Суббота Воскресенского — страница 4 из 15

Аннушка расшивала младенческий чепчик голубыми и желтыми нитками. Уж скоро близился срок, живот совсем раздуло, ходить стало тяжело. «Хоть бы сын, – думала Аннушка. – Хоть бы наследник. Петрушу порадую».

Она желала поскорее разрешиться от своего бремени и боялась этого. Сколько их женского роду мрет, производя потомство. Аннушке жить хотелось. Муж вот ее порадовал – купил французский столик для рукоделия, поверху расшитый бисером. Столик установили в малой гостиной, что выходит окнами в сад, чтобы Аннушка сидела, шила-вышивала да любовалась садом. Внимательным мужем оказался Петр Иванович. Внимательным и щедрым, да неверным. Как только Аннушка понесла, сразу перестал заглядывать к ней ночами.

Все в «Мон плезир» спешил. А то Аннушка не знала, что в «Мон плезире» ожидает его актерка. Марфуша, которая тоже когда-то пела, а теперь была приставлена к Аннушке наперсницей, подробно рассказывала про творящиеся в усадьбе дела. Каждую новость несла. Аннушка должна знать.

– Груня хуже ведьмы, – шептала Марфа, помогая распутывать Аннушке нитки, – вон как Петра Ивановича окрутила своим голосом. Не от Бога это, а от дьявола. Я вчера шла мимо амурного лабиринта, что у «Мон плезира», слышу – смех. Это она, змея, там пряталась, прельщала барина. Кабы охрипла, так бы и власть ее над князюшкой закончилась.

Каждое слово Марфы попадало точно в цель. Аннушка слушала, раскладывала разноцветные нитки на бисерной столешнице, вышивала чепчик. Хоть бы сын родился, хоть бы она жива осталась. Хоть бы девка эта сгинула.

Пока же отводила душу на дворовых. Сама секла. Да сейчас тяжко, живот шибко большой. А на раннем сроке, бывало, взмахнешь розгой – и полегчает. Аннушка бы и по Груне прошлась, да Петр Иванович если уезжает, то лишь на день. Вот кабы на подольше…

Часть 4

Глава 1

1

Полина знала точно, когда это произошло. Ребенок был зачат в один из последних декабрьских дней. Они с Олегом только начинали свои отношения, и все было окутано новизной и предвкушением. В один из тех вечеров Полина просто не позволила ему сделать прерванный, крепко обняв ногами. Она так долго была одна, она очень устала быть одна и хотела продлить это ощущение – соединиться с мужчиной, прочувствовать его – всего. Ощутить, как он замирает, принять тяжесть его тела на себя, обнять и растянуть мгновенье, когда вы – единое целое. Чтобы потом вспоминать – как это. И закрыть глаза, обмануть время, продлить этот миг на чуть-чуть и еще на чуть-чуть.

Всего один раз Полина позволила себе подобную вольность. В день, когда вероятность забеременеть была невысокая. Да и возраст… возраст уже не тот. Полина была абсолютно уверена в отсутствии последствий. Более того, после Нового года она решила поставить спираль, чтобы иметь возможность повторить тот вечер, исключая всякий риск, но визит к врачу обернулся сюрпризом.

Даже не сюрпризом – шоком.

Первые дни мысли в голове путались, и билась только одна: «Этого не может быть, этого не может быть…» И пора как-то принимать действительность. Пора принимать решение. Пора… поговорить с Олегом. Полина не знала, как ему об этом сказать. Она готовилась, надеясь, что они вместе обсудят такой непростой вопрос. Полина металась, она не знала, какое решение принять. Потому что у нее возраст. Ей не двадцать и не тридцать. А ребенка надо выносить, родить и вырастить. На это надо решиться. И понимать, что вероятность воспитывать малыша одной высока. Шевцов явно не планировал подобного продолжения отношений. Он вообще все время предохранялся, кроме одного-единственного раза. И все же… он должен знать.

Полина очень долго настраивалась на важный разговор, и когда уже готова была все рассказать, появилась его бывшая жена. В тот самый злополучный вечер.

Неожиданная встреча вышибла опору из-под ног, и Полина полетела вниз. Наверное, если бы этот визит случился на другой день после разговора, все было бы иначе. Полина восприняла бы по-другому это событие. Но все произошло именно тогда, когда ее нервы были абсолютно оголены, когда она поставила на этот вечер свое будущее… и от неожиданности не смогла с собой справиться. Осталось только ощущение краха.

Снова краха. Господи… почему? Столько Полина не плакала, наверное, со времен развода. А на выходных она поехала к Нонне и вывалила на подругу все. Рассказала про свой короткий роман и его последствия. Снова плакала, и Нонна вместе с ней. Наревевшись от души, подруга заявила, что будем рожать. Если небо послало ребенка в таком возрасте – это не просто так, и грех на душу брать нельзя.

Нонна была похожа в тот момент на мудрую, прожившую жизнь бабушку, хотя по возрасту пока на такую ответственную роль не тянула. Но Полина как-то успокоилась. Рожать значит рожать. Лишь бы здоровенький был.

Из-за пережитых потрясений она резко похудела и вес начала набирать только ближе к марту. Выглядела плохо, знала об этом и давала себе слово не переживать по пустякам. А как не переживать? Даня не знает. Шевцов не знает. А сказать придется. И лучше до того, как все станет понятно по внешнему виду.

Дни на работе проходили в привычном аврале, а вечерами Полина думала о том, кто уже поселился в ее животе. Данька тоже когда-то там жил, но это было очень давно. Странно, первая беременность кажется далекой, а вот утренники в детском саду, школа, последний звонок были будто вчера. Все эти секции, поделки, книжки с картинками… и удивление: «Когда ты успел вырасти? Когда ты успел стать таким взрослым?»

Неужели все это повторится? Неужели снова будут книжки, прогулки, зоопарки и Деды Морозы на дом?

Судьба дала ей второй шанс прожить все это, будучи уже зрелым человеком, не торопя время, без: «Когда же он пойдет? Когда же я отправлю его в детский сад? Когда же закончится эта школа?» Потому что время и так бежит быстро, слишком быстро. И торопить его не надо. Надо просто ловить все это, понимая неповторимость момента. От собственных мыслей у Полины каждый раз щемило под ложечкой, и она почти физически ощущала на своих руках тяжесть тельца еще не рожденного ребенка, его сладкий запах, мягкий пушок волос под ладонью.

Да, она будет рожать. Она просто не сможет сделать аборт.

Любимая подруга сделалась цербером и начала контролировать все: от анализов до питания. Полина все чаще думала, не купить ли Нонне на Восьмое марта туристическую поездку на другой конец света. Но… одиннадцатый класс, будь он неладен. Пока близнецы не сдадут экзамены и не поступят в институт, отправить Нонну на Кубу не получится.

Дане Полина все рассказала, когда тот, как и договаривались, приехал к ней вечером. Наверное, в другой ситуации она бы заметила, что сын чем-то расстроен, хотя и старается держаться как ни в чем не бывало. И на кухне хозяйничал, и про тетю Нонну спрашивал, и даже рассказывал про диссертацию. В другой ситуации Полину все это не ввело бы в заблуждение, но в тот вечер она была слишком сосредоточена на предстоящем разговоре и принимала все за чистую монету.

– Ты выглядишь уставшей, – сказал сын, когда они уже поужинали и Полина спрашивала, какой чай заварить: черный или зеленый. – Много работы?

Она вздохнула. Что же, оттягивать новость дальше смысла нет. И так уже… слишком оттянула.

– Да нет, работы не больше, чем обычно.

Полина заставила себя сидеть спокойно, только руки вертели салфетку и никак не хотели угомониться.

– Даня, тут такое дело… Мне надо тебе сказать… О боже… – она отложила салфетку и закрыла руками лицо.

Как такое сказать сыну? Взрослому сыну? Что его мать что? Оказалась настолько наивна и глупа, что забеременела в результате мимолетного романа?

– Мама, что случилось?

Даня стоял рядом и уже обнимал ее за плечи. Еще чуть-чуть, и она заплачет.

– Я не знаю, как тебе это сказать, – прошептала Полина.

– Что, мама, что? Ты заболела? Ты плохо себя чувствуешь?

Полина замотала головой.

– Я жду ребенка, – слова дались с большим трудом.

Даня замер, а Полина наконец отняла руки от лица и медленно повернула голову – посмотрела на сына. Он окаменел.

– Как?

– Вот так, – она все-таки заставила себя собраться. – Сама не ожидала.

– А… – У него был такой потрясенный вид, что Полина вдруг улыбнулась.

С чего она взяла, что Даня взрослый? Совсем еще мальчик.

– Нет, – покачала головой. – Отец ребенка не знает, но я ему скажу. Только… я не уверена, что это его обрадует. И… я не знаю, как все сложится, но… я хочу оставить ребенка. Ты ведь… не против?

И без того потрясенное лицо сына стало еще более потрясенным, хотя, казалось, дальше уже некуда.

– Что ты такое говоришь? – прошептал он почти в ужасе. – Мама, мама… Мы справимся.

Даня снова ее обнял.

– Конечно, справимся, – Полина потрепала его по густым волосам.

И все же сын был в шоке.

– Так какой чай: черный или зеленый?

– Тебе какой можно?

– Любой.

– Тогда давай черный.

Она поднялась из-за стола и пошла наливать воду в чайник.

– Если хочешь, я снова перееду к тебе, буду следить за твоим питанием, – предложил Даня.

– Мне тети Нонны хватает с ее строгим надзором, – ответила Полина. – А у тебя Женя.

– Женя пока уехала.

Вот как?

Полина обернулась.

– Далеко?

– В Сочи к Циммерману.

Так, кажется, она со своей беременностью все пропустила.

– Он пригласил Женю в свое шоу?

– Да.

Даня отвечал односложно и явно не пылал желанием развивать этот разговор.

– Скучаешь?

Он кивнул. На том тему и закрыли. Зато чай получился вкусный. И Полина с удовольствием ела принесенные сыном пирожные. У нее, несмотря на начинающий выпирать маленький животик, недовес. Ей можно!

Даня немного отошел от новости и даже начал интересоваться, когда будет известно о поле ребенка и какая помощь от него потребуется. Воодушевился. А под конец сказал, положив свою ладонь на ее:

– Ты только не переживай, ладно? Мы справимся.

И у Полины защипало в глазах. А Даня продолжал:

– Я понимаю, что тебе сейчас непросто, но знаешь, однажды я увидел потрясающий слоган, как маркетолог ты его оценишь. Эти слова можно применить к любой жизненной ситуации. «Найди солнце в дождь».

– Действительно, – согласилась Полина, стараясь не разреветься. – Потрясающий. Я запомню.

А завтра ей предстоит еще одно объяснение. На этот раз с Шевцовым. Олег позвонил, как и обещал. Договорились, что Полина приедет к нему после работы. И они поговорят.

2

Полина хотела встретиться в ресторане на нейтральной территории. Однако Шевцов возразил. Он сказал, что ресторан едва ли подойдет для обстоятельного разговора. Нужно место, где ничто не будет отвлекать, и настоял на своей квартире. Полина колебалась, но в конце концов согласилась. Сказала, что подъедет к восьми.

К восьми Шевцов был готов. Даже на всякий случай купил по дороге стейков. Он очень надеялся на совместный ужин по окончании обстоятельного разговора.

Полина опоздала минут на двадцать.

– Пробки, – сказала она, слегка привалившись к двери и стягивая с себя пестрый шелковый шарф. – Прости за опоздание.

А он был просто рад ее видеть.

Заметил все – уставшее лицо, разлохматившуюся прическу и легкое напряжение в голосе. Протянул руку, в которую Полина вложила свое пальто.

– Ужинать будешь?

– Нам надо поговорить.

Он кивнул, повесил пальто и пригласил жестом в комнату.

Платье на Полине было странное. Нет, оно ей шло, и серый цвет красиво оттенял глаза и цвет волос, но оно не выглядело деловым. Свободного покроя, такое… нерабочее.

Полина села, пошевелила пальцами на ногах. Наверное, очень устала весь день ходить на каблуках.

Шевцов рядом не сел, почувствовал, что не надо. Она собиралась с мыслями, это было заметно. Он стоял у стола, смотрел на нее и ждал. Наконец, словно решившись, Полина подняла глаза и сказала:

– Я жду ребенка. И это твой ребенок.

Вот так просто. Шевцов подумал, что ослышался.

– Что ты сказала?

– Я жду ребенка.

– Ты уверена? – и это было все, что он мог выговорить.

Она чуть грустно улыбнулась:

– Увереннее быть невозможно.

Олег был готов к чему угодно: к ее упрекам по поводу Надин, к своим долгим объяснениям, демонстрации изъятого у бывшей жены ключа, выяснению отношений, но к ребенку… к ребенку он готов не был.

Интересно, все будущие отцы ощущают себя такими же оглушенными, услышав эту важную новость?

Шевцов даже не знал, что он чувствовал. Он ничего не чувствовал. Он просто потерял дар речи. Зато Полина, кажется, трудности со словами не испытывала:

– Я сама не ожидала, я не планировала, поверь. В тот раз… единственный… вероятность была очень маленькая. В любом случае тогда это было мое желание, приведшее к таким серьезным последствиям, поэтому ответственность несу я. Просто думаю, что ты должен об этом знать. Как и о том, что я… я решила сохранить ребенка.

Она замолчала и стала ждать ответа, сцепив руки в замок.

Она решила сохранить ребенка. Замечательно. Шевцов продолжал молчать. Просто не мог понять, что сказать.

Поздравляю? Какой срок? Примерный срок он и сам может вычислить.

Почему раньше не сказала? Это тоже ясно – Надин появилась не вовремя.

Шевцов стоял, смотрел на Полину и молчал.

Она вздохнула и продолжила. На этот раз уже не смотрела на него, говорила, опустив голову:

– Я ничего от тебя требовать не буду, не беспокойся. Средств у меня достаточно, на ноги поставлю. Главное, чтобы родился здоровым. Просто подумала, что ты должен знать, и если вдруг захочешь познакомиться… я… я не буду мешать вашему общению.

