— Это кому как, — заметил Сашка.
…Динка догнала Костю у выхода.
— А что бы ты сделал, если бы оказался свидетелем? — спросила она и быстро добавила: — Нет, ты не думай… Мне просто интересно.
— Я бы все рассказал, — ответил он.
— А если тебя после этого найдут?
— А если найдут до этого? — прищурился Костя.
Динка взяла его под руку и заглянула в лицо:
— Скажи, а ты что знаешь?
— Почти ничего, — вздохнул Костя. — Знал бы, чем все закончится, был бы повнимательнее. А так… Я вообще предпочитаю не соваться в чужие дела.
— Но ты же мог что-то видеть…
— Да. Видел краем глаза, как с Валькой какие-то типы крутились. Но для меня все эти быки на одно лицо.
— Ненаблюдательный ты, — протянула Динка. — Странно для пилота.
— Почему? Одного я точно запомнил. Того, который тебя поджидал.
— Ах, этого… Я уж и забыла, — протянула Динка. — А какое он имеет отношение…
— Ну да, — ухмыльнулся Костя. — Я и забыл, что ты у нас красоты неописуемой, кто увидит раз, тот уж и забыть не может. Сохнут, бедные, и отпадают пачками. Расскажи мне еще одну сказочку про влюбленного Ромео.
— Ты мне не веришь? — попыталась возмутиться Динка.
— Ну я же не идиот. И уши регулярно чищу.
— Зачем? — не поняла Динка.
— От лапши. Что ему от тебя было нужно?
— Поговорить, — пискнула Динка. — Я его не знаю, честно.
— Верю, — успокоил Костя. — Они ищут свидетеля. Так что ты видела?
— Ничего, — торопливо ответила Динка. — Меня и Антон все время спрашивал.
— И они уже спросили? — Костя осторожно провел пальцем по царапине на щеке. — Не бойся, я никому не скажу.
Сон был долгим и мучительным. В нем медленно, словно в рапидной киносъемке, Наташка вырывалась из рук насильников и делала отчаянный бросок к окну спальни.
А потом сон начинал дробиться на кадры, точно отдельные слайды моментально выхватывались сознанием из темноты и в темноту же погружались, угасая. На них Наталья изо всех сил била в стекло согнутыми в локтях руками, инстинктивно прикрывая лицо.
Звон дробился и отдавался в ушах многократным эхом. По стеклу медленно расползалась паутина трещины, потом оно раскололось на сотню мелких осколков, и они, словно брызги, взметнулись вверх и стали оседать на пол.
А Наташка зажмурилась, закусила губу, сложила руки перед собой лодочкой и нырнула в окно головой вперед, как в бассейн.
Она исчезала за окном, словно растворялась в небытии… Сначала голова и плечи, потом спина и бедра, потом постепенно таяли ноги, длинные, бесконечные… И последнее, что он запомнил, — были круглые розовые пятки, нежные и маленькие, как у ребенка…
— Вы можете говорить, Антон Васильевич?
Незнакомый человек в штатском, в накинутом на плечи халате, подвинул стул к его кровати.
Антон с трудом опустил веки в знак согласия.
— Только недолго, — предупредил лечащий врач. — Он еще не оправился после наркоза.
— Что со мной?
Язык едва ворочался во рту, был сухим, словно терка, с противным металлическим привкусом.
— Сквозное пулевое ранение в грудную область. Вам повезло — на пару сантиметров выше сердца. И перелом носа, но это сущий пустяк… — пояснил врач.
Раны в груди Антон не чувствовал, а вот «пустяк» болезненно ныл.
— Старший следователь Истомин, — представился человек в штатском. — Расскажите, Антон Васильевич, что произошло.
— Я… не помню… — пробормотал он. — Мы с Наташей…
— Наталья Михайловна Симакова, хозяйка квартиры? — уточнил Истомин.
— Да… — Антон помедлил. — Моя… гражданская жена.
Он ждал, что следователь расскажет ему, что случилось с Натальей и что она успела рассказать. Надо, чтобы показания не противоречили… Но следователь молчал и выжидательно смотрел на него.
— Я вас слушаю, — поторопил Истомин.
— Мы спали. Отдыхали после полета. — Антон помолчал, собираясь с мыслями. — А дальше… я не понял, что произошло. Кто-то ворвался в дом… на нас набросились… Я сразу потерял сознание…
— Вы предполагаете, кто это мог быть?
— Даже не знаю… Может, грабители?
— Вы можете их описать?
— Нет. — Антон с сожалением вздохнул. — Знаете… такая… общая масса.
— Может, кто-то показался знакомым?
— Я… совсем никого не рассмотрел… Но… нет. Знакомых не было.
— Они были в масках?
— Я не помню… Нет… кажется…
— Хорошо. — Следователь с трудом скрывал свое недовольство. — Хотя бы сколько их было?
— Увы… — помедлив, ответил Антон. — Не заметил…
— Что ж. — Истомин поднялся. — Если что вспомните…
— Да, конечно… — Антон опять опустил веки. — Скажите… а Наташа…
— Она в реанимации. — Истомин посмотрел на него с сочувствием. — Все-таки шестой этаж…
— Это ужасно.
— Как вы думаете, Антон Васильевич, то, что случилось с вами, как-то связано с гибелью вашего стюарда?
— Как? — выдохнул Антон. — Какая здесь связь?
