь с нанятым за двадцатку индусом.
– Сволочь! – бросила я в сердцах в высшей степени неприятному водителю рикши, пересаживаясь из уютного микроавтобуса обратно.
– Сволаць, сволаць! – рассмеялись мужчины в безрукавках, прощаясь и со мной, и с нашей повозкой…
Мы ехали куда глядят глаза. Чтобы согреться, я достала из сумки с покупками мохеровый свитер, который купила папе (потом, некоторое время спустя, такие свитера продавались у нас, и за ними стояли очереди). Два раза сворачивали к заправке.
Вдруг я увидела белую пару, они шли, обнявшись, по ночной пустынной улице.
– Стоп! Сорри, ай ам Совьет Юнион, ай лост, ай нид хелп! – бросилась я за помощью, в очередной раз рассказывая, что я Советский Союз и я потерялась.
Единственной зацепкой была посольская столовая. Ведь я знаю дорогу, только забыла, как это слово «посольство» на английском языке. Мой голос дрожал:
– Это территория, где работают советские специалисты, рядом такая же территория, где работают югославские специалисты…
– Эмбаси?
Эмбаси! Ну конечно же, эмбаси!!!
Как мы уместились втроем в маленькой кабинке, где едва места на двоих, не знаю, – друг на друге, но было так радостно, так надежно, ведь эти англичане-молодожены знали, где находится посольство СССР, и взялись меня туда проводить! Я и сейчас, много лет спустя, вспоминая ту историю, благодарю этих отзывчивых людей и всех, кто мне тогда помог.
Наконец показался забор немецкого посольства с характерной колючей проволокой сверху.
– Джеман эмбаси! – ликовала я, и англичане тоже смеялись и радовались вместе со мной.
Когда мы подъехали к нашему забору, водитель рикши заглушил мотор и решительно отказался двигаться дальше.
– Эраунд, эраунд! – я рисовала в воздухе круг. Территория посольства огромная, я знала дорогу только от столовой, а мы находились у ворот торгпредства.
– Нет! – парень сплюнул и даже отвернулся. Уже светало.
Я не знала, что делать. В этот момент на парковку въехала белая «Волга». Из нее вышел толстый мужчина в белой рубашке с коротким рукавом и, покручивая указательным пальцем брелок с ключами, направился ко входу.
– Постойте, вы – русский? – побежала я вслед за ним.
– Ну, русский, и дальше что? – буркнул советский чиновник, даже не обернувшись.
– Я потерялась, помогите!
Мужчина остановился, смерил взглядом меня, потом молодоженов, выглядывающих из кабинки рикши:
– Это кто?
– Это англичане, мы ищем мой отель, они помогают. – Я не узнала свой голос, он неожиданно сел и почти съехал в лепет.
– А платить будет кто?
– У меня много денег, посмотрите. – Я судорожно искала карманы в сарафане под мохеровым свитером, который был мне велик на несколько размеров.
– Ладно, – нехотя протянул чиновник, – пойдемте к охране. Расскажете.
Я нарисовала план, как от входа в столовую добраться до гостиницы. Солдат подтвердил – да, есть там общежитие.
Толстяк вернулся к машине, скомандовал ехать за ним. Наверное, он был зол, что мы свалились на его голову, резко ударил по газам (колеса взвизгнули), как только мы увидели гостиницу, и умчался не попрощавшись.
Англичане радовались не меньше меня:
– Повтори: ют хостел, молодежное общежитие. – Они добивались правильного произношения. И вдруг забеспокоились: – А ты помнишь номер комнаты? Мы обязательно тебя проводим!
Наверное, они решили, что я сумасшедшая.
Водитель рикши ожидал оплаты. Я считала его виновником всех моих бед, но протянула мятую двадцатку. С купюрой в руке индус перевел взгляд на британских молодоженов.
– А, конечно, все в порядке! – Мужчина полез было за бумажником, но потом передумал. – Ты отвезешь сейчас нас в отель, подожди, дружище!
Портье радостно закивал: наса, наса девуска! Еще бы меня не вспомнить, я подарила ему несколько пачек сигарет «Друг».
Убедив молодоженов, что я помню этаж, на котором живу, и тепло распрощавшись, я поднялась в свой номер. На часах было около шести утра.
– Ты где была? – спросила Елена. Мрачная и усталая, она сидела на заправленной кровати. Обе женщины выглядели так, как будто еще не ложились спать.
