62
Толик согласился ехать в Купчино не глядя. Разве бывает что-нибудь хуже судьи под боком? Обмен был выгоден для всех сторон – наша неликвидная комната превратилась в хоромы (десять метров в «корабле» обменяли на двадцать восемь метров в сталинке!), Толик спас свою жизнь и разбогател на пятьсот долларов. По старой памяти он заглянул как-то к маме в «мороженицу», рассказывал, что с новым соседом они ладят, но пожаловался, что Серега Петров ведет себя развязно и иногда спит на его диване после совместной попойки.
Я к этому времени нашла обмен для нашей коммуналки на Энгельса – за трехкомнатную квартиру давали две однокомнатные. Это была большая удача, потому что однушки были в цене (любые, главное, что это уже ОТДЕЛЬНАЯ квартира), а трешек хоть отбавляй. Мы взяли хрущевку на Таллинской, соседи переехали на юго-запад. Они не могли поверить своему счастью. Когда мы созванивались узнать, как дела или поздравить с праздником, Антонина Александровна непременно плакала. Потом Николая Ивановича сбила машина с федеральным номером (это случилось в парке, он ежедневно выходил на велопрогулку, чтобы поддерживать здоровье), и старики совсем сдали.
Судья, расставшись с мечтой завладеть комнатой Толика даром, предложила нам за нее однокомнатную квартиру своих родителей. Мы ее передали маминым соседям – обмен получился вовсе не равноценным (у них была комната одиннадцать метров, и они еще имели наглость снять с себя расходы по переезду), но в результате этих комбинаций мы наконец вырвались из коммунальных зависимостей и решили квартирный вопрос.
Мама с Севой переехали в однокомнатную квартиру на Таллинскую, мы с сестрой – в двухкомнатную на Полярников.
Мы сразу же побелили потолки, переклеили обои и накрыли стол – в двадцать шесть лет у нас была собственная квартира!
63
Мы были молодые, влюбленные, и почему-то мне кажется, что всегда светило солнце. Я даже пошла учить английский (государство открывало границы, а мир избранных после Индии все так же оставался далеким). На курсе в университете я подружилась с Ульяной, мы были самыми отстающими ученицами в группе, и это нас сблизило. Другие ребята усердно точили знания (у них уже были назначены даты экзаменов TOEFL и последующей эмиграции), а мы располагали временем – Ульяну интересовал брак с иностранцем, но конкретного претендента пока не имелось, у меня же цели были не только отложенные, но и весьма размытые.
Ульяна стала крестной матерью нашего Клима. Тогда кругом открывались церкви и народ массово возвращался в веру. Я до сих пор не понимаю этого движения вспять – как будто семьдесят лет советской власти население вело подпольную жизнь, с молитвой и крестом ожидая, когда все это наконец закончится. Знаю отдельных людей, кого бабушка тайком науськивала сменить веру в себя на веру в Бога, но чтоб всеобщий ажиотаж?
Крещение стало модным, и к тому же праздников не хватало. Поэтому мы отнесли нарядный кулек в церковь, а потом хорошо повеселились. Кроме Клима, которого мы присоединили к сообществу верных насильно, добровольными членами церкви в тот день стали Ника и Саша. Я же всегда подозрительно относилась к моде, которая носит массовый характер, и наоборот, уверена, что «сапоги хорошие, надо брать», когда в них никто ничего не понимает.
Ульяна считала, что надо валить. Ей не повезло, ее мама не была еврейкой, а папа в расчет не шел. В Торе написано: «рожденный от язычницы называется не твоим сыном, а ее сыном», поэтому с отцом-евреем и мамой украинско-азербайджанского происхождения Ульяна страдала от реальности. Евреи массово перебирались в лучшие страны, ей оставалось искать индивидуальную дорогу. Эффектная внешность и два брака, пусть и неудачных (первый был ранний, а другой служебный – Ульяна бросила научного руководителя, когда поняла, что нужна ему лишь затем, чтобы обнаженной держать пепельницу, пока он принимает ванну, и гулять с его ужасно лохматой собакой), придали уверенности: яркая женщина, младший научный сотрудник с базовым уровнем английского может составить отличную партию европейскому джентльмену.
64
«Мы были молодые, влюбленные, и всегда светило солнце» – я точно знаю дату, когда это проклятое солнце выключилось. Клим делал первые успехи (в четыре месяца малыши начинают переворачиваться на живот и обратно. Наш кувыркался задорно, смеялся и от восторга стучал кулачком по пеленальному столику. Уже тогда можно было догадаться, что придется возить его в секцию прыжков на батуте, так как «у него способности»), стояли белые ночи, бразильцы – опять чемпионы, а мы решили, что трое ребятишек для счастливой молодой семьи – это на одного больше, чем нужно.
Новая беременность сразу после рождения малыша застала меня врасплох. Я ахнула и помчалась к мужу делиться озарением. Сашка, которого в это время арест Харченко и развал Балтийского морского пароходства (он по инерции еще там числился) занимали даже больше чемпионата мира по футболу, закурил нервно, вздыхая, и загасил окурок в закате – мы не можем себе позволить еще одного ребенка.
