ножающимися в одно и то же время. Естественный отбор будет благоприятствовать молодым матерям, которые меньше заинтересованы в успехе более широкой группы и агрессивно конкурируют за ограниченные ресурсы. Это предсказание было подтверждено следующим наблюдением: когда матери и их дочери размножались одновременно, детеныши, рожденные от матерей старшего возраста, почти в два раза чаще умирали в первые пятнадцать лет жизни, чем те, которые родились у молодых матерей.
Эта социальная цена позднего материнства дает эволюционный стимул самке косатки прекратить размножение в середине жизни, чтобы она могла инвестировать в своих сыновей и внуков и перестать конкурировать со своими дочерьми и внучками. У слонов такого стимула нет, потому что их сыновья, как и у большинства социальных млекопитающих, в конце концов покидают свою родовую группу. Таким образом, самки слонов со временем становятся менее связанными с другими особями в группе или их связь теряется вовсе. Следовательно, лучший выбор для матриарха-слона – продолжать размножаться до тех пор, пока она не умрет.
Крофт считает, что эта «гипотеза репродуктивного конфликта» может обеспечить недостающую часть эволюционной мотивации, для того чтобы гипотеза бабушки сработала в период менопаузы у других существ вроде нас.
Как мы выяснили в предыдущей главе, считается, что у древних людей дочери должны были уйти, чтобы присоединиться к новым семьям. Первоначально пришедшая молодая женщина не имела никакого отношения к группе. Но как только у нее начинали появляться дети, она считалась все более и более «своей». По мере того как она становилась старше, помощь ее дочери и внучкам в воспитании их детей становилась для нее все более генетически выгодной, к тому же рождение большего количества детей поставило бы ее новых детей в прямую конкуренцию за ресурсы с другими потомками. «Итак, если вы подумаете об асимметрии родства в случае человека, – сказал Крофт, – то эволюция будет благоприятствовать самкам, которые больше конкурируют в молодости и больше помогают в старости».
Попытки подтверждения этого семейного конфликта у людей дают противоречивые результаты. Так, основательное исследование с использованием двухсотлетних данных о доиндустриальных финнах свидетельствовало в пользу семейного конфликта, в то время как другое исследование, менее масштабное, посвященное норвежским женщинам, шло вразрез с этой теорией. «Это трудно проверить на людях, потому что мы не можем вернуться во времени назад. Вот почему система косаток интересна как способ проверки этих гипотез, – сказал Крофт. – Кто бы мог подумать, что мы узнаем так много о нашей собственной эволюции, наблюдая в океане за этими зубатыми китами?»
Изучение менопаузы у шеститонной плавательной торпеды с зубами не лишено трудностей. Одна из основных проблем заключается в том, как отследить половые гормоны, которые контролируют репродуктивное старение косаток. Взятие образцов крови было бы опасно (для ученого) и насильственно (для косатки). Менее грубой, хотя и более неприятной альтернативой является сбор образцов фекалий. Вот так солнечным сентябрьским днем я отправилась в плавание по морю Селиш в поисках экскрементов косаток с доктором Деборой А. Джайлс, директором по исследованиям и науке в Wild Orca и официальным научным сотрудником южных жителей. Джайлс изучала жителей юга в течение последних десяти лет, знает характер каждой особи и кто, как не она, мог обеспечить мне интимную встречу с матриархом косаток.
Джайлс ведет свои наблюдения с острова Сан-Хуан, одного из сотен скалистых массивов суши, на затопленной во время ледникового периода земле фьордов, которая граничит с Канадой и тихоокеанским северо-западом Америки. Короткий перелет на гидросамолете из Сиэтла – захватывающее шестидесятиминутное путешествие, которое дало мне возможность с высоты птичьего полета увидеть сумасшедшие холодноводные течения и леса водорослей, делающие море Селиш таким благодатным для жизни его обитателей. Главный город острова, Фрайди-Харбор, наводнен изображениями косаток: деревянные косатки ныряли с уличных фонарей, появлялись на стенах в виде фресок и махали мне в виде перчаток с витрин сувенирных магазинов.
Потребовалось всего двадцать минут, чтобы пересечь крошечный остров на машине и встретиться с Джайлс в Уютной гавани, где был пришвартован ее небольшой скоростной катер. Она рассказала, что рабочих рук не хватает и, значит, меня немедленно поведут на работу по поиску и сбору. У меня в голове пронеслась тысяча вопросов. Как владелец собаки, я не новичок в сборе экскрементов, но было трудно представить сумку, достаточно большую для этого вида. Зеленая, как плющ, вода казалась глубокой и холодной – не говоря уже о плавании в ней со сверххищниками. Нужно ли было нырять? Джайлс вручила мне большую сеть и сказала не волноваться: при всплытии на поверхность киты сильно вспенивают воду.