Голова пошла кругом. Он все это уже слышал – и про то, что сама вырастит и воспитает, и что средств достаточно, и что по выходным можно приходить навещать.

Прямо в этой вот комнате и слышал. Только женщина была другая.

Сразу возник вопрос. За кого его держат? За осеменителя, выполнившего свою функцию, чтобы потом раз в неделю на пару часов встречаться с собственным ребенком?

Гнев разгорелся в душе, перекрыл все эмоции и начал душить. А она сидела, смотрела на свои сцепленные в замок руки и ждала ответа.

Ответ все же нашелся.

– Нам надо пожениться.

– Что? – Полина подняла лицо, и Шевцов увидел ее удивленные глаза.

– Нам надо пожениться, – повторил он.

– Зачем? – кажется, она действительно не понимала.

Она все решила за двоих, а про то, что ее вариант выхода из ситуации может его не устроить, – не подумала.

– Я не хочу быть воскресным папой для своего ребенка, – твердо сказал Шевцов. – Я хочу, чтобы он родился в семье. В полноценной семье.

– Но как же мы будем жить… вместе? Мы же даже не пробовали.

– Вот и попробуем, – ответил он. – Выбирай территорию: твоя или моя?

Полина смотрела на него растерянно. Вероятно, такого поворота сегодняшнего разговора она не ожидала. Но других вариантов Шевцов не видел.

– Мне… мне надо подумать… – тихо сказала она.

– Подумай. Ужинать будешь?

– Я… не знаю… господи, я не готова выходить замуж! Я там уже была и…

– Я тоже там был, так что опыт имеется у обоих. В общем, ты тут посиди, а я быстро пожарю мясо.

Ему необходимо было что-то делать. Ужин оказался прекрасным предлогом. Когда Шевцов что-то делал руками, его мысли упорядочивались. Ребенок. У него будет ребенок…

На плите разогревалась сковорода, стейки были вынуты из целлофана, овощи вымыты.

У него будет ребенок. Когда он уже окончательно решил, что эта сторона жизни его миновала. Осознание приходило постепенно, еще только-только, еще не до конца… и понимание, что это ребенок от Полины…

У жизни появился вдруг новый смысл. Он потом все это еще обдумает, постарается, а пока пусть будет ужин. Просто ужин.

Им в любом случае придется общаться. Быть вместе. Жить вместе.

Как все в итоге сложится, Шевцов не знал. Но главное сейчас – не торопиться и не наломать дров.

Просто ужин.

И был просто ужин. За которым он рассказывал о своей поездке в Питер и про письма, что принесла Надин. Хотя имени бывшей жены Шевцов не произносил. Говорил просто про случайно найденные письма, которые могут привести к потомкам Отрадного, хотя вероятность очень маленькая. Кажется, Полина была рада смене темы и с интересом слушала рассказ.

Она расслабилась.

Он знал, что теперь, благодаря ребенку, ничего не закончилось. Все только начинается. И это тогда, когда от жизни уже не ждешь открытий. Исторические не в счет.

Единственный вопрос Олег задал, когда провожал ее до машины. Хотел отвезти сам, сказал, что сейчас за рулем ей, наверное, не стоит быть.

– Я не больная, – ответила Полина и улыбнулась.

– Сын знает?

– Да.

– И как он воспринял новость?

– Он не был готов к такому повороту, но… сказал, что справимся.

Шевцов понял, что в том разговоре речь об участии отца в жизни ребенка не шла. И его это задело. Или погрязший в науке профессор уже потерял способность брать на себя мужские обязанности? Такие, как, например, ответственность. Хотелось сказать что-то резкое, но он промолчал.

Сейчас не время выяснять отношения. Особенно когда есть возможность все исправить.

3

Новое руководство объявило, что долг каждого человека – принимать участие в благотворительности, помогать людям, поэтому раз в полгода фирма планирует отправлять подарки в детские дома. По этому поводу в помещении, где стоял кулер с водой и столы для перекуса, теперь находились большие коробки. В них лежали футбольные мячи, упаковки с печеньями и конфетами, недорогие игрушки.

Марк думал, что лучше купить обувь и одежду. А таких игрушек там и так, наверное, навалом, но промолчал. Портить отношения с новым руководством не хотелось. И без того было понятно, что мячи и конфеты дешевле обуви. Акция для галочки, чтобы пустить пыль в глаза. Вот одна забавная швея грелок на чайники обязательно придумала бы что-нибудь интересное… Мысли незаметно переключились на Ариадну. Что-то она молчит. Надо будет позвонить или написать ей что-нибудь. А то как-то… Марк сам себе не мог сформулировать, что именно «как-то».

Он вышел в коридор, чтобы набрать ее номер, но в этот момент позвонила Надин.

– Ну что, ты молодец, – объявила она. – Мои знакомые остались очень довольны. Готовься, время от времени буду подкидывать тебе неплохих клиентов.

– Круто. Я понял, рад стараться.

И прежде чем Марк сообразил спросить про Ариадну (работает она или нет), Надин, бросив: «Ну все, пока», отключилась.

Марк действительно нашел подходящее помещение для тех солидных знакомых Надин и получил обещанное вознаграждение. Очень неплохое, к слову. По этому поводу они с Антохой сегодняшний пятничный вечер собирались провести в баре, решив, что женщины не стоят мужской дружбы. После выходки Сонечки в лифте, свидетелями которой стали в том числе и сотрудники компании, было долгое объяснение с Антоном, окончившееся почти дракой.

– Да не нужна она мне! Сама полезла! – почти кричал Марк. – И тебе она не нужна! На фига тебе девушка, которая готова с каждым?

Все это услышала Сонечка, когда зашла налить чаю. Окинув презрительным взглядом двоих своих ухажеров: прошлого и настоящего, припечатала:

– Да пошли вы… оба.

В итоге оба и пошли. На тот концерт в клуб, в который Антоха пригласил Соню.

Нажрались там от души. Нажаловались друг другу на змеиный характер всех баб. И под конец Антоха заплетающимся языком выдал:

– Вот везет тебе с бабами. Любая твоя.

– Да ладно. Если бы везло, я бы сейчас был не здесь.

– С Ариадной тоже было?

– С Ариадной? Нет. – Вопрос оказался настолько неожиданный, что Марк даже замер. – С ней нельзя.

– П-почему? – уставился на него совершенно осоловелыми глазами Антоха.

Все-таки не умел он пить.

– Ариадна мой друг.

– Ну и дурак.

– В смысле? – не понял Марк.

– Какой она друг? Она – де-е-евушка, – сказал Антон, поднял указательный палец вверх, а потом лег лицом на столешницу.

Марк понял, что Ариадну друг не забыл, но помочь ему ничем не мог. Да к тому же вдруг подумал, что и не хотел. Почему-то. Ариадна ведь такая нежная и наивная, что ей можно встречаться только с очень положительным человеком, который не испугает и не обидит. А такого человека сейчас крайне трудно найти. Антоха вон вроде неплохой, но после пары стаканов… не вариант, да…

Все эти мысли вертелись в голове не совсем трезвого Марка и казались ему невероятно умными и глубокими. Поэтому если предыдущий тост был за «чтоб этим змеям пусто было», то следующий «за Ариадну».

Так давшая было трещину мужская дружба была окончательно склеена.

После разговора с Надин Марк все же решил узнать, как дела у Ариадны, и набрал сообщение.

Марк: Привет. Куда пропала? У тебя все в порядке?

Мимо прошла Соня, демонстративно повернув голову в другую сторону. Она открыла дверь в комнату-столовую и вошла внутрь. Отправив сообщение, Марк решил было налить себе воды, но, увидев через стеклянную стену, как Соня делает селфи на фоне коробок со сбором для детского дома, берет в руки мяч и томно улыбается в камеру, ему стало противно. Марк развернулся и направился к своему рабочему месту.

К вечеру Ариадна не ответила. И даже не прочитала сообщение.

Когда после работы они сидели в баре с Антохой, неторопливо потягивая пиво и обсуждая последние новости футбола, он набирал ее номер раз пять. Телефон не отвечал.

Странно.

4

В Рязани было много снега. Удивительно даже. Живя постоянно в Москве, Ариадна давно не видела столько снега. И ведь, кажется, март уже, должно все таять.

– Зима в этом году снежная, – говорил отец. – Уходить не хочет.

Ариадне было хорошо. Настолько, насколько вообще может быть хорошо человеку, переживающему личную драму. Зато новая семья отца приняла ее радушно. Были ужины за общим столом и те простые, но искренние разговоры, которые незаметно лечили. Про погоду, про то, что скоро все растает и придет настоящая весна, а летом обязательно нужно поехать на море. А еще – что давно пора сеять рассаду. Свои-то огурцы и помидоры с покупными на сравнятся. Мама новой жены отца жила в частном доме с огородом. Ариадне было хорошо среди этих людей и этих разговоров. Она чувствовала, что обретает семью, ту, о которой мечтала с самого детства.

После Москвы Рязань казалась очень провинциальной. Но в этом не было ничего уничижительного. Просто более тихий город с другим укладом. Наверное, здесь тоже спешат и торопятся, но Ариадна почему-то этого не замечала. Она любила под настроение прогуляться по территории Кремля, полюбоваться его церквями и палатами, постоять на берегу Оки, с которого открывались бескрайние просторы, почувствовать ту самую «есенинскую Русь», а по возвращении вновь приниматься за скатерти и салфетки для кофейни Надин.

– Как это у тебя все ловко и красиво выходит, – восторгалась новая жена отца.

– Я и вам могу сшить что-нибудь. Например, новые шторы, – предложила Ариадна.

И сшила. Для гостиной. А потом еще и подушки для дивана из того же материала. И пеструю грелку на чайник в виде кошки подарила.

А все остальные грелки она продала на ярмарке, как и легкие лоскутные одеяла, и нарядные прихватки. Продала все, что привезла с собой. В общем, выставка-ярмарка для Ариадны прошла успешно.

С Женей они списывались или созванивались каждый день. Ариадна знала, что подруга получила предложение от самого Циммермана и сейчас тренируется в Сочи.

– Прилетай ко мне на премьеру! – приглашала Женька.

– Это дорого, – вздыхала Ариадна. – Но если получу приличные заказы, то прилечу.

– Я найду тебе недорогое частное жилье, – пообещала Женька. – Билетом на спектакль обеспечу. Так что копить придется только на самолет.

– Хорошо.

А про Марка она запретила себе думать. Получалось плохо. Вообще не получалось.

5

Дану потребовалось достаточно времени, чтобы как-то уложить в голове новость – его мама беременна. Его очень взрослая мама ждет ребенка. И получается, что Дан теперь кто? Глава семьи? По всему выходило так. Ведь он мужчина.

Дан не спрашивал, кто отец ребенка, понимая, что, если ему не сказали, значит, не все так гладко в маминой личной жизни. Сказать по правде, до этого разговора он был почти уверен, что у мамы личной жизни нет. И был не против, если бы она появилась… но к таким последствиям Дан оказался не готов абсолютно точно.

Тем не менее он был уже достаточно взрослым, чтобы понять – жизнь непредсказуема и зачастую складывается совершенно не так, как хочется или как планируешь.

Еще совсем недавно Дан даже предположить не мог, что Эжени примет участие в масштабном ледовом спектакле и уедет надолго. Он думал, что они будут жить вместе, он – после защиты диссертации полноценно работать, она – тренировать детей…

Они созванивались каждый день, и еще переписывались, и обменивались фотографиями. В Сочи была совсем весна, небо высокое, солнечное, не то что московская хмурая мартовская унылость. Хотя и здесь солнце начало показываться гораздо чаще.

Эжени рапортовала о репетициях и была абсолютно счастлива. Это чувствовалось по голосу.

– Я видела эскизы костюмов. Спорим, ты меня не узнаешь?

– Это будет нечто грандиозное! Просто вау-размах!

– Лед олимпийский. Представляешь, премьера на олимпийском льду!

Он представлял. Он задавался вопросом, не перечеркнет ли так захватившая ее новая жизнь прежнюю? Их, совместную.

Но Женя звонила, и это означало, что Дан продолжал занимать место в ее жизни. Он знал, где она живет, какой диеты придерживается, сколько километров бегает по утрам, какая музыка будет звучать в спектакле и даже то, что предполагается живой вокал молодой, но очень талантливой певицы Вавы.

– Мы с ней познакомились, классная девчонка!

Про беременность мамы Дан не рассказывал. Это не тема для телефонного разговора и вообще… это не то, о чем он был готов беседовать.

Да, жизнь изменилась, и он теперь – глава семьи. Их с мамой семьи.

Дан снова стал жить на два дома. Если честно, ему хотелось остаться у себя, но за мамой теперь необходимо приглядывать. Он чувствовал свою ответственность. Поэтому несколько раз в неделю они ужинали вдвоем, и он играл ей вечерами что-нибудь тихое, спокойное.

Играл. Думал о Эжени. Готовился к предзащите.

6

Каждое утро начиналось с пробежки. Женя выходила из номера, надевала наушники и направлялась к набережной, вдоль которой была проложена отличная беговая дорожка. Бежать, слушать музыку, любоваться морем, вдыхать чистый йодированный воздух – это ли не счастье? В Сочи весна цвела, даря людям радость и красоту.

На олимпийском сочинском катке вовсю шли репетиции будущего спектакля. Женька пребывала в непроходящем восторге. Ей нравилось все: идеи Циммермана, музыка, эскизы костюмов, общение со старыми и новыми знакомыми. И лед. Как она любила лед! И репетиции! Наивно было всерьез полагать, что она сможет жить без льда, без его твердости, гладкости, холода и свободы.

Пока ставились только групповые номера, такие как бал в Лувре, на котором королева должна появиться в подвесках. Роли короля и Анны Австрийской исполняли олимпийские чемпионы, д’Артаньяна и Констанции – тоже. Кто же будет Атосом, Портосом и Арамисом все еще оставалось тайной, спортсмены должны приехать на днях – у всех свои контракты и обязательства. Жене же досталась роль белошвейки, к которой неравнодушен Арамис. Значит, кроме участия Жени на балу и в прочих групповых сценах, предполагается сольный номер с Арамисом.

Общий сценарий она прочитала, а потом решила познакомиться и с первоисточником. Так музыку во время пробежек неожиданно заменили книги. В результате оказалось, что текст для спектакля сильно урезали, оставив лишь самое главное, а отношениям Арамиса и белошвейки (на самом деле герцогини де Шеврез) в спектакле уделили гораздо большее место, придумав отдельную сюжетную линию. Интересно.

Сначала Женя прослушала Дюма, а потом взялась за Достоевского. Не то чтобы ей очень хотелось поближе познакомиться с Федором Михайловичем, но название «Белые ночи» привлекло. Потому что это Питер. Не только город, в котором закончилась ее спортивная карьера, но и город, где стартовала серьезная тренерская. Город, в котором все по-настоящему началось с Даном. И за это Женя снова полюбила Питер.

«Есть что-то неизъяснимо трогательное в нашей петербургской природе, когда она, с наступлением весны, вдруг выкажет всю мощь свою, все дарованные ей небом силы, опушится, разрядится, упестрится цветами…»[29]

Женя бежала, с одной стороны – море, с другой – за рядами отелей и спортивных сооружений, возведенных к Олимпиаде, – горы, фиолетово-синие, еще не скинувшие с себя утреннюю дымку.

«В сторонке, прислонившись к перилам канала, стояла женщина; облокотившись на решетку, она, по-видимому, очень внимательно смотрела на мутную воду канала. Она была одета в премиленькой желтой шляпке и в кокетливой черной мантильке. „Это девушка, и непременно брюнетка“, – подумал я»[30].

Чайки сидели на огромных валунах и кружили над водной гладью.

«… видите ли, я говорю откровенно, не влюбляйтесь в меня…»[31]

Морской ветер дул в лицо.

«…есть в Петербурге довольно странные уголки. В эти места как будто не заглядывает то же солнце, которое светит для всех петербургских людей, а заглядывает какое-то другое, новое, как будто нарочно заказанное для этих углов, и светит на все иным, особенным светом…»[32]

А Женя все бежала и бежала вдоль берега, слушала книгу и видела Питер – его Невский, Фонтанку, старые фасады и… Дана. Она бы хотела поехать туда на белые ночи с ним. Снять номер, гулять по улицам, сидеть вечером на крыше какого-нибудь ресторанчика и смотреть на город.

– Давай поедем в Питер на белые ночи? – сказала она ему вчера вечером по телефону.

– Сделаем очередную попытку попасть в «Беранже»?

Женька рассмеялась:

– В «Беранже» я уже почти не верю.

– А зря.

– Как твоя диссертация?

– Нормально.

Но Женя почему-то не поверила и решила, что попробует прилететь к Дану в Москву, как в ноябре он приехал к ней в Питер. Скоро обещали выходные. С этой мыслью и предвкушением встречи Женька вчера и заснула. А утром встала, съела йогурт, выпила свежевыжатый сок, чашку кофе с двумя хлебцами, надела наушники и вышла на пробежку.

«Посмотрите на небо, Настенька, посмотрите! Завтра будет чудесный день; какое голубое небо, какая луна! Посмотрите, вот это желтое облако теперь застилает ее, смотрите, смотрите!..»[33]

Когда после пробежки и душа Женя пришла на репетицию, Лев Циммерман встретил ее радостной улыбкой:

– Привет. Арамис приехал, так что можем начинать ставить ваш сольный номер.

– Здорово! – обрадовалась Женька. – С кем я буду кататься? Он одиночник, парник или танцор? Ты уверен, что мы скатаемся?

– Вы скатаетесь, – пообещал Циммерман.

А через минуту, задержавшись у бортика, чтобы снять с лезвий чехлы, на лед вышел спортсмен. Очень знакомый Жене спортсмен.

– А вот и наш Арамис, – объявил Лев Циммерман.

– Привет, Жень. Рад тебя видеть.

Перед ней стоял Сеня.

7

Предложение Шевцова выйти за него замуж казалось Полине безумным. Нет, конечно, она хотела продолжить с ним отношения. Но не так же! Ведь если подумать, они едва знакомы. Да, ей нравилось оставаться у него на ночь, проводить вместе выходные, гулять, общаться, но потом Полина всегда возвращалась к себе. Возможно, со временем они бы стали жить вместе, и это явилось бы естественным и само собой разумеющимся развитием отношений, когда к подобному шагу готовы обе стороны. Но не так же! Не настолько резко!

У Полины была паника.

С другой стороны, Олег ее не обвинил в преднамеренной беременности, в безответственности, не отказался, не отвернулся. Он был готов продолжать. Значит… она ему важна?

Полина боялась. Она слишком давно не была в отношениях, она все забыла, она снова чувствовала себя восемнадцатилетней и беспомощной. Взрослая женщина. Большой начальник. Для кого-то вообще стерва.

– Дай мне время, – попросила она Олега, когда они встретились в следующий раз, уже за ужином в ресторане. – Не дави, прошу.

– Хорошо, – согласился он. – Но ты должна знать, что все это очень важно для меня. Я хочу быть рядом. Я хочу присутствовать в твоей жизни.

– Я боюсь, – призналась она.

– А я нет. Все будет хорошо, вот увидишь.

Если мужчина так спокоен и уверен, это вселяет надежду. Особенно если этот мужчина дорог.

– Просто дай мне время, – повторила она свою просьбу.

Официант принес рыбу, овощи гриль, зеленый чай и вазу с водой.

В вазу Полина поставила красно-оранжевые розы, которыми ее встретил Олег.

Глава 2

1

Марк проснулся с ощущением, что ему перекрыли кислород. Лежал, смотрел в потолок, пытался дышать. Кислород был. Легкие работали. Только вот дышать стало тяжело. Ариадна молчала. Сначала был легкий дискомфорт, потом напрягли неотвеченные звонки и сообщения, а вчера он ощутил нечто похожее на страх.

Пятничный вечер в баре с Антохой прошел отлично, друг ушел с девушкой, Марк ушел один, думая, куда пропала Ариадна. Вдруг она заболела? Вдруг с ней что-то произошло? Она ведь такая… беспомощная. Да еще со своими странными речами и представлениями о жизни. Ее же обидеть как нечего делать.

Прошло три дня с тех пор, как он начал свой прозвон. Три дня! И тишина. Эта тишина начала Марка выкручивать. Лишать покоя.

Рыжее недоразумение, ты где?!

В итоге в понедельник он едва дождался десяти утра и позвонил Надин. В конце концов, начальник должен знать, где находится его подчиненный. Ариадна, конечно, не совсем подчиненная, но мастер-классы в «Жирафе» проводит и заказы для хозяйки со всякими скатертями и занавесками выполняет.

– Я тебя слушаю, – раздался в трубке бодрый голос Надин.

Марк ехал на встречу – показывать очередное помещение очередному заказчику. В офисе разговаривать на личные темы неудобно – слишком много ушей, а в салоне автомобиля – самое оно.

– Я никак не могу дозвониться до Ариадны. Она номер, случаем, не сменила?

– Нет.

– Странно. А когда у нее мастер-класс в «Жирафе»?

– Честно говоря, пока не знаю. Ариадна уехала.

– Далеко?

– Кажется, в Рязань, но точно не помню. И когда вернется, сказать не могу. А что ты хотел?

– Хотел пирожки заказать, она пару раз пекла для офисных мероприятий. Но раз уехала… Ладно, поищу другие варианты. Спасибо.

– Не за что.

Значит, Ариадна уехала. Жива-здорова, просто уехала.

Марк выдохнул.

Но почему телефон не отвечает? Почему сообщения остаются без ответа?

Потеряла телефон?

Что-то во всем этом было не так.

Он припарковался перед офисным зданием, в котором стояли свободными два помещения. Предстояло показать их заказчикам.

Про ситуацию с Ариадной Марк подумает вечером.

Главное, у нее все в порядке.

Зачем, кстати, она поехала в Рязань?

2

Позвонила мама и перешла к главному без предисловий:

– Я купила платье, но оно слишком длинное, нужно подшить рукава и подол. Жду тебя вечером.

– Я не смогу, – ответила Ариадна. – Я не в Москве.

– А где?

– Я уехала.

– Куда?

Мама никогда не удовлетворялась общим ответом.

– В Рязань, – вздохнув, призналась Ариадна.

Врать она катастрофически не умела. Ну что стоило ответить: «В Тверь». Ведь ярмарка вполне могла быть и в Твери. Только ведь маме врать нехорошо, правда?

– В Рязань?! Ты у отца?

И началось… Все это было ожидаемо и уже не раз выслушано. О том, что отец их бросил, что она столько лет одна не ела – не спала, поднимала дочь на ноги, что это настоящее предательство, неуважение к матери, черная неблагодарность.

– Мне совершенно не нравится жизнь, которую ты ведешь. Я очень сильно разочарована, Ариадна, – было сказано в конце тоном учительницы.

После этого мама отключилась.

В общем-то, все как всегда и ничего нового. Даже почти не больно. Но только почти.

Ариадна посмотрела на стопку готовых скатертей, на швейную машинку, на лоскуты с пробными вензелями и поняла, что продолжать работу не может. Руки трясутся.

Почему, ну почему ей нигде нет покоя? Кажется, нашла тихий уголок, в котором можно пожить спокойно. Нет. Мама позвонила и все испортила.

Вот что такого совершила Ариадна, чтобы ее жизнь назвали неправильной?

Она вышла из своей комнаты и направилась в коридор. Надела ботинки, куртку, шапку.

– Ты уходишь? – спросил отец, который сегодня из-за повышенного давления остался дома.

– Да, прогуляюсь немного, – ответила Ариадна.

– И правильно. Смотри, как сегодня солнечно. Самое время погулять.

Ариадна вышла на улицу и тут же зажмурила глаза. И правда – солнечно. Снег начал таять, на дорогах образовались лужи, скоро гулять станет проблематично, если только в резиновых сапогах. Весна добралась и до Рязани.

Ариадна шла по тротуару мимо старых домов. Здесь сохранились такие образцы, что хоть привози Надин – показывай. Зачем Надин дома, Ариадна объяснить себе не могла, но все равно остановилась перед одним ветхим особняком – деревянным, с необыкновенными кружевными наличниками – и сфотографировала его. А потом отправила фотографию Надин.

Хозяйка «Жирафа» перезвонила. Не сразу, Ариадна к тому времени успела случайно наступить в лужу, промочить ногу и повернуть обратно к дому.

– Дом красивый, – сказала Надин, – но состояние аварийное, поэтому покупать не буду.

Ариадна улыбнулась. Надин в своем репертуаре.

– Мне просто показалось, что он очень подходит к буфету.

– Подходит, – подтвердила хозяйка «Жирафа» и сразу приступила к делу: – Ты когда обратно?

– Пока не знаю. Но работа идет полным ходом. Думаю, дней через пять со скатертями и салфетками закончу полностью. Тогда, наверное, и буду возвращаться.

– Пора уже, мастер-классы ждут. Честно говоря, мне не хочется искать нового человека, но придется, если ты задержишься больше чем на неделю.

– Я приеду, – пообещала Ариадна. – Дай мне еще несколько дней.

– Хорошо. Тебя, кстати, Марк искал.

Марк? Искал? Ариадна остановилась. Сердце застучало часто-часто.

– А… зачем?

– Хотел заказать пирожки. Сказал, что ты ему пекла пару раз для каких-то мероприятий.

– Да… было дело, – тихо подтвердила Ариадна, надеясь, что голос не выдает ее разочарования.

Пирожки. Конечно, пирожки. Зачем еще Марку ее искать? Не потому ведь, что соскучился и хочет встретиться, правда?

– В общем, закругляйся с заказом, и я тебя жду в «Жирафе», – деловым голосом произнесла Надин, оканчивая разговор.

А Ариадна побрела обратно к дому. Прогулка облегчения не принесла. Все так же ярко светило солнце, все так же небо отражалось в первых лужах. Весна добралась до Рязани.

Хотелось остаться здесь. Спрятаться. И куда-нибудь спрятать телефон, вынимать его, только чтобы позвонить Жене. А когда день станет долгим – гулять вечером по Кремлю, смотреть на реку. Скоро откроется сезон судоходства. Можно будет купить билет, спуститься на пристань и, дождавшись теплохода, плыть куда-нибудь по Оке, любуясь берегами и небом в ватных облаках.

Но надо в Москву. Там мастер-классы, мама с неподшитым платьем и Марк.

Несколько лет назад, когда Ариадна читала переписку Цветаевой и Пастернака (все-таки мамины гены давали о себе знать время от времени), ее поразила одна фраза великой поэтессы: «Я так скучаю по тебе, точно видела тебя только вчера».

Точнее не скажешь.

Она так скучала по Марку, будто они расстались совсем недавно.

Но решение уехать было правильным. Здесь Ариадне гораздо лучше, спокойнее и дышится легче.

Здесь рядом с ней добрые, любящие люди.

Летом она обязательно вернется и прокатится на теплоходе. Поплывет далеко-далеко.

И будет счастлива.

3

Надин собственной персоной появилась в университете. Как она проникла внутрь, не имея пропуска, Шевцов интересоваться не стал. Надин всегда легко решала подобные вопросы.

– Здесь почти ничего не изменилось, надо же, – произнесла она, задумчиво рассматривая кабинет Олега.

– А что должно измениться? – осведомился он, закрывая файл со студенческим эссе на тему пугачевского восстания.

– Не знаю, – пожала плечами Надин и села на стул, закинув ногу на ногу.

Ноги красивые, ничего не скажешь. Да и сама она – яркая, эффектная. Впрочем, как всегда. Время почти не коснулось ее.

Шевцов снял очки и на несколько секунд закрыл глаза. От долгой работы перед компьютером они начали болеть.

– Ты зачастила с визитами.

– Ты сам просил меня узнать про буфет.

– Телефонного звонка было бы вполне достаточно, – он действительно так считал.

Моргнув несколько раз, Шевцов вернул очки на нос и посмотрел на бывшую жену.

Они очень долго не виделись перед тем, как она неожиданно пришла в его дом после Нового года. И сейчас вот сидит как ни в чем не бывало, улыбается.

– Что, даже чаем не угостишь?

– Ну почему же, угощу. Если согласишься на студенческую столовую.

Что же произошло в твоей жизни, Надин, если ты решила возобновить общение?

– Ладно, – ответила она, вздохнув, – студенческую столовую отложим на следующий раз. Я узнала, откуда взялся буфет, хотя пришлось порядочно попыхтеть, были посредники. Но я смогла.

– Даже не сомневаюсь, – Шевцов улыбнулся, и улыбка эта была искренней.

Надин всегда достигала поставленной цели.

– Мне его привезли из Козельска Калужской области. Наследники по завещанию получили старый дом с участком земли, решили все снести и построить новый, а когда разбирали сарай – наткнулись на буфет. Подумали, что можно попробовать его продать, выбросить-то всегда успеют. Как выяснилось, там еще были гардероб и комод, но эта утварь прошла мимо меня. Они продали все, и теперь, когда их нашел покупатель из Москвы, то есть я, боятся, что продешевили. – Надин усмехнулась и качнула ногой, обтянутой в черный чулок и черный же сапог.

– Они продешевили? – поинтересовался Шевцов.

– Я бы не сказала. Буфет, во всяком случае, исторической ценности не имеет. Он скорее интересен любителям старины и коллекционерам всякого хлама типа меня. Так что… даже с учетом наличия посредника продажа была успешной.

– Ясно. – Буфет из Калужской области ситуации не прояснял и не помогал складывать разрозненные части головоломки. – А как фамилия старых владельцев дома, не знаешь?

– Там что у старых, что у новых – одинаковая. Сын унаследовал отцу. Вяльцевы.

– Как ты сказала? – Вот оно, то самое, что он искал, – зацепка. Кровь побежала быстрее, и Шевцов почувствовал биение пульса в висках. – Вяльцевы?

– Да. Это что-то проясняет? – В ее взгляде появился интерес.

– Возможно.

– Узнаю это выражение лица, историк напал на след, «оставьте меня одного», – в голосе Надин отчетливо чувствовалась ирония.

Она сокрушенно покачала головой и встала.

– Олег, скажи, ты так всю жизнь и будешь гоняться за тенями прошлого? Ты вообще настоящую, сегодняшнюю жизнь замечаешь?

Он поднял на Надин глаза. Хороший вопрос. Правильный. На который Шевцов мог наконец дать ответ.

– Замечаю, очень даже.

– Хорошо, если так. Я пошла, держи меня в курсе.

Надин больше не говорила о ребенке и приняла его отказ от этой безумной идеи. Впервые Шевцов подумал, что она, наверное, сейчас как никогда напоминает его самого еще годичной давности. Чем ее собирательство отличается от его исследований? Может, Надин тоже прячется за коллекционированием, пытаясь залатать душевные прорехи? Романы – это хорошо, деньги – это прекрасно, успех – да кто же ему не рад? Но если женщина за тридцать приходит к бывшему мужу с деловым предложением завести ребенка… Значит, не все так ладно на самом деле? Значит, она не так уж и счастлива?

Надин ушла. Шевцов смотрел на закрытую дверь. Было сложно определить, что он чувствовал. Наверное, больше всего ему было жаль, что Надин, не найдя полноты жизни с ним, не смогла найти эту полноту и без него. Хотелось верить, что она ее еще найдет, сумеет и будет счастлива так, как счастлив сейчас он сам.

А Шевцов чувствовал себя счастливым. Да, его отношения с Полиной складывались непросто, да, он набирался терпения и не торопил, давая ей время. Намекнул лишь, что, похоже, пора встретиться с ее взрослым сыном. Иначе все происходящее будет выглядеть трусостью со стороны Шевцова. А это совсем не так.

Олег начинал привыкать к мысли о своем грядущем отцовстве, он начинал верить в будущее. Он и раньше в него верил, но не так, совсем не так, как теперь, когда судьба решила преподнести такой неожиданный подарок. Все это давало Шевцову ощущение полноты жизни, той самой, которую искала Надин и не нашла. А он нашел. И не хотел ее терять. Сегодня вечером Шевцов встретит Полину с работы, и они поедут к нему. Как когда-то.

Но все же в одном Надин была права. Историк напал на след. Фамилия владельцев буфета – Вяльцевы. Такая же фамилия была и у инженера, в которого влюбилась юная Оленька Черкасская.

И если связать Ольгу Мефодьевну из найденного письма с получателем по фамилии Вяльцев, то что же получается… и Гора… Что это за имя? Гораций?

В прошлый раз, когда Шевцов искал информацию про это имя в Сети, ему выпала статья про баскские корни имени, потом про славянские со значением «гора», и еще была маленькая заметка про сокращенное от Егора, если речь идет о русском имени. Стоп. Егор… Егор – это одна из форм имени Георгий. Георгия вполне могли звать Горой… а Георгий Вяльцев и был тем самым инженером… Все так просто! Все так очевидно! Как он раньше не догадался и не связал?

Шевцов порывисто встал из-за стола и начал возбужденно наматывать круги по своему маленькому кабинету.

Гора открыл автомастерскую во Франции. Конечно, он же был инженером на судостроительном заводе в Петербурге и отлично разбирался в разного рода механизмах. Ольга Мефодьевна была с ним. Значит, она нашла своего жениха, возможность брака с которым вводила ее родителей-аристократов в ужас.

Шевцов подошел к столу, взял телефон, в котором хранились фотографии всех писем.

Итак, что мы имеем.

Ольга нашла Георгия, они жили во Франции, Ирина занималась танцами. Ирина, скорее всего, их дочь. Затем они перебираются в Америку, где ему предложили работу. Где именно?

А из Америки в Ленинград в 1955 году приезжает с гастролями спектакль «Порги и Бесс». Примерно в то же время, когда планирует и Ирина. И об этом говорят владельцу буфета.

Шевцов внимательно перечитал письма, посмотрел на фото с афишей, потом на квитанцию, и все сложилось воедино. Все кусочки головоломки встали на место. Valsev. Вяльцев. Конечно, написание неправильное. Но кто в те времена, когда Европа и Америка были полны эмигрантами из России, следил за правильным написанием странных русских фамилий? Если Ирина действительно дочь Ольги и Георгия (а по датам примерно так и получалось), то в Ленинград она приехала как Irina Valsev. Вот кого надо искать.

А еще узнать информацию о прабабушках и прадедушках продавца буфета.

Для этого существуют специальные поисковые организации.

Шевцов положил телефон на стол. Он знал, чем займется в первую очередь. После того, как прочитает лекцию, которая начнется через десять минут.

4

Нонна: Смотри, что я нашла. «40 лет – интересный возраст: одна подруга стала бабушкой, другая ушла в декрет, а третья еще ждет принца!»

Полина: Актуально.

Нонна: Я тоже об этом подумала. Как дела?

Полина: Даня решил, что теперь должен контролировать мою жизнь, включая питание для беременных и ранний приход домой. Снова переселился ко мне.

Нонна: Какой хороший мальчик.

Полина: Не то слово. Он начинает меня воспитывать! А я начинаю думать, что пора его отселять обратно.

Полина немного кривила душой. На самом деле она была рада приходить вечерами не в пустую квартиру, рада заботе сына, но чтобы все это было не гипертрофированно. В конце концов, она уже очень взрослая девочка для того, чтобы самой решать, когда возвращаться домой. А сегодня она, может, вообще… не вернется. И об этом тоже надо сказать Дане.

Полина была очень благодарна сыну за отсутствие лишних вопросов и деликатность. Он проявлял мудрость, не свойственную его возрасту. А Полине предстоит проявить мудрость, свойственную ее возрасту. Лишь бы этой мудрости хватило. Олег прав. Нельзя умалчивать перед сыном об отцовстве будущего ребенка, если отец от малыша не отказывается и желает присутствовать в жизни матери. В ее, Полины, жизни.

Но как же трудно на это решиться. И чем дольше тянешь, тем становится труднее. Момент упускается.

Зазвонил внутренний телефон.

– Я слушаю тебя, Дима.

– Полина Александровна, я вам на почту отправил план мероприятий, и еще пришел запрос на статью о будущем банковских услуг. Точную тему статьи я тоже вам направил.

– Хорошо. Сейчас посмотрю.

Диму Полина готовила на свое место. Теперь она частично поручала ему то, чем занималась сама, смотрела, как он справляется, и корректировала. Диме тридцать, он умный, работоспособный, честолюбивый и, что немаловажно, любящий свою работу человек.

Кандидатуру Димы Полина озвучила, когда сидела у Свешникова в кабинете. Раз уж пришлось признаться в будущем материнстве, то встал вопрос и о преемственности.

Оказывается, со Свешниковым можно было говорить прямо. Он все понимал. Вернее, не так. Говорить с ним, конечно, следовало аккуратно и тщательно подбирая слова, но при этом прямо и не юлить. И Полина говорила. В том числе и о том, что возможны больничные, а в связи с ними – падение ее работоспособности, поэтому она уже сейчас думает над тем, как организовать работу подразделения, чтобы эффективность оставалась на таком же уровне. Рассказала о девочке-стажере, которую обязательно надо взять на постоянную работу, потому что она умная и трудолюбивая, место себе найдет без труда, и лучше, если у нас, а не у конкурентов.

– Кого вы планируете оставить вместо себя, когда придет время? – спросил Свешников.

Он, кажется, быстро справился с новостью о беременности и вел беседу так, будто ничего не произошло и это плановое обсуждение текущих дел, а не вызов Полины в святая святых по поводу новой штатной единицы – еще одного зама председателя правления.

– Я рассматриваю кандидатуру Дмитрия Кузнецова. Время, чтобы подготовить его, есть. Искать человека со стороны на должность начальника не кажется мне целесообразной идеей. Новый человек обычно приносит с собой план по переделке рабочего процесса. У нас же хорошо отлаженный механизм.

– Согласен, – у него были очень умные и проницательные глаза.

Про Агнию как кандидата Свешников не спросил. Полина же ее имя не произнесла. Она не считала, что квалификации пресс-секретаря хватит для того, чтобы потянуть целое направление. Агния не владела спецификой банковского бизнеса, она просто неплохо писала, имела огромные амбиции и решала их через постель. Так поступали многие. Если бы Свешников хотел, он бы сам озвучил ее имя. Но он согласился с тем, что надо подготовить Диму. Значит, тоже понимал, что Агния не потянет.

– Что-то еще? – спросил, когда беседа подходила к концу.

Полина к тому времени уже чувствовала себя достаточно свободно, мысли излагала легко, а совместно выпитый чай и вовсе практически усыпил внимание. Атмосфера в солидном кабинете установилась почти неформальная, и мужчина в черном кожаном кресле стал похож на обычного человека, а не вершителя судеб сотрудников банка.

И Полина решилась.

– Есть один вопрос, который я не отважилась озвучить на совещании и не включила его в смету, однако он не дает мне покоя.

– Вот как? И что же это?

– Церковь в Отрадном. Я знаю, что ее реставрация требует больших капитальных вложений и изначально, когда мы рассматривали варианты участия банка в программе «Культурное наследие», мы не планировали огромных затрат, но… она того стоит, Павел Сергеевич, поверьте.

Полина подняла глаза, и взгляды встретились. Свешников молчал. Полина ждала.

Потом он сказал:

– Хорошо, я подумаю.

И это было окончание встречи.

Больше Полина Свешникова не видела. Совещания не назначались, Полина обитала в своем кабинете, а председатель правления в своем, туда доступа простым смертным не имелось.

Она так и не смогла его разгадать. О чем он думал? Зачем хотел ее к себе приблизить? Для того, чтобы сделать личной «Агнией», или имел какие-то другие, одному ему понятные цели? Ответа на эти вопросы у Полины не было. Только нового зама так и не появилось. Получается, та штатная единица делалась специально под нее, но неожиданная беременность не дала сделать новые подвижки.

А сегодня утром пришло распоряжение о выделении крупной суммы на восстановление церкви в Отрадном. Вот ведь.

И надо связываться с директором усадьбы, узнавать про реставрационные работы, выходить на компанию, которая занимается восстановлением церкви, но… пожалуй, она сделает это завтра. Потому что, проходив первые два месяца довольно легко, сейчас Полина более отчетливо чувствовала изменения в организме. Уже к обеду приходила усталость, появлялось желание полежать, все труднее было сосредотачиваться на текущей работе. Да и внешне ее положение уже становилось заметным. Для женских глаз точно. Агния при встречах, казалось, просто не могла отвести взгляда от ее начавшей расплываться талии. Кажется, она уже начинала видеть себя руководителем подразделения. Это очень явно читалось на ее лице, так же как и удивление, что Полина решилась родить ребенка в своем уже далеко не юном возрасте. И любопытство – кто отец?

Но задать интересующие ее вопросы вслух Агния не могла, поэтому приходилось только разглядывать Полину при встрече.

Значит, вопрос реставрации церкви перенесем на завтра, а план мероприятий от Димы изучим сегодня.

Полина открыла файл и приступила к чтению.

Через час Дима сидел в ее кабинете и слушал замечания, делая пометки в блокноте. Замечаний было немного. В целом Полина осталась довольна и сказала об этом. До конца дня документ был утвержден, и ровно в шесть Полина выключила компьютер.

Даню она так и не предупредила о своих планах на вечер. Но чтобы сын ее напрасно не ждал и не проводил время в одиночестве на кухне, прежде чем уйти из кабинета, она написала сообщение.

Полина: Я сегодня задержусь. У меня встреча с отцом ребенка.

Дан: Понял.

Олег ждал в машине. Наверное, Полина уже начала привыкать к мысли, что она не будет одна с ребенком. Их будет двое. И для Олега это все так же серьезно, как и для нее. И сейчас, впервые с того момента, когда Полина сказала Шевцову о своей беременности, ей стало если не совсем легко, то значительно легче, чем это было совсем недавно.

