«Женщины, которые убивали своих детей, говорят, что не знают, что побудило их это сделать. Просто возникло огромное желание, сродни инстинкту; они сами не могут его объяснить. Представьте, что это может быть очень похоже на то, что происходит в мозгу мыши, попавшей в стрессовую ситуацию и инстинктивно решившей убить свое потомство».
В работе Дюлак впервые представлено сложное социальное поведение, отображенное в мозге млекопитающего. Это значительное открытие принесло Дюлак престижную премию за прорыв 2021 года (самопровозглашенный «Оскар науки»), что показывает, как изменилось академическое отношение к изучению материнства за последние пятьдесят лет. Идея о том, что материнское поведение у всех существ варьируется, в наши дни может показаться очевидной, но так было не всегда. Когда антрополог Сара Блаффер Хрди поступила в 1970-х годах в Гарвард, «матери рассматривались как одномерные автоматы, чья функция заключалась в выдаче и воспитании потомства».
Считалось, что с материнством дела обстоят так же, как со спариванием – самки пассивны и моногамны.
«Большинство взрослых самок в большинстве популяций животных, вероятно, размножаются согласно уровню их способности производить или выращивать потомство», – говорилось в стандартном учебнике того времени, будто увидеть одну мать означало увидеть их всех. Естественный отбор требует вариаций для того, чтобы функционировать, и это означает, что матери были фактически удалены с эволюционной вечеринки из-за того, что казались слишком скучными.
Это нелепое предубеждение было достаточно быстро опровергнуто неукротимым аналитическим умом Жанны Альтманн, ныне почетного отставного профессора поведения животных Принстонского университета и первого ученого, который серьезно отметил и оценил эволюционное влияние матерей.
Я познакомилась с Альтманн на ореховой ферме Хрди в Северной Калифорнии. Эти два приматолога давно находятся в сговоре, хотя на первый взгляд у них совершенно разные характеры. По сравнению с прекрасной техасской хозяйкой, Альтманн – деловая жительница Нью-Йорка, миниатюрная, тихая и сдержанная дама за восемьдесят. Однако ее идеи оказались не менее радикальными. Ее секретным оружием была непоколебимая приверженность беспристрастным данным. Да, Альтманн произвела революцию с помощью строгого статистического анализа, что, возможно, звучит не слишком соблазнительно, но это был единственный способ отвлечь внимание от драматического очарования драчливых самцов приматов.
Альтманн могла бы научить логике самого капитана Спока. Она начала свою академическую карьеру в качестве математика в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе – одна из трех женщин на весь класс, она была вынуждена уволиться, поскольку никто из преподавателей не счел нужным тратить свое время на наставничество женщины. Потеря для математики стала приобретением для зоологии. Альтманн пришла в полевую биологию не обремененной фаллократическим багажом приматологии с уникальной квалификацией для преодоления ловушек предвзятости наблюдений, которые так мешали развитию науки.
Она разработала метод случайной выборки испытуемых и следила за тем, чтобы каждого испытуемого наблюдали одинаковое количество времени, потому что статистически любое поведение одинаково важно, каким бы скучным оно ни казалось. Финальная статья с изложением ее методологии «Наблюдательное изучение поведения: методы отбора проб» стала революционной, поскольку навсегда изменила облик полевых исследований не только бабуинов, но и всего животного мира. На сегодняшний день цитируемая более шестнадцати тысяч раз, она была описана мне одним профессором антропологии как «непреднамеренно одна из величайших феминистских статей всех времен», поскольку в ней, наконец, самкам предоставлено столько же эфирного времени, сколько и самцам.
Вторым проявлением расчетливого гения Альтманн было осознание того, что ей нужно долго собирать данные об одних и тех же группах животных на протяжении целых поколений, чтобы рассчитать отдаленные последствия их поведения в прошлом. Она выбрала саванных бабуинов.
Еще в 1960-х годах молодая Альтманн и ее муж Стюарт отправились в предгорья горы Килиманджаро в Кении, чтобы изучить экологию и социальное поведение саванных бабуинов (Papio cynocephalus), живущих на окраине национального парка Амбосели. Эти в основном наземные и высокоинтеллектуальные обезьяны живут стаями до ста пятидесяти особей и представляют интерес для приматологов, ищущих параллели с человеческим обществом. Эпохальное исследование Альтманн, которое продолжается и по сей день, открыло новые горизонты. Она проигнорировала роскошное зрелище конкурирующих самцов, так потрясшее науку, в которой господствовали мужчины, и вместо этого сосредоточилась на отношениях матерей и их потомства. Это был смелый карьерный шаг. Мало того, что матери не имели большого теоретического значения для мужского зоологического сообщества, они также вышли из моды даже среди женщин-ученых, стремящихся присоединиться к зарождающемуся феминистскому движению. Изучение материнства считалось ретроградным шагом: «“домашняя экономика» поведения животных”, как выразилась Сара Блаффер Хрди в своей книге «Мать-природа».