«Фекалии – просто золотая жила», – сказала она мне. Их образцы позволяют команде отслеживать не только уровень эстрогена у косаток, но и их гормоны стресса и беременности. Они помогают определить, что киты едят, и проверить косаток на наличие паразитов, бактерий, грибков и микропластика. Образцы фекалий позволяют проверить состояние здоровья не только китообразных моря Селиш, но и всей его экосистемы. Но сначала Джайлс должна их отыскать. Учитывая необъятность океана, экскременты даже такого крупного животного, как кит, трудно обнаружить. К счастью, у Джайлс есть помощь в лице Эбы, бывшей уличной собаки из Сакраменто, которую спасли, приютили и обучили вынюхивать китовый помет.
Подергивающаяся морда Эбы содержит триста миллионов обонятельных рецепторов, что по сравнению с моими жалкими шестью миллионами означает, что ее навыки вынюхивания экскрементов примерно в сорок раз лучше. Она чует запах китового помета за морскую милю и стала идеальным партнером для охоты на него. Маленькая белая дворняжка-спасатель была полна энергии и явно наслаждалась своим новым предназначением в качестве собаки-охранника. «Наличие собаки в роли вашего коллеги значительно облегчает работу. Кроме того, посмотрите на мой офис», – сказала Джайлс, указывая на наше серебристо-голубое окружение, сверкающее в лучах низкого осеннего солнца.
Первыми китами, с которыми мы столкнулись, стала пара горбатых китов, плывущих вдоль канала Сан-Хуан, – их ритмично появляющиеся четырехметровые плавники изящно намекают на монументальную тридцатитонную тушу. Эти звери-великаны – своего рода история успеха в сохранении природы. Практически уничтоженные коммерческим китобойным промыслом в первой половине двадцатого века, они добились впечатляющего возвращения с тех пор, как в 1966 году охота на горбатых китов была запрещена. В прошлом году в местном каталоге идентификации горбатых китов были фотографии ста отдельных хвостовых двуусток (китовый эквивалент отпечатка пальца). В этом году их четыреста.
Джайлс взяла курс на их исчезающие хвосты, держась примерно в пятидесяти метрах, чтобы провернуть «отдаленное преследование фекалий». Горбатые киты питаются живцом и чавычей, поэтому их экскременты могут рассказать историю, имеющую отношение к здоровью жителей юга. Наша близость к китам тоже кое-что открыла для меня: запах у них изо рта просто чудовищный. Когда мы оказались в плотном облаке зловония, схожим с запахом открытого мусорного бака летом, я предположила, что наша фекальная добыча близка. Но Джайлс пояснила: «Это просто дыхание. Если ты думаешь, что сейчас плохо, то потому что не знакома с дыханием малого полосатика – оно просто тошнотворное».
Я осознала свою удачу и присоединилась к Эбе в ее «кабинете» на носу лодки. Джайлс сказала мне просканировать воду на наличие чего-нибудь студенистого. Пару раз мне казалось, я вижу то, что мы ищем, но это были или всплывшая медуза, или комочки разлагающейся морской травы. Затем я заметила, что на поверхности плавает что-то липкое и коричневое размером с обеденную тарелку. Мы отступили назад, чтобы дать Джайлс возможность рассмотреть это поближе. «Мне жаль, но это ложная тревога», – сказала она. Да, это были экскременты, но человеческие, а не китовые.
Рыскать по океану в поисках нужного вида экскрементов, возможно, работа не для всех, но Джайлс не променяла бы ее ни на какую другую. Когда ей было шесть лет, ей приснился яркий сон о спасении жителей юга. Тогда, в 1970-х годах, этим косаткам угрожали не голод и загрязнение окружающей среды, а похищение со стороны людей. Именно эта популяция косаток была жестоко разграблена морскими парками; почти 40 % южных жителей были похищены из моря Селиш и заключены в аквариумы для развлечения людей.
«Мы сделали все возможное, чтобы уничтожить эту популяцию животных, что меня злит и расстраивает одновременно», – с чувством произнесла Джайлс.
Я хорошо понимала, что составляю Джайлс компанию в очень мрачное время. За восемнадцать месяцев, прошедших после смерти Бабули, они потеряли еще семерых жителей юга, в том числе еще двух матриархов в постменопаузе. Некоторые из китов были явно истощены: их тела из большой мясистой пули превратились в сдутую арахисовую скорлупку, связанную с поздней стадией голодания. Популяция достигла тридцатилетнего минимума в семьдесят три особи, а умершие киты не заменялись достаточно быстро, чтобы поддерживать численность. Проведенное Джайлс исследование фекальных гормонов показало, что 70 % беременностей заканчиваются неудачей из-за пищевого стресса, а 23 % – прерываются на поздних сроках.
Самой душераздирающей потерей был новорожденный детеныш, который попал в мировые новости после того, как его мать, Тахлекуа, носила с собой его мертвое тело в течение семнадцати дней. Мировые СМИ строили предположения о том, может ли эта молодая мать быть в трауре или нет; для Джайлс это было очевидно. «Мне кажется оскорбительным предполагать, что она не горевала, – сказала она мне. – Косатки очень похожи на нас, но, честно говоря, я думаю, что они лучше нас. У них есть части мозга, которых нет у нас».