Полина села в машину, Олег посмотрел на нее и улыбнулся.

– Привет. Чудесно выглядишь.

– Я сделаю вид, что поверю, хотя знаю, что это не так.

– Красота в глазах глядящего, – ответил он, и машина тронулась с места.

Они ехали по вечернему городу, который в марте всегда был грязным и оттого казался неухоженным. Остатки старого снега с серым налетом, лужи, требующие после зимы ремонта дороги, голые ветки деревьев. На них уже нет снега, но еще нет листьев. Полина не любила март. В нем из хорошего только весеннее солнце.

Олег был молчалив и спокоен. Это спокойствие передалось Полине. Он постоянно говорил ей, что все будет хорошо, и не давал усомниться в своих словах, даже когда она начинала возражать. И это приносило свои плоды.

– Знаешь, – сказала Полина, – пожалуй, я готова все рассказать Дане и пригласить тебя к нам.

– Отлично.

– Когда тебе будет удобно?

– В любой день, когда это будет удобно тебе. Я готов.

– Ты не оставляешь мне шанса пойти на попятный.

– Не оставляю, – согласился Олег. – Зачем бежать назад, когда можно пойти вперед?

Его квартира встретила уютом. Теперь она казалась Полине именно уютной. И Полина, едва сняв с себя верхнюю одежду, уже знала, что останется здесь до утра.

– Ты не против, если я останусь? – спросила она, заходя на кухню, куда Олег принес купленные заранее продукты.

Вместо ответа он привлек ее к себе и поцеловал. Впервые с зимы.

5

Дату предзащиты перенесли во второй раз, и это не было случайным стечением обстоятельств.

– Нам расшатывают нервы, – сказал Назар без обиняков. – Ничего, выстоим.

Хотя сам он при этом выглядел не очень. Перипетии с диссертацией Дана обострили хроническую язву профессора.

Мама написала, что сегодня домой не вернется. Дан не знал: смеяться ему или плакать. Роли поменялись, и если раньше о подобном писал он, то теперь мама.

Конечно, Дану очень хотелось знать, что происходит в ее жизни, но он и сам видел, как все сложно, иначе мама уже давно бы представила своего… кавалера и, наверное, не рассматривала вариант стать матерью-одиночкой. Может, сегодня все как-то утрясется?

Дан очень хотел обо всем ее расспросить, но понимал, что на многое мама не ответит, и, может, он только сейчас в полной мере оценил ее умение молчать, просто быть рядом и не лезть в его личную жизнь. Дан хотел научиться вести себя так же – просто быть рядом, давая понять, что они вместе, что бы ни произошло. И это не обсуждается.

Получив сообщение от мамы, Дан понял, что его вечер свободен, и уехал к себе. Купил по дороге хлеба и сыра на завтра, заказал доставку пиццы на дом, пока доберется – курьер принесет ужин.

Потом завернул к магазину со спиртным и купил бутылку виски. Тот редкий случай, когда захотелось расслабиться подобным образом. А лед в морозилке есть всегда.

Дан зашел в квартиру, зажег в коридоре свет, снял обувь и куртку, вымыл руки, включил музыку. Пространство наполнилось тягучими блюзовыми ритмами.

Лед нашелся без труда. Немного виски в широкий стакан, пару кубиков льда, и можно сделать глоток.

Он просто устал.

Закулисные игры с диссертацией, резкие изменения в жизни мамы, ее здоровье, его ответственность, разлука с Женей…

Виски обжигал, но был мягким, хриплый женский голос пел про дождь. Дан закрыл глаза.

Наверное, надо было добраться до комнаты, сесть на диван и насладиться музыкой в полной мере. Музыкой, виски и вечером. Отдохнуть. Отключиться от проблем. Но он продолжал стоять, закрыв глаза.

Низкий голос обволакивал, гитарные струны дрожали, вводя слушателя в легкий транс.

А потом раздался звонок домофона. Дан вздрогнул, открыл глаза и сделал глоток. Пиццу привезли.

Однако за дверью оказался не курьер. За дверью стояла Эжени.

– Пьешь? Без меня? – перешагнув через порог, спросила она, глядя на стакан в его руке.

Дорожный рюкзак упал на пол, и Дан протянул ей виски.

В домофон снова позвонили. На этот раз действительно курьер. Пока Дан принимал заказ, Женя успела раздеться и сделать щедрые глотки из его стакана.

А дальше… Пицца так и осталась лежать на тумбочке, женский голос передал блюзовую эстафету мужскому, стакан с виски снова перекочевал, и Женя потащила Дана за собой в комнату.

Все это казалось таким невозможным, невероятным, что он был как во сне и не сопротивлялся. Даже разговаривать не хотел. А если все же спал – просыпаться. Свет не включали. Света хватало из коридора.

– Потанцуем, ковбой?

Спросила и тряхнула головой. Дан поставил пустой стакан на столик и стянул с ее темных волос резинку. Вот так гораздо лучше.

И все. То ли танец, то ли прелюдия… обняться и почти не двигаться, лишь слегка покачиваясь в такт, а потом и вовсе остановиться, ощущая привкус виски на теплых губах, прижимать к себе крепче, понимая, как сильно, невыносимо скучал, Женя, Женечка…

Она отвечала с готовностью, обхватив руками его шею и что-то прошептав про поздние вечера. Он не понял, что именно.

Закончилось все на полу. Или началось.

– Ты надолго?

– Завтра в одиннадцать улетаю. У нас только ночь.

Как он был счастлив!

Она это сделала. Прилетела к нему.

Дан наконец поверил, что все это ему не снится. Он медленно провел пальцем по щеке Эжени.

– У нас только пицца.

– И виски.

– И лед.

– Живем.

А музыка все играла и играла. Свет из коридора мягко освещал комнату, остывшая пицца ждала в коридоре. Дан рассматривал тени на потолке, обнимая лежавшую на нем Женю.

– Танцуешь ты отвратительно, – пожаловалась она.

– Ты просто не дала мне возможности показать свои таланты, сразу полезла целоваться.

– Это я полезла? Это ты полез. Испортил такой танец.

– Думаешь, испортил?

Эжени не ответила, только плечи под его ладонями затряслись.

– Как твои репетиции?

– Нормально. Пойдем все-таки чего-нибудь поедим. Например, погрызем льда.

Они почти не спали – жаль было тратить время на сон, когда отведено так мало. Мало на прикосновения, слова, поцелуи, даже на то, чтобы просто сидеть напротив друг друга и есть разогретую пиццу.

Она прилетела всего на одну ночь. К нему. Чудо какое. Женька!

– Что?

– Ничего.

– Ты на меня очень подозрительно смотришь.

– Тебе показалось, ведьмочка.

И внутри все замирает от счастья.

Уснули почти в четыре. А в семь уже прозвонил будильник.

Дан встал первым, дал ей немного поспать. У Жени впереди аэропорт, перелет и уже в Сочи какая-то промофотосессия. А Дан не сможет проводить ее до аэропорта. У него утреннее совещание в офисе.

Пока готовил завтрак, написал маме.

Дан: Привет. У тебя все в порядке?

Полина: Привет. Да, все нормально. Послезавтра к нам придет гость.

Дан: Хорошо.

Он понял, что это за гость. Отец будущего ребенка.

Им всем придется как-то сосуществовать.

6

Про Сеню Женька так и не рассказала. Она вообще переводила все вопросы Дана о тренировках на тему спектакля. Рассказывала про декорации, трюки и ничего конкретного про собственное катание. Ну как ему объяснить, что снова катается с бывшим партнером? С одной стороны, в этом нет ничего особенного, с другой… ведь он не просто бывший партнер, он в принципе… бывший.

А рассказывать настоящему про бывшего не так-то просто. И портить эти несколько часов вдвоем выяснением отношений не хотелось.

Она тогда, как увидела Сеню на катке, дар речи потеряла.

– Ты?!

– Не ожидала?

Сеня улыбался широко и довольно. Мол, сюрпри-и-из!

Женя беспомощно перевела взгляд на Льва Циммермана: «Это такая шутка, да? Что он вообще здесь делает?»

Циммерман со свойственным ему библейским спокойствием и ласковым голосом произнес:

– Мне кажется, вы отлично будете смотреться вместе. У Сени партнерша с переломом, раньше лета кататься не будет, он пока свободен. Лучшего партнера тебе не найти.

И все сразу встало на свои места. В том числе и его согласие взять к себе Женю на столь короткий срок. На больший брать не обязательно, ведь летом Арсений возобновит тренировки с Лизой. И тогда на роли Арамиса и белошвейки найдутся другие исполнители. Зато премьеру откатают Евгения Суббота и Арсений Князев. Воссоединение старой пары. Что более интригующее можно придумать для продвижения нового спектакля?

Гениально. Браво!

Ведя переговоры с Женей, Циммерман не озвучивал имя Сени. На ее вопрос о партнере он ответил расплывчато: «Найдем, не переживай».

А теперь все. Поздно. Контракт подписан. Очень подробный контракт с перечнем пунктов, касающихся невыполненных обязательств и размеров штрафов. Если бы она знала заранее…

Лев Циммерман – талантливый спортсмен, уже сейчас великий постановщик, грамотный бизнесмен и… великолепный манипулятор.

Женька стояла посреди катка, ее трясло от злости и негодования. Хотелось кинуть чехлами от лезвий в этих двоих, развернуться и припечатать:

– Я отказываюсь в этом участвовать.

Но она не могла. Только посмотрела на Циммермана и тихо спросила:

– Зачем?

– Будет очень красиво, – ответил он. – Мы покажем зрителям великолепный спектакль. Здесь как в спорте. Ради результата убирается все личное.

Он прекрасно понимал, что творилось в тот момент в душе Жени. И знал, что она должна побороть свой протест и начать работать.

– Вы тут пока разомнитесь, а мне надо решить пару организационных вопросов.

И Циммерман ушел, оставив их на льду вдвоем.

– Ну что? Кататься будем? – Сеню создавшаяся ситуация, кажется, совершенно не взволновала. – Или ты боишься?

Стоит, весь в себе уверенный, смотрит нагло. Призер чемпионата Европы.

– Разминайся, – бросила ему Женька и поехала на другой конец катка.

В первую очередь надо успокоиться, а во вторую – показать ему, насколько она в форме.

Если Сеня думает, что увидит потерявшую былой уровень бывшую партнершу, то придется его разочаровать.

Она в прекрасной форме, и он еще пожалеет…

Самое ужасное, что Лев Циммерман оказался прав. Лучшего партнера для Жени было не найти. Как только улеглись первые злые эмоции и возмущение, как только Женя настроилась на работу и вложила свою руку в ладонь Сени… все вдруг на ближайшие два часа стало неважным. Им даже не пришлось подстраиваться друг под друга. Они просто поехали. Им почти не требовалось разговаривать. Достаточно было слов Циммермана, его объяснений, чтобы они сразу исполняли то, что он хочет.

Они настолько хорошо знали тела друг друга, понимали взгляды и жесты, что общались практически без слов. И словно не было этого времени порознь.

А чуть в стороне стоял Лев Циммерман и улыбался. Он знал, что все именно так и будет.

После тренировки Женьку трясло. Слишком много эмоций собралось за последние два часа. Но главная из них – потрясение. А еще восторг. Восторг от того, что она снова может, она катается. И не для детей на празднике, не в групповом номере бала в Лувре, а сольно. Со своим партнером, на огромной скорости, со сложными поддержками, параллельным вращением, дорожками шагов. Как тогда…

– Ты крута, – сказал ей Сеня, когда они уходили с катка.

Женька лишь пожала плечами и глянула на него через плечо, усмехнувшись. Но ничего не ответила, ушла в женскую раздевалку, а там села на скамейку, обняла себя руками и сидела так долго, пытаясь унять дрожь.

Вечером она выторговала у Циммермана полтора дня на Москву. Сказала, что испытала стресс, ей необходимо собраться с мыслями и все такое. Он согласился. Наверное, увидел по лицу, что, может, если она и врет, но не совсем.

И Женька рванула к Дану, искала у него… чего? Защиты? Утешения? Немного спокойствия? Она и сама не знала, чего именно. Но проведенные вместе часы были побегом от реальности. Передышкой перед тем, как окончательно осознать факт: она снова катается с Сеней. И неважно, что в спектакле, а не на соревнованиях.

Ей было очень хорошо в Москве. Уютно. Там руки крепкие, там все понятно и правильно, и про Сеню просто невозможно рассказать. Женька засыпала, обнимая Дана, ощущая в полудреме его легкие поцелуи, прижимаясь теснее к его теплому, вкусно пахнущему гелем для душа телу и бормоча про то, что аспиранты пошли не те. Раньше были ботаники, а теперь сплошные соблазнители. И было совсем не до Сени. Совсем.

На рейс она успела, хотя такси от души постояло в пробках. А в Сочи на вечер назначена фотосессия с Сеней. Лев Циммерман все правильно рассчитал. И если делать промо, то обязательно с их парой. Главная интрига спектакля.

Планы были грандиозные: съемки в костюмах на льду, в ресторане за столиком и еще на улице около моря. Не промо, а история любви какая-то. Интересно, как все это переживет Лиза, оставшаяся наедине с гипсом? И как с ней будет объясняться Сеня, который вроде как помолвлен.

Самолет поднялся в воздух, и Женька закрыла глаза. Есть возможность немного поспать и ни о чем не думать. Хотя бы два часа.

7

Они оба готовились к вечернему визиту. Мама нервничала, Дан это видел. Спросил, знакомство будет с ужином? Она ответила, что вряд ли. Неизвестно, как все сложится. Ужин может оказаться лишним, а чай, конечно, предложить надо. Она сама что-нибудь купит после работы.

Дан не знал, кого готовился увидеть, с кем его мама пыталась устроить свою личную жизнь, но когда она вернулась с работы в компании Шевцова, Дан так и застыл в коридоре с коробкой конфет, которую протянула ему мама.

Профессор?!