Ника, выслушав мою новость (она тогда еще не курила), оглушила своей: она тоже беременна, и срок одинаковый. Вы можете себе представить что-нибудь более захватывающее? Близнецы рожают деток в один день! У братишек, как у мам, день рождения в один день!
К черту Харченко, мы сможем, мы победим! – меня распирало, как спаниеля, выпрыгивающего из болота с уткой в зубах. Мы собрали вечеринку, явились Ульяна с Женькой. Веселье было уже в разгаре, я подняла тост:
– Друзья, зимой наша семья пополнится. Нас будет не пятеро… а семеро!
Известие произвело эффект обрушившегося подъезда – присутствующие замерли с бокалами в руках как на картине «Не ждали». Решив, что кормящая мать сама не пьет и другим испортила праздник, засобирались по домам. Сашка пошел провожать («Спущусь вниз, посажу на такси»), я легла спать.
Проснулась в пять. Несмятая постель, нетронутый стол – Сашка не возвращался.
Под саундтрек «бум-бум-бум» я посмотрела стремительный триллер «Спустился, посадил в такси, убили» и побежала искать труп. На улице было тихо, пусто, светло и оттого жутко. Я врывалась в подъезды, распугивая крыс, металась по соседним дворам – воображение рисовало истерзанное тело в луже крови и подстегивало.
Я выбилась из сил и вернулась домой. Надела шерстяные носки и свернулась под одеялом в калачик. Нет, по-моему, я еще позвонила в пару моргов и совершенно точно подняла с постели его мать – а Саша не приезжал? Константиновна ахнула.
Подворотня – сельский житель скажет, что это щель под воротами, через которую лают собаки на прошедшего мимо чужака. Горожанин укажет на проезд во двор: в зданиях, которые развернуты фасадом на проезжую часть, прорублены тоннели, соединяющие улицу и двор, – это и есть подворотни.
Щелкнул входной замок. Муж на цыпочках шмыгнул в постель. Крестные так расстроились, что решили брать не такси, а водку. Через подворотню свернули в лабаз под вывеской «24» и разлили горькую по бумажным стаканчикам на детской площадке. Потом еще одну. Только сейчас разошлись. Он думал, я сплю.
Пришлось признать, что третий ребенок – это на одного больше, чем я могу себе позволить.
Ника родила раньше срока. Ее сын пожил два часа и умер – увеличивать нашу семью не было смысла.
65
У нас была отдельная квартира в хорошем доме, а Фред попросил сводить его в гости – жениху было интересно посмотреть, как живет обычная русская семья. Немец приехал на несколько дней, знакомиться, Ульяна уже не знала, куда его водить (да и вообще чем занять – сразу же не отправишь обратно).
Мы накрыли стол, они пришли с бутылкой водки. Фред хрустнул крышкой, разлил по стопкам. Я крепкое не пью, но обычаи русского гостеприимства знаю. Холодной водки в стопке ровно на глоток, который приносит пьющему глубокое удовлетворение – согревает, снимает стресс и разжигает аппетит. Под первую рюмочку были приготовлены канапе с ветчиной, лимоном и оливками, на столе сверкала припорошенная луком жирная селедочка и радовали глаз бутерброды с красной икрой и сливочным маслом.
Опрокинув первую, они переглянулись. Фред выглядел озадаченным. В бутылке, которую он купил в лавочке около гостиницы, оказалась водопроводная вода. Мы испытали глубочайший стыд за нацию.
Вечер удалось спасти (ларьков шаговой доступности в те времена уже развелось достаточно). Немцу так понравилось русское застолье, что мы даже собрались на следующий день повторить.
Слово «подворотня» несет негативный оттенок, может, оттого, что тут полутьма, стойкое амбре и даже днем небезопасно. Исторически в подворотнях собирались маргинальные личности и художники, первые – за особой атмосферой, вторые – за таинственной перспективой. Петербуржцы называют подворотни, даже самые занюханные, арками.
Череда женихов, прошедшая через кухню на Полярников, оборвалась на Дирке – Ульяна вышла замуж за кругленького джентльмена из Брюсселя, коллекционера спортивных машин. Я навещала их в девяносто девятом. Его мамаша сказала мне: «Милочка, вам следует подтянуть свой английский», а Ульяна таскала меня по деревне и каждому встречному сообщала, что подруга в круизе и заехала в гости, пока судно стоит в Зеебрюгге, – «Пусть знают!» Потом она бросила Дирка (он сам еще ребенок) и вышла замуж за Оливера. Мы виделись в две тысячи седьмом в Антверпене, я ела мороженое, она курила, и мне показалось, что это наша последняя встреча. Я до сих пор надеюсь, что это не так.
66
– Эля, беда! Петю увезли в больницу, я места себе не нахожу! – Баба Клава кричала в трубку. – Мать свою попроси икры черной достать, для крови. Купи масла, рыбки, ну ты знаешь, самого вкусного, он же голодный!
Теперь, как Маши не стало, жизнь протекала размеренно, без потрясений. Бабушка уже не ходила в филармонию, дни были похожи один на другой: сын возвращался с работы ровно в шесть, они вместе ужинали, потом расходились по комнатам – он за дедовым большим столом зарывался в чертежи и справочники, она смотрела какой-нибудь фильм.