У меня пропал голос. Совсем. Я пыталась что-то сказать, но не вышло – вместо звуков из гортани вылетал лишь воздух. На свитере сзади за шиворотом болтался картонный ценник.
Сначала они ждали меня у полосатого столба почти два часа. Зуфар заезжал туда еще несколько раз, здесь в гостинице был уже трижды. Не добившись от меня путного рассказа, решили ложиться спать.
На третий день Зуфар не отпускал меня ни на шаг, строго следя, чтобы я не потерялась. Я даже не помню, что мы смотрели и где были. У меня все плыло перед глазами, а голос так и не восстановился.
Мне подтвердили обратный вылет первым классом. Зуфар приехал за мной рано утром, чтобы отвезти в аэропорт.
– Тебе должны выдать приглашение в VIP-зал, там можно есть и пить что захочешь, – напутствовал меня Зуфар. – Эля, у меня к тебе просьба, отправь это письмо моей маме, дома, из Союза. Здесь все письма читают, я хотел бы переслать маме несколько слов не для чужих глаз, ты меня понимаешь?
На прощание Зуфар вдруг притянул меня и так нежно, так бережно поцеловал. В это мгновение подумалось: может, я ему понравилась?
Я нашла на втором этаже нужный зал, погрузилась в мягкое кресло. За спиной вдруг возник индус в белых перчатках и прервал мою задумчивость:
– Что будете пить?
Я собрала остатки сил и прошептала: «Пиво!» Пить я не собиралась, подумала, что импортную банку смогу привезти домой. Положу в карман, потом порадую кого-нибудь из мужчин.
Индус поставил передо мной блюдце с орешками и ледяной бокал. Пиво даже дымилось от холода.
В салоне первого класса летели одни импозантные мужчины, наверное, министры. Мой сосед сначала донимал меня расспросами, чья я дочь, потом отстал, потому что голос ко мне так и не вернулся.
Чтобы его не обижать, я составила ему компанию в дегустации коньяка. Горький напиток приятно обжигал саднящее горло. Стюардессы обворожительно улыбались, уютное кресло обнимало.
В память об этом перелете у меня остался подарок – кожаный брелок с самолетиком из нержавейки. Я летела домой и думала: «Всю жизнь теперь буду летать только первым классом!»
49
Приближалась весна, а значит, пора было выходить на старт.
В дни соревнований начинался мандраж, с раннего утра и вплоть до сигнального взмаха флажка меня трясло. Зуб на зуб не попадал, и тем сильнее, чем ближе старт.
На помощь приходил старина Николаич.
Мудрый тренер был, он знал, что к сестрам, которых все считают одинаковыми (почему?! Мы протестовали всю жизнь, но тщетно), нужен разный подход.
Нику перед стартом распекал докрасна: результаты никудышные, соперники сильны, ты проиграешь. Сестра сжимала кулаки и шла на старт, готовая вырвать победу любой ценой и доказать, как же он не прав.
Я бы такое услышав, сдала весло и сказала: гребите сами!
Николаич был не дурак, ко мне применял обратную тактику и в сторонке обнадеживал и хвалил.
Я шла на старт, готовая горы свернуть, чтобы оправдать авансы.
В итоге все выигрывали.
Но имелись у Николаича и недостатки.
Идеалистом он был, считал, что хороший спортсмен – не тот, кто выиграл, а тот, кто выиграл вопреки. В мечтах его рисовалась образцовая победа: пришел такой невзрачный спортсмен, никто в нем соперника не видел, здоровенные атланты на хороших лодках, а он маленький-плюгавенький на корыте, и тут раз! – всех победил. Вот тогда он достоин пьедестала. А так-то не велика заслуга среди равных носик вырвать.
Случались из-за этого иногда и конфликты. Например, в лучший свой год попала Ника в поле зрения спортивного начальства (после серии побед в важных соревнованиях), вызвали тренера в высокий кабинет и обратились с вопросом: надо бы поддержать перспективную спортсменку, может, в чем-нибудь нуждается, как у нее с жилплощадью?
Мы тут все замерли, перестав дышать… а Николаич, старой закалки мужик, с достоинством рапортовал: у нее все отлично, у спортсменки имеется отдельная комната, не нуждаемся, спасибо, надежды партии оправдаем!