Дан переводил взгляд с Шевцова на маму и обратно. Шевцов глаза не отвел и поздоровался спокойным голосом:

– Добрый вечер.

– Здравствуйте, Олег Дмитриевич.

Мама едва заметно кусала губы.

Играть роль радушного хозяина у Дана не получалось, и он пошел на кухню отнести конфеты и поставить чайник. Ничего против профессора Дан не имел, но представить его рядом с мамой… Почему-то казалось, что это кто-то с ее работы, специалист по кредитам или инвестициям… но профессор истории, с которым Дан сам (сам!) познакомил маму… это надо как-то переварить.

И какого черта он не предохранялся? Тогда сейчас не было бы такого глупого положения и этого… «знакомства», и мама не кусала бы губы.

В вопросах контрацепции Дан был очень ответственным и никогда не рисковал, четко понимая, что к детям не готов, а аборт – это часто поломанная жизнь.

Чайник закипал, лимон был порезан.

– Представлять вас друг другу не надо, – сказала мама, приводя на кухню гостя и доставая с полки чашки. – Просто нужно поговорить.

Дан обернулся и посмотрел на Шевцова:

– Что вы собираетесь делать?

Вопрос прозвучал резко. Резче, чем ему бы хотелось. Звякнула крышка фарфорового чайника. Это мама чуть не уронила его.

– Я собираюсь жениться, – Шевцов оставался спокойным, и в этом спокойствии была внутренняя уверенность, – но Полина не хочет.

– Почему? – Дан перевел глаза на маму.

Она сосредоточенно насыпала заварку в чайник.

– Говорит, что не готова, – ответил за нее Шевцов.

Вот, значит, как. Злодей не совсем злодей.

Дан открыл коробку с конфетами, положил ее на стол и сел.

Он совсем не знал, что сказать. Как оказалось: готовься не готовься, а шок в любом случае обеспечен.

Мама расставила чашки с блюдцами, перенесла заварочный чайник на стол и села.

– Я все понимаю, – сказал Шевцов, обращаясь к Дану. – Но я хочу, чтобы ты знал, я люблю твою маму и постараюсь сделать все, чтобы ей было хорошо.

Уже постарался, ага. Слова показались пафосными и сворованными из какого-то не очень удачного фильма. Дан повернул голову, чтобы посмотреть на маму. Мама сидела застыв – смотрела на Шевцова, удивленная и побледневшая. А Шевцов смотрел на нее и мягко улыбался.

Дан подумал, что чаем тут не отделаешься.

– Вы за рулем? – спросил он.

– Нет.

Дан кивнул и встал, пошел искать коньяк.

Не каждый день выдаешь замуж маму. Кажется, у них двоих не все так плохо, как казалось, но ситуация щекотливая и всем неудобно.

Мама и профессор. Дан вспомнил зимний бал в Отрадном и совместную прогулку на следующий день. У них все началось тогда? Или раньше? И вообще, Дан никогда не думал, что мама может выйти замуж… за какого-то чужого мужика! Пусть даже он известный профессор.

На правах хозяина дома Дан разлил коньяк по бокалам и один пододвинул Шевцову.

– Как вы планируете… жить?

– Вместе, – ответил профессор. – Мне кажется, это нормально при сложившихся обстоятельствах.

– Где? – Дан и сам не знал, откуда брались все эти вопросы.

Он устраивал форменный допрос и считал, что имеет на это полное право, несмотря на то что был самым младшим из находившихся здесь.

– На этот вопрос я пока не могу дать ответ, – Шевцов вел беседу осторожно и вдумчиво, понимая ее важность. – Решение зависит не от меня.

– У… нас. Там с ребенком… неудобно, – наконец подала голос мама и посмотрела вопросительно на Дана, словно спрашивая его разрешения.

Мама, это твой дом. Если ты так решила…

А вслух:

– Я в принципе все равно собирался съезжать, но предупреждаю: готовить она не умеет.

– С этим мы как-нибудь разберемся, – улыбнулся Шевцов и, взяв бокал, приподнял его.

Дан тоже отсалютовал своим и сделал глоток.

Два дня назад виски, сегодня коньяк. Он переходит на крепкие напитки.

Эффект неожиданности прошел, коньяк способствовал расслаблению, и дальше все как-то начало сглаживаться.

Мама пила чай, украдкой поглядывая на двух мужчин, а Дан, поняв, что маму никто не обижал, начал успокаиваться. Он даже не подозревал, в каком напряжении, оказывается, жил все это время. С тех самых пор, как узнал о ее беременности.

Глядя на спокойствие и уверенность Шевцова, постепенно приходило осознание, что профессор берет ответственность за маму на себя.

– Пожалуйста, берегите ее, – сказал Дан, прощаясь с гостем.

– Обязательно, – пообещал он.

И Дан этому обещанию поверил.

8

Объяснение Надин про отъезд Ариадны на некоторое время заглушило тревогу Марка. Но только на время.

Потом появились вопросы.

Хорошо, она уехала. Но ведь были его сообщения и звонки. А в ответ ничего. Что вообще происходит? Постепенно пришло понимание, что с ним не хотят общаться. Его просто вычеркнули.

И это понимание оглушило.

А дальше возник вопрос: «Почему?»

Так как с Ариадной связаться невозможно, Марк решил поговорить с ее подругой Женей, телефон которой у него был с того дня, как Марк встречал Женю в аэропорту.

Все это, конечно, отдавало легким сумасшествием, но Марк хотел понять. За что его так резко списали? И удостовериться, что у Ариадны все в порядке.

Чувства обуревали противоречивые и новые. Намешано было все: и обида, и беспокойство, и злость, и какая-то внутренняя… брошенность?

Марк ничего не понимал. Он даже не стал дожидаться, когда доедет с работы до дома, припарковал машину на ближайшем свободном месте, прочитал через лобовое стекло светящуюся вывеску «Нотариус» и набрал сохраненный номер.

Ответа пришлось ждать порядочно. А потом чуть запыхавшийся голос произнес:

– Слушаю.

– Это Марк, – сказал он в трубку.

– Я поняла.

– Я хотел узнать, ты давно разговаривала с Ариадной?

– Сегодня утром.

– Ясно. А номер телефона у нее прежний?

– Да.

Значит, не показалось. Надин общается, Женя общается… Марка из круга общения удалили.

Стало больно. Будто его кто-то ударил в солнечное сплетение. И боль от удара была неожиданная и сильная.

– У Ариадны все в порядке? – спросил он слегка севшим голосом.

– У Ариадны все хорошо, – твердо ответила Женя.

Марк помолчал. В принципе, все и так ясно. Продолжать разговор бессмысленно, но…

– Ты не знаешь, почему она не отвечает на мои звонки?

– Наверное, не хочет общаться.

Это он и сам уже понял.

– Не подскажешь причину?

– А сам никак?

– Никак.

На том конце вздохнули.

– Видимо, потому, что очень тяжело поддерживать отношения с идиотом.

– Идиот, получается, я.

– Получается.

Спасибо за комплимент. Теперь точно пора отключаться. Только…

– И почему я идиот?

– Скажи, кто дарит цветы на День святого Валентина одной девушке, а потом на ее же глазах целуется в лифте с другой?

Только идиот. Согласен.

Вопрос Жени дал Марку возможность посмотреть на себя со стороны. И выглядело это… м-да…

– Спасибо, – произнес Марк.

– Пожалуйста, – вежливо ответили ему.

9

Визит профессора Дан с мамой не обсуждал. И так все было ясно. Он просто, когда Шевцов ушел, спросил:

– Ты в порядке?

– Да, – ответила мама.

И Дан ее обнял и поцеловал в щеку. В тот вечер мама казалась очень беззащитной.

Для нее это тоже был сильный стресс. Как и для Дана. Которому предстояло принять сложившуюся ситуацию.

Мама и профессор.

Профессор и мама.

Их общий ребенок.

Что же… она имеет право.

На следующий день после работы Дан поехал в университет. Будь неладна эта предзащита. У Назара возникла новая идея линии ее проведения, и все это следовало обсудить.

Через час обстоятельной беседы, вдохновленный разговором с профессором, Дан вышел на улицу и столкнулся на парковке с Шевцовым.

В итоге оба оказались в ближайшем к университету заведении, где предлагали фастфуд. Есть никто не хотел, а поговорить требовалось.

Это был необходимый и очень откровенный разговор. Без мамы, в присутствии которой надо было сглаживать острые углы. И Дан сказал прямо, что мама у него одна, что она очень переживает, что в обиду он ее не даст и что в таком возрасте ждать ребенка – испытание. В общем, вывалил на профессора все и сразу. Как есть. Слов не выбирал и немного горячился.

Шевцов выслушал этот эмоциональный монолог до конца, не перебивал, только помешивал пластмассовой ложечкой чай в картонном стаканчике. А потом поправил очки и сказал:

– Я абсолютно со всем согласен.

Дан почувствовал, что ему немного полегчало. Прямой разговор вообще вещь полезная – здорово проясняет ситуацию.

Да и в принципе профессор Дану нравился. Только есть существенная разница между просто профессором Шевцовым и профессором, с которым встречается мама и от которого она теперь ждет ребенка.

Про полезность прямого разговора Дан вспомнил на следующее утро, когда новостная лента оказалась забита фотографиями с новой фотосессии Арсения Князева.

Из-за Эжени Дан подписался на пару профильных каналов. И вот теперь на тех каналах красовалась сама Эжени. Оказывается, в новом спектакле Циммермана она будет кататься в паре с Арсением. Совместные репетиции уже идут полным ходом. А в свободное ото льда время она мило воркует с бывшим (простите, снова настоящим) партнером за столиком в ресторане и сидит с ним в обнимку на берегу моря, любуясь желто-розовым закатом.

Глядя на эти снимки, невозможно не думать о том, что у этих двоих снова роман.

Хотя чего не изобразишь ради рекламы.

Дан листал фотографии. Каждый кадр как выстрел. Они его изрешетили.

Фото с тренировки добило окончательно. Женя в верхней поддержке. Яркая, смелая, свободная.

А внизу куча восторженных комментариев и надежда на воссоединение самой красивой танцевальной пары.

«Ребята, вы чудесны!»

«Самая крутая пара, никогда не верила в их расставание».

«Лучшие».

«Вот это да! Огонь!»

«Наконец-то! Ура-ура-ура!!!»

Самое страшное, что, когда Женя прилетала в Москву, она уже с ним тренировалась. Это очевидно. И ничего Дану не сказала. А он ничего не почувствовал. Был слишком счастлив.

Она не сказала и позже, когда они созванивались и переписывались после ее возвращения в Сочи.

Как же так, Эжени?

Иногда молчание очень похоже на вранье.

Дан не отрываясь смотрел на фото.

Верхняя поддержка. Довольный Арсений. Сияющая Женя.

Почему-то подумалось, что именно вот так человека возможно убить без применения оружия. Всего одним кадром.

10

Марку потребовалось время, чтобы уложить в голове разговор с Женей.

Хотелось еще раз ей позвонить, объяснить, что тот поцелуй – случайность, а с Ариадной они вообще друзья. Просто друзья. А все остальное – чушь полная. Только…

Почему же ему так хочется ее увидеть? Послушать что-нибудь странное и новое? Посидеть вместе в кафе, а потом отвезти домой? Почему ее, дуреху такую, постоянно хочется защитить от тех, кто может обидеть? А обидеть могут все! Что он, мужиков не знает, что ли? Им только одно и надо, а Ариадна напридумает себе любовь и потом из-за всяких козлов будет мучиться.

Но это ведь чисто дружеское.

Или нет?

А она… получается… она и после Нового года надеялась? Даже после их честного разговора?

Чем больше Марк обо всем этом думал, тем больше запутывался.

С Антохой это не обсудить. Друг сам на Ариадну запал. С Женей тоже не вариант. С Даном? Но они пересекались всего пару раз. Хотя Дан Ариадну знает, но будет очень странно вести с ним такие разговоры. С Надин? Марк так и видел ее насмешливые глаза. Нет, Надин – самый последний кандидат на душещипательную беседу.

Марк мучился.

Ему очень не хватало этой смешной рыжей Ариадны.

И, может, все видели то, о чем он сам не догадывался?

Если так плохо без человека, может, это не совсем дружба?

Может, это вообще не дружба?

И почему он ни на кого из девушек не западает в последнее время? И почему красивая Соня больше не интересна даже как объект для секса?

Одни вопросы. И голова лопается от мыслей. И плохо физически.

Вот зачем он подарил тот дурацкий букет? Захотел. Просто захотел – подумал, чего это Женя с цветами, а Ариадна без цветов. Несправедливо.

Скольким девушкам он так неожиданно дарил букеты?

Никому.

Марк слонялся из угла в угол по квартире и не знал, что делать. Он бы на выходные и в Рязань рванул, только не знал, где она живет.

А поговорить им надо.

Открытая бутылка пива стояла на столе. Марк щедро хлебнул из горлышка.

Вот правда, идиот.

А память рисовала Ариадну – вечер встречи одноклассников, Новый год, кафе, мастер-класс с детьми, ее приход с пирожками на корпоратив…

Стоп! Корпоратив. Марк остановился посреди комнаты. Она тогда говорила про письма от руки и как классно такие письма получать и читать.

Да нет, бред.

Марк снова сделал глоток пива. Надо хоть сосиски отварить, что ли. И дурацкие мысли из головы выкинуть.

Где письма, а где Марк? Да он никогда в жизни писем на бумаге никому не писал. Это для восторженных барышень занятие.

А вот сосиски да – надо отварить.

Глава 3

1

Кроме усталости и отекших ног, беременность начала преподносить новые сюрпризы. Сданные накануне анализы оказались не очень хорошими, плюс врач констатировал тонус матки. Да и сама Полина чувствовала напряжение внизу живота. В итоге врач выписал больничный и сказал, что, если она сама не перейдет на постельный режим, придется ложиться в больницу.

В больницу Полина категорически не хотела и послушно проводила дни дома в кровати. Благо разговаривать по телефону с подчиненными и читать полученные документы можно и лежа. А Дима досрочно взял на себя функции руководителя под чутким патронажем Полины.