Альтманн продолжает ездить в национальный парк Амбосели, чтобы проверить, как осуществляется основанный ею проект, посвященный павианам, хотя давно уже передала управление им другим людям. Этому проекту более пятидесяти лет, и он является самым продолжительным исследованием приматов из всех существующих. Непредвзятые наблюдения за жизнью почти семи поколений – более тысячи восьмисот особей бабуинов – изменили наше представление не только о виде, но и об отношениях между матерью и детенышем в целом. Альтманн первая представила доказательства того, что материнство у приматов гораздо больше, чем универсальная естественная реакция на выращивание потомства. Это скорее многогранный бизнес с рисками не на жизнь, а на смерть, в котором приходится идти на ряд критических компромиссов, что сродни прогулке по опасно натянутому неустойчивому тросу.
Исследование Альтманн показало, что каждая мать-павиан балансирует между требованиями «двойной карьеры». Она должна тратить 70 % каждого дня на «зарабатывание на жизнь» – добывание пищи, передвижение, избегание хищников и в то же время ухаживать за своим детенышем. Павианы каждый день преодолевают несколько километров в поисках пропитания – мелких фруктов и семян. После родов у самки нет времени на восстановление. Несмотря на усталость, она должна, одной лапой удерживая своего детеныша, передвигаться на остальных трех конечностях, делая все возможное, чтобы не отстать от своего отряда. Если носить детеныша в неправильном положении, то он не сможет сосать грудь, это приводит к его быстрому обезвоживанию и гибели.
Овладение этой техникой может быть особенно сложным для начинающих мам, которые, по словам Альтманн, зачастую «озадачены» недовольством своего детеныша.
Триггер для родительского инстинкта может быть запрограммирован, но материнское поведение развивается постепенно, и новоиспеченным мамам есть чему поучиться. У некоторых из них инстинкты более развиты, чем у других. Альтманн вспоминает одну молодую мать, чья борьба за кормление грудью привела к фатальным последствиям. «Первый детеныш Ви, Вики, не смог присосаться к соску в первый день своей жизни; мать большую часть дня носила его вверх ногами, порой даже тащила по земле, ударяя. Хотя Ви, как и большинство новичков, через несколько дней освоилась, было уже слишком поздно: Вики получила слишком много повреждений и умерла в течение месяца. Подобные летальные исходы не являются чем-то необычным. Среди приматов показатели смертности первенцев на 60 % выше, чем у их позднее появившихся братьев и сестер.
Даже среди опытных матерей-павианов смерть детеныша представляет собой весьма реальную угрозу. Альтманн обнаружила, что 30–50 % детенышей погибают в течение первого года жизни, причем основной причиной являются проблемы с питанием. На пыльных равнинах Амбосели мало еды, а окружающая среда неумолима и непредсказуема. Кормящая мать должна найти достаточно калорий для двоих, а когда детеныш достигает возраста шести-восьми месяцев, это физически невозможно сделать, постоянно нося его с собой. Аппетит малыша возрастает вместе с его габаритами. Между матерью и детенышем возникает конфликт интересов. Чтобы мать выжила, детеныш должен начать ходить и добывать себе пропитание, но они предпочитают продолжать «сидеть на шее» и пытаются манипулировать своими матерями при помощи «психологического оружия». Оружие это принимает форму поистине эпических истерик – таких, которые осрамили бы двухлетнего человеческого малыша. Эмоциональные всплески продолжаются до тех пор, пока детеныш не станет полностью независимым, где-то между его первым и вторым годом жизни.
Для матерей время отлучения от груди – выверенный инстинктивный расчет ресурсов. Несвоевременное принятие мер может привести к смерти матери, детеныша или даже их обоих. Павианы, как и все матери, которые размножаются несколько раз в течение своей жизни, должны сбалансировать инвестиции в свое потомство, исходя из потребностей выживания и будущей репродуктивной способности. Среднестатистический павиан, вероятно, проведет 75 % своей жизни с потомством – всего около семи детенышей, из которых только двое, скорее всего, доживут до зрелого возраста. Этот довольно ничтожный репродуктивный результат иллюстрирует, какой рискованной игрой является каждый детеныш. Альтманн обнаружила, что матери павианов контролируют степень своего выживания – если бы они размножались быстрее, то рисковали бы собственным истощением и смертью.
Однако не все матери одинаковы; судьба самки павиана строго диктуется ее социальным классом. Самцы могут бороться за альфа-позицию в иерархии, но и самки имеют свою цепочку командования – строгую женскую аристократию, достойную британской знати. Статус неизменен, передается по наследству – по материнской линии – вместе с привилегиями. Те самки, которым посчастливилось поселиться в верхних эшелонах, имеют первостепенные права на источники пищи и воды и могут заставлять «чернь» ухаживать за собой, а также, как правило, пользуются свободой ходить куда угодно и делать практически все, что захотят, в пределах своей группы. В том числе выхватывать и даже похищать детенышей других самок.