— Я не знаю, — пожал плечами Истомин. — Но два нападения подряд на членов одного экипажа, согласитесь, выглядят подозрительно.
Антон замешкался и неуверенно выдавил:
— Я как-то об этом не думал…
— А я вот задумался. — Следователь остановился в дверях и обернулся к нему. — И буду ходатайствовать об объединении этих двух дел в одно.
— Если вы уверены… что это поможет… — пробормотал Антон.
Она сама не понимала, отчего пошла с Костей, мгновенно откликнувшись на вежливое приглашение попить чайку и обсудить возникшие проблемы. После всего случившегося очень не хотелось ехать домой в одиночестве, да и к родителям, чтобы отвечать на бесконечные расспросы, особого желания наведываться не было. Костя был ей интересен, и любопытство пересилило: ужасно захотелось взглянуть, как живет этот загадочный, держащийся всегда особняком тип.
Динка не хотела признаваться даже себе, что ее больно задело предательство Антона. Значит, он нежился с Наташкой, пока Динка, замерзая, валялась в подмосковном лесу, пока ползла по снегу и плакала от бессилия.
Он ее не искал, он, наверное, даже и не подумал, что она куда-то пропала. Ее могли убить, а он в это время был с другой. Получается, она ничего не значит в его жизни! Наташка для него все, а Динка так — минутное развлечение?
Если об этом все время думать, то можно с ума сойти.
Динка корила себя за жестокость, но ей не было жалко Антона. Вот Наташку жаль: всегда за мужскую глупость и подлость расплачиваются женщины.
Костя открыл ключом дверь и пропустил Динку вперед:
— Подожди, сейчас свет включу.
Но свет в прихожей вспыхнул сам, и перед удивленной Динкой возникла сухонькая бабулька.
— Инна Аполлинарьевна, что ж вы не ложитесь? — ласково спросил Костя.
— А я чувствовала, что ты вернешься, Котик, — прошамкала старушка. — Оладушков напекла.
— Ну зачем вы? — смутился Костя. — Мы в кафе перекусили.
— Ну так чайку попейте, вот оладушки и сгодятся. — Она нацепила на нос болтавшиеся на цепочке очки и пристально принялась разглядывать Динку. — А это кто? Оля? Или Леля? Не припомню…
«Ого! Да наш Котик донжуан!» — подумала Динка.
— Это Дина, — терпеливо объяснил он старушке. — С работы.
— Хорошо, — кивнула она. — Я тогда спать пойду. Ты зверей к себе возьмешь, раз не улетел?
Из-за соседней двери раздавалось радостное повизгивание, кто-то скреб когтями пол, а потом в щель под дверью просунулась рыжая лапа.
Костя распахнул дверь, и в коридор вырвались три лохматых пса, типичные двортерьеры. Они тут же принялись лаять, скакать вокруг хозяина и все пытались упереться лапами ему в грудь и лизнуть в лицо.
— Тихо! — шепотом прикрикнул на них Костя. Он открыл вторую дверь. — Место.
Псы смущенно поджали хвосты и степенно вошли в другую комнату. Следом за ними Костя пригласил туда и Динку.
Она с интересом огляделась. В узкой, длинной, как пенал, комнате стояли тахта, стол, пара табуреток и старый платяной шкаф, трехстворчатый, с потускневшим зеркалом. Напротив тахты вдоль стены лежали на полу три одинаковых мохнатых коврика. Собаки тут же улеглись на них и теперь смотрели на гостью, уложив морды на лапы.
Какой разительный контраст с жилищем Антона! Там все вылизано, все с иголочки, по модным каталогам, а Костя будто нарочно пренебрегает презренным бытом.
— Котик, я чайник поставила, — заглянула в дверь старушка. — Смотри не прозевай.
— Спасибо. Спокойной ночи.
— Это твоя бабушка? — спросила Динка.
— Соседка. Но она мне как родная. Я эту комнату после общаги получил. Одно время хотел купить отдельную, а потом подумал: а Инну Аполлинарьевну куда? Как она одна останется? Ты не возражаешь, если мы на кухне поужинаем? У нас так принято.
— Пожалуйста, мне все равно.
Костя отправился на кухню, повязал белоснежный фартук, заварил чай и переложил со сковороды на блюдо пышные золотистые оладушки.
— О! Еще горячие! Угадала баба Инна.
— А откуда она узнала, что ты придешь? — поинтересовалась Динка.
— О! Она еще не то может! — уважительно отозвался Костя. — Она у нас волшебница. Нет, серьезно, не смейся. Все, что меня касается, она на расстоянии видит. Говорит, что когда оба глаза слепнуть начинают, то открывается третий.
— Интересно.
— Еще бы! Она и о людях на расстоянии все может сказать.
— И обо мне? — испугалась Динка.
— И о тебе говорила. Но велела не рассказывать.
Зачем Костя ее к себе притащил? На «просвечивание» к своей «волшебнице»? Хоть и не верится, но все же… Вдруг эта бабуленция сейчас ткнет в Динку пальцем и велит:
— Ну-ка сумку покажи! Отдавай чужое добро, негодница!
Костя засмеялся:
— Я не любитель чужие тайны подсматривать. Расслабься.
Динка отхлебнула ароматного чаю с чабрецом и мятой, откусила сладкий воздушный оладушек и вдруг почувствовала себя, как в детстве, в тепле и безопасности.
Всюду по стенам были развешаны пучки сушеных трав, что придавало кухне какой-то особенный, сказочный уют.