Этот внеплановый больничный решил вопрос с переездом Олега. Узнав о том, что Полине прописан постельный режим, он в тот же вечер приехал к ней с зубной щеткой, сменой одежды и остался.

– Ты не можешь оставаться одна, – сказал он таким тоном, что спорить было бесполезно.

Полина поняла, что теперь разговоры о том, жить им вместе или нет, и если да, то когда начинать, – неактуальны.

По утрам Олег готовил завтрак, кормил Полину, а потом уезжал на работу. После работы он возвращался с сумками, в которых были мясо, фрукты, крупы, и принимался за ужин.

Оказалось, что он прочитал ряд статей про питание беременных и теперь точно знал, что ей можно, а что нельзя.

Кофе из рациона исчез, зато появились гречка и яблоки как железосодержащие продукты. Говядина для гемоглобина. Творог для кальция.

«С ума сойти, – думала Полина, лежа в кровати и прислушиваясь к звукам из кухни. – Это происходит со мной. В моем доме живет мужчина. И, кажется, ему здесь вполне комфортно».

Самое интересное, что Полине тоже было вполне комфортно.

Она все ждала, когда начнется притирание, но после нескольких дней совместного проживания оно никак не приходило.

Даня, узнавший о больничном, тут же прилетел, но, успокоенный словами Полины, что такие больничные – обычное дело для будущих мам, собрал какие-то свои вещи и объявил об окончательном переезде к себе.

В тот вечер ужинали они все вместе, и ужин этот прошел в более свободной обстановке, чем предыдущая встреча втроем. Кажется, если у кого и наблюдалась притирка, то это у Олега и Дани.

Сын присматривался. Полина нервничала. Олег был абсолютно спокоен.

– Ему нужно время, – сказал он, когда Даня уехал. – Пока он мне не слишком доверяет.

Полина, в отличие от сына, доверяла. Олег стал первым мужчиной, которому она поверила после развода.

– А теперь давай в кровать, а то придется звонить и жаловаться врачу, – сказал он командным тоном.

– Я не больная, – запротестовала Полина.

– Я знаю, но тебе прописан постельный режим.

Потом она лежала и слушала, как Олег гремит на кухне посудой. После этого он пошел в душ, и Полина услышала шум воды. Все это было так удивительно.

Новая жизнь.

И стали появляться мысли о будущем. Если все сложится хорошо и она благополучно выносит малыша (а об ином и думать не хотелось), то работать так, как прежде, Полина уже не сможет. Она не собирается пропускать бесценное время общения со своим ребенком. Она и так слишком многое пропустила с Даней. Во второй раз Полина эту ошибку не совершит. Банк же ради нее не пойдет на уступки, он будет требовать такой же интенсивности, значит, придется менять работу.

По большому счету, Полине было не обязательно работать. Конечно, у Андрея новая семья, молодая жена, подрастающие наследники. Но он порядочный человек и после развода оставил ей долю в двух компаниях. Ежемесячные перечисления приходили исправно, на них можно было жить. Просто работа заполняла пустоту ее жизни. А что делать? Чем заниматься? Сын вырос. А работа… работа держала в тонусе. Поддерживала самооценку, давала возможность общения и ощущение, что нужен. Да, работа была трудной и часто изматывающей. Но без нее еще хуже. Без нее стало бы невыносимо одиноко. Только так было раньше. Теперь все по-другому.

Перед Полиной наметились три пути: вернуться после декрета в банк, уволиться и быть просто мамой, уволиться и найти подработку для души. С ее опытом работы это не должно стать проблемой.

Впрочем, сначала надо родить ребенка. Это самое главное. А все остальное так… философские рассуждения.

Олег вернулся из душа и лег рядом. Матрас под его весом прогнулся. Полина теперь обостренно чувствовала запахи. Многие ее раздражали. Но запах его мужского шампуня нравился. Она протянула руку и дотронулась до мокрых волос.

– Ты ко мне надолго?

– Я к тебе навсегда.

2

Из Рязани они выехали рано. Погрузили в машину отшитые скатерти и салфетки, аккуратно разместили швейную машинку, в багажник поставили банки с соленьями и вареньями, наобнимались-напрощались и тронулись в путь.

Ариадна обещала вернуться. И она действительно хотела вернуться. Здесь ей было хорошо. Здесь ей было к кому возвращаться. К своей семье.

Дорога до Москвы показалась слишком короткой. На этот раз за рулем был папа. Ариадна смотрела в окно, любуясь открывшимися просторами, и в который раз в голове – «есенинская Русь», потому что по обочинам поля и леса, а в небе яркое, совсем весеннее солнце.

Отец говорил, что Ариадне надо обязательно приехать, когда пойдут ягоды и грибы.

– У нас такая земляника!

И Ариадна представляла себе лесные поляны, усыпанные маленькой душистой красной ягодой. Рай! Он ведь может быть и такой.

– Ты не проголодалась? Хочешь, остановимся?

– Давай.

Перекусили они в одном из придорожных кафе. Заказали борщ, пирожки с капустой и чай. Ариадна не торопила эти последние часы своего импровизированного отпуска. Ей было хорошо сидеть с отцом, есть пирожки и разговаривать о всяких пустяках.

Когда доехали до дома, папа отказался от предложения пообедать, сказал, что хочет вернуться в Рязань по светлому и пока дороги относительно пустые. Он помог Ариадне перенести вещи, обнял ее на прощанье, поцеловал в щеку и, сказав, что ждет летом, уехал.

Ариадна еще некоторое время смотрела на закрытую дверь, а потом перевела взгляд на швейную машинку, убранную в чехол, и стоявшие у порога банки. Отшитые для кофейни упакованные стопки скатертей и салфеток были перенесены на диван в комнату.

Ну вот и все. Она вернулась.

Ариадна медленно прошлась по квартире, которая казалась сейчас немного заброшенной, хотя все вещи лежали на своих местах. Однако долгое отсутствие хозяйки сказалось на атмосфере дома. Он словно уснул. Теперь будет потихоньку просыпаться.

Соленья и варенья у порога – это, конечно, хорошо, но в магазин пойти все равно придется. Хлеб, молоко, овощи, сыр, колбаса – все это предстоит купить. Дома ничего нет.

Через пять минут Ариадна уже спускалась вниз, а еще через полчаса возвращалась из соседнего супермаркета, груженная пакетами с продуктами. Зайдя в подъезд, она остановилась перед почтовыми ящиками. Все же ее давно не было. Вдруг пришло что-то важное?

Кроме многочисленной рекламы и счетов для оплаты она вынула запечатанный конверт. На конверте от руки было написано всего одно слово: «Ариадне».

Письмо? Ей? От кого?

Заинтригованная, Ариадна положила свою находку в пакет и стала подниматься.

Что это такое? Может, кто-то просто балуется?

Ариадна сразу письмо не открыла – тянула время. Сначала она вымыла руки, потом разобрала продукты, потом пристроила банки из Рязани, потом налила в чайник воду, включила его и только лишь потом взяла в руки конверт. Некоторое время она смотрела на свое имя и наконец решилась – открыла.

В конверт был вложен небольшой лист. Почерк не сказать что красивый. Так себе почерк, но разборчивый.

«Я понятия не имею, как правильно писать письма. Никогда этого не делал, но ты не отвечаешь на звонки и сообщения. Я вспомнил, как ты говорила про письма, и решил попробовать.

Наверное, я что-то сделал не так. Давай поговорим. Ты уехала, и я скучаю. Я понял, что был неправ. Ты больше, чем просто друг. Намного больше.

Давай попробуем начать все сначала.

Марк»

3

Они созванивались каждый день, и Эжени упорно молчала о своем партнере. Дан ждал. Но разговор все время переходил то на его скорую предзащиту, дату которой все же назначили, то на гениальность Циммермана.

– Ты не представляешь, как он умудряется соединять отдельные номера в один общий спектакль! Как это у него все в голове складывается? Потрясающе.

– Да, потрясающе, – соглашался Дан и ждал.

Изводил себя ревностью, представлял, как после тренировки Женя с Сеней куда-нибудь идут. Может, даже в тот ресторан, где их фотографировали. Она ему улыбается, будто ничего и не было. Не было травмы, предательства, прощания со спортом.

– Эжени, скажи, а с кем ты катаешься? – Дан все же не выдержал, задал этот вопрос.

Он специально вышел в коридор, чтобы никто не слышал. Через двадцать минут очередное совещание. Новый продукт – обучение иностранных детей русскому языку через компьютерные игры-задания – почти готов. Остались завершающие детали и организационные моменты. А Дан совсем не может думать о программе и предстоящем совещании. Он может думать только о том, что где-то в Сочи Женя целые дни проводит со своим бывшим партнером и счастлива.

– В смысле? – она прекрасно играет в непонимание.

– Ты говорила, что у тебя будет сольный танец. Ты его одна катаешь или с партнером?

– С партнером. Слушай, как раз хотела тебе сказать, что совершенно неожиданно сюда приехал Сеня и… в общем, вполне закономерно, что Циммерман поставил нас вместе в пару.

И голос такой фальшивый. Такой оптимистично-фальшивый.

– Давно приехал? – поинтересовался Дан.

– Да нет… буквально на днях. У него партнерша с травмой, и так получилось, что мы скатанные.

– Понятно.

Дан замолчал. По коридору навстречу шли сотрудники фирмы – бухгалтер и курьер. Бухгалтер что-то очень активно рассказывала курьеру. Дану казалось, что они идут в какой-то параллельной реальности, в той, где он скоро будет сидеть на совещании. А в этой – Женя на проводе. И она врет.

– Что тебе понятно? – в ее голосе уже слышен вызов.

Злится. Злиться она умеет.

– Понятно, что Сеня приехал недавно. Он приехал до фотосессии или после? Ресторан и море меня впечатлили.

Дан говорил очень спокойным голосом. Даже сам от себя не ожидал.

– Послушай, это часть работы. Я подписала контракт. Я должна была сняться и снялась. Какие вопросы?

– Ты мне об этом не сказала.

– Я должна перед тобой отчитываться?

– Нет, не должна. Но мне казалось, что так было бы честно. С учетом того, что ты не просто с ним каталась.

Женя завелась, он это чувствовал. Нападать, защищаясь, она умела как никто другой. Драться до последнего и ни за что не признаться, что совершила ошибку.

– Ты мне сейчас решил устроить сцену?

– Разве это имеет смысл? Ты все равно сделаешь так, как считаешь нужным.

– Именно! Это моя жизнь, это мой шанс. Сеня – отличный партнер. И я не хочу ни перед кем отчитываться и оправдываться.

– Я все понял. Желаю тебе удачи со старым новым партнером. Прости, мне пора на совещание.

– Не опоздай!

Дан отключил трубку.

4

Черт! Черт! Черт!

Женька наворачивала круги по льду. Почему она решила, что он не увидит эти фотографии? Что они где-то там промелькнут на форумах любителей фигурного катания, а Дана пройдут стороной?

Ему же не до фигурного катания. У него кандидатская диссертация.

Надо было все же рассказать Дану про Сеню. А она все тянула, тянула и дотянула.

Он сегодня разговаривал с ней таким ледяным голосом – жуть. Женька чувствовала себя непонятно кем. И говорил вроде вежливо, но отчитывал. Вот прям как завуч в школе. Да кто он такой, чтобы разговаривать с ней подобным тоном? Пошел он к черту! Она не собирается позволять Дану разговаривать с собой как с провинившейся школьницей. Пусть вон у себя в универе ставит на место студентов, а не ее.

– Жень, нам пора, – подъехал Сеня. – Ольга Высоцкая уже ждет.

– Да, сейчас, – буркнула Женька и пошла на очередной круг.

Ольга Высоцкая – журналист, она пишет о фигурном катании. Сегодня они с Сеней должны дать ей интервью. Циммерман упорно лепит сенсацию для своего спектакля из их на время воссоединившегося дуэта.

Еще Сеня… смотрит на нее, словно не прочь начать сначала. Так и подмывало пару раз спросить: «Как же твоя невеста?» Видно, держат там парня в черном теле, и вот он вырвался на свободу. А Женя… Женю это не трогает. Ее трогают только лед и предстоящий спектакль. И Дан. Чтоб он провалился. Никогда с ней так не разговаривал! Да, умом Женька понимала, что накосячила и была не права, но он тоже хорош!

Весь такой «желаю тебе удачи со старым новым партнером». Бесит!

– Женя!

– Иду.

Ольга Высоцкая ждала в буфете. В итоге они там и проговорили целый час. Больше говорил Сеня. О спортивных достижениях, двух замечательных своих партнершах, о том, какой подарок ему сделал Лев Циммерман, предложив роль Арамиса. Это совершенно новый для него опыт, потому что театр отличается от спорта. Сеня просто расцвел, как майская роза. Распушил хвост, как павлин. Женя сидела рядом, наблюдала за этим представлением и удивлялась, как могла влюбиться в такого жаждущего славы и внимания человека? Он ведь откровенно самолюбовался. Наверное, она была глупа и слепа. Он красив, талантлив, удачлив. И что характерно, талант и удача остались с ним.

– Женя, что вы почувствовали, снова встав в пару с Арсением?

– Удивление. Сначала удивилась, когда узнала о решении нашего режиссера. Потом удивилась, когда поняла, что нам даже не надо скатываться. Мы словно вчера расстались после вечерней тренировки, а сегодня встретились на утренней.

– Идеальные партнеры?

– Партнеры, которые откатались вместе не один сезон.

– В новом спектакле вы будете играть пару влюбленных, и поклонники уже сейчас задаются закономерным вопросом…

– О нет-нет… мы не будем сохранять интригу. У Сени есть прекрасная талантливая красавица-невеста.

– А у вас?

А у нее тип с ледяным голосом, который высек ее сегодня по телефону, и теперь очень хочется ему ответить.

– А мое сердце абсолютно свободно. Моя жизнь на сегодня – это лед.

5

В тот вечер, когда Шевцов сказал Полине: «Я к тебе навсегда», он не думал, что говорит что-то очень важное для нее и для самого себя. Он просто хотел ее успокоить, сказать, что не оставит одну в таком положении. Но чем больше проходило времени, тем чаще он возвращался к этим словам, понимая, что действительно хочет остаться навсегда.

Шевцов имел достаточный жизненный опыт, чтобы понимать: нет ничего вечного в этом мире, и словом «навсегда» не разбрасываются. Однако знал он и то, что оставить своего ребенка – желанного, долгожданного, и женщину, которая ему его родит, – не сможет.

«Навсегда» приобретало смысл.

Олегу нравилась его новая жизнь. Нравилось просыпаться рядом с Полиной, заваривать ей по утрам чай, вместе завтракать, вечерами возвращаться в дом, где ждут. И пусть это была не его старая привычная квартира, а совершенно новое жилище – Шевцов удивительно легко адаптировался.

Он был счастлив.

После того вечера, когда Шевцов заявил Дану, что любит Полину и собирается на ней жениться, он больше не говорил о любви. Олегу почему-то казалось это лишним, но в душе он точно знал, что любит. Наконец снова любит. Не как Надин, не той страстной, слепящей любовью, а другой – тихой, светлой и, наверное, по-настоящему зрелой. И эта зрелая любовь была очень теплой и уютной.

Шевцов любил их вечера – неторопливые, с ужином, разговорами и темным городом за окном.

Он рассказал Полине про свое расследование и надежду найти наследников князей Черкасских. Расследование Полину заинтересовало, и теперь они вместе ждали ответ на запросы, которые Олег сделал сразу в две организации, занимающиеся поиском людей. Там работали очень опытные специалисты, которые имели доступ к архивам.

В итоге предположения Шевцова подтвердились. Ирина действительно оказалась дочерью Георгия Вяльцева, который вместе с семьей уехал из Франции в США и устроился работать на завод «Форд». А одна из его сестер осталась во Франции. Скорее всего, именно она и написала два письма из трех. После эмиграции все члены семьи носили фамилию Valsev, поэтому из-за слишком вольного перевода фамилии их следы затерялись. Женой George Valsev была Olga Valsev.

– Все сходится, – сказала Полина, когда Шевцов рассказывал за ужином полученные из агентств новости.

На столе были отварное мясо, гречка, свежие овощи. Только самое полезное.

– Это еще не все, они смогли добраться до архивов и получить списки гастролировавших в Ленинграде с оперой «Порги и Бесс». Ирина действительно приезжала в СССР в 1955 году. Она танцевала в массовке.

– Удивительно. Интересно, как им удается добраться до таких архивов? – Полина была впечатлена.

– У них свои секреты. Думаю, о них мы никогда не узнаем.

– Да, ты прав, – Полина вздохнула, глядя на гречку. Ей очень хотелось жареной картошки. – Давай завтра пожарим картошку? Можно же раз в неделю устраивать день вредной пищи?

Шевцов улыбнулся:

– Давай лучше послезавтра.

– Почему?

– Послезавтра пятница. Среди рабочей недели день вредной пищи будет не очень праздничным.

– В пятницу лучше, – согласилась Полина. – А что ты собираешься делать с бывшими владельцами буфета?

Про них информация пришла раньше. Оказалось, что прапрабабкой нынешних владельцев дома была Екатерина Вяльцева. Она появилась в Козельске в двадцатых годах. Работала учительницей литературы в местной школе. У нее был сын, мужа никто не видел. Думали, вдова. Во времена гражданской войны вдов было много. Но, если верить архивам, у Георгия Вяльцева не было братьев, а вот две сестры существовали. И одну из них звали как раз Екатериной. А значит, если это та самая Екатерина (в чем теперь сомневаться не приходилось), то замужем она не была. И ее девичья фамилия передалась потомкам.

Шевцов считал, что Екатерина Вяльцева бежала в маленький городок, спасаясь от революции, гражданской войны и их последствий. Ведь, принадлежа в прослойке интеллигенции, она вполне могла быть объявлена врагом народа. Мясорубка революции не щадила никого. Кто стал отцом ее сына, теперь узнать невозможно. Да и не нужно. Главное, разрозненные ниточки сплетались в единый узор.

– Я думаю, бывших владельцев буфета можно пригласить на торжественное открытие Отрадного, – сказал Шевцов. – Благодаря им мы нашли ключи к истории, которая долгое время считалась неразгаданной. Мы узнали, что Ольга Мефодьевна Черкасская нашла своего инженера, вышла за него замуж и родила дочь.

– И что дальше?

– А дальше ищем детей Ирины. Надеюсь, они у нее есть.

Полина встала из-за стола и пошла наливать в чайник воду.

Если за ужины отвечал Шевцов, то за чаепития – Полина. Она все еще продолжала много лежать, пила прописанные врачом препараты и находилась на больничном. Правда, полноценного больничного не получалось, просто работа шла из дома.

Зато выглядела Полина сейчас гораздо лучше, чем две недели назад.

«Все будет хорошо, – сказал себе Шевцов. – У нас все будет хорошо».

– Что ты хочешь на вредный день, кроме жареной картошки? – спросил он, наблюдая, как Полина достает с полки чашки.

– Пирожные, – не задумываясь ответила она. – И селедку.

6

Эмоции улеглись, и Женя пришла в себя.

Разговор с Даном должен был состояться. Он прав. Она не права. Принять такое положение вещей оказалось трудно. Женя не привыкла уступать. Ирония происходящего заключалась в том, что Женя все это время думала про Сеню и его невесту – как он будет выпутываться из создавшейся ситуации, а в итоге угодила в ту же ловушку сама. И Дан больше не звонил.

Ну и ладно.

Однако, чтобы позвонить самой, нужно настроиться. Придется оправдываться. Оправдываться Женька не умела. Она всегда поступала по принципу «бей первым». До этого момента правило срабатывало.

А вот с Даном не сработало. Женя это чувствовала. Значит, придется собраться с духом и позвонить. Завтра. Или послезавтра.

Сейчас же следует поговорить с Ольгой Высоцкой. Интервью Женя давала в запале, еще не отойдя от ссоры. Она тогда сказала одну ужасную вещь, которую необходимо исправить.

Женя села на кровать в своей комнате и набрала номер журналиста.

– Женя, – раздался в трубке приятный мягкий голос, – слушаю вас.

– Добрый вечер. У меня к вам есть одна просьба. Не могли бы вы убрать слова про то, что мое сердце свободно?

– На что заменим?

Женя задумалась.

С одной стороны, ей хотелось сказать, что ее сердце занято, с другой, Женя не хотела посвящать аудиторию в свою личную жизнь. Роман с Сеней напоказ публике закончился больно, новые отношения Женя хотела сохранить в тайне. Это только ее и Дана история.

– Напишите просто, что у меня все хорошо.

7

Все, от чего Ариадна бежала, когда решила пожить в Рязани, вернулось.

Письмо Марка было зачитано до дыр, выучено наизусть, залито слезами, потому что, когда она прочитала его в первый раз, слезы потекли сами, строчки расплылись перед глазами и несколько капель упало на бумагу.

Что делать?

Что теперь делать?

Он предлагает начать все сначала. По-другому.

А вдруг не получится? Разочаровываться в третий раз слишком жестоко. Ариадна не переживет. Невозможно вот так бесконечно рвать сердце, оно и так уже все изранено.

Но если не рискнуть, тогда, может… она теряет свой настоящий шанс?

Ведь она больше, чем друг. И он скучал.

Ариадна, как и обещала, вышла на работу в «Жираф», провела два мастер-класса, показала Надин сделанную в Рязани работу. Надин осталась очень довольна. Впереди был пошив штор, плюс получены заказы на покрывало для кровати и подушки.

Женя периодически присылала фотографии из Сочи.

Жизнь входила в свою колею.

Письмо Марка оставалось неотвеченным. А не она ли сама говорила, что на письма надо обязательно отвечать?

Но как? Обратного адреса нет.

Зато есть номер телефона. Можно позвонить или… набрать сообщение.

И вот в один из вечеров, вернувшись домой из «Жирафа», Ариадна набралась смелости и написала.

Ариадна: Привет. Давай попробуем. Но только если это действительно серьезно.

8

Сообщение пришло, когда Марк расплачивался на кассе за хлеб, сардельки и кофе.

Он так и застыл с телефоном в руках.

– Молодой человек, вы оплачивать будете? – ворвался в его голову голос кассира.

– А? Что, простите?

– Наличными? Картой?

– Картой.

Давай попробуем.

Она согласна.

Если это действительно серьезно.

Еще как серьезно!

Марк расплатился за покупки и, выйдя из магазина, сразу же набрал номер Ариадны. На этот раз ему ответили.

– Здравствуй, Марк.

И он застыл перед машиной, как дурак. Она ответила. Она здесь.

– Здравствуй, Ариадна. Я это… я серьезно. Ты согласна?

Она молчала. А он так и стоял перед машиной, не догадываясь, что можно открыть дверцу, положить на заднее сиденье покупки, самому сесть в салон. Марк ждал ответа.

– Правда серьезно?

– Да. Я хочу тебя увидеть.

– Приезжай.

– Я сейчас, я буду через двадцать минут.

А дальше Марк искал цветы. Почему-то показалось важным приехать с букетом. Решил: надо купить розы!

Так и приехал к ней – с розами, кофе, хлебом и сардельками.

– Это тебе, – протянул букет.

Ариадна стояла на пороге, такая маленькая и испуганная, что ему захотелось добавить: «Не бойся».

Но Марк ничего не сказал, вместо этого он полез целоваться. Он был так рад ее видеть! Эту чудную, ни на кого не похожую девушку. От Ариадны пахло какими-то цветами, и губы у нее были мягкие и теплые, и отвечала она несмело, и все это ужасно умиляло. Какой она друг? Она вовсе не друг. Она – девушка! Они долго целовались в прихожей, пока Ариадна не прошептала:

– Надо поставить розы в вазу.

Вазу эту Ариадна принесла на кухню, так что букет украсил стол. На ужин она отваривала принесенные им сардельки и, слегка смущаясь, рассказывала про Рязань и про рай.

– Понимаешь, рай ведь тоже бывает разный. У кого-то он ассоциируется с пятизвездочным отелем, шикарным пляжем, морем, системой «все включено», а бывает цветущее поле – ромашки, васильки, колокольчики, полевая или лесная земляника. У полевой и лесной разный вкус, и пахнут они по-разному… Ты меня слушаешь?

Она снова несла свою дребедень, а Марк сидел за столом, смотрел, как Ариадна ходит по кухне, слушал ее рассуждения и был абсолютно счастлив.

Кто еще способен говорить с ним про рай и землянику?

– Очень внимательно слушаю.

– Я обещала папе вернуться летом. Поедешь со мной?

– Поеду.

Марк поймал ее за руку и потянул на себя.

Рай бывает разный. И с помощью поцелуев в него можно попасть совершенно точно.

9

Дан успешно прошел предзащиту. Молчание Жени, непрекращающаяся ноющая боль от этого молчания, как ни странно, позволила сосредоточиться на важном этапе в достижении ученой степени. Так Дан спасался.

Предзащита была трудной, предстояло действовать, исходя из выработанной совместно с Назаром стратегии. Во время заседания все время казалось, что противники идут на равных, но Дану все же удалось доказать правоту своей позиции.

– Молодец! – похвалил подопечного профессор. – Справился. Но впереди еще генеральное сражение.

А для генерального сражения нужны силы.

Только вот слишком много их уходило на личное. Почему Эжени не рассказала про Сеню? Испугалась? В любом случае, если они хотят быть вместе, им придется доверять друг другу и объясняться. Ей придется понять, что с ним на такие темы надо разговаривать, а ему придется привыкать к ее отсутствию. Потому что Женя все равно будет выступать, тренировать, ездить на соревнования со своими юными спортсменами.

Без всего этого она просто не сможет, и ему следует это принять. Дан не удержит Эжени в своей квартире, как в клетке.

Им необходимо еще раз поговорить. На этот раз спокойно. Вечером, когда он закончит все свои дела в университете.

Но первой позвонила она.

И для разговора Дан уже готов не был.

Так получилось, что, собираясь поехать домой и прогревая для этого двигатель в машине, он заглянул на канал по фигурному катанию. А там выложили новую статью с кричащим заголовком: «Евгения Суббота: мое сердце абсолютно свободно».

Вот так. Ее сердце свободно. О чем теперь говорить?

Дан сидел в машине, долго смотрел на заголовок, а потом все же прочитал статью.

Ее сердце свободно, и самое главное в жизни – лед.

Дан забыл, что собирался куда-то ехать, забыл, что совсем недавно, всего полтора часа назад, успешно прошла предзащита, забыл обо всем.

Он был ослеплен, оглушен, дезориентирован.

Эжени с ним порвала. Через интервью. Беспощадно.

Дан не сразу понял, что телефон в его руках звонит. Женя.

Он сбросил звонок. Не мог сейчас слышать ее голос. Зачем? Зачем она звонит? Решила все же лично продублировать новость?

Телефон зазвонил повторно. На экране высветилась фотография из комнаты Павловой. В этот раз Дан звонок не сбрасывал. Все смотрел и смотрел на фото до тех пор, пока снова не стало тихо.

А потом пришло сообщение.

Женя: Привет. Возникло одно недоразумение.

Он прочитал и не ответил. Она не сдавалась.

Женя: Там вышло интервью. Я не то хотела сказать. Я потом просила, чтобы эти слова убрали, но они не убрали. Ты уже прочитал?

Дан: Я прочитал.

Женя: Я просто злилась!

Дан: Ты это сказала?

Женя молчала. Наверное, раздумывала, что написать. Потом все же прислала ответ.

Женя: Да.

Дан: Спасибо за честность. Поздравляю с абсолютно свободным сердцем.

Женя: Ты все не так понял!

Он больше не ответил.

Женя ждала до самой полуночи, и, поняв наконец, что Дан не ответит, она вдруг заплакала. Завтра утренняя репетиция, вставать рано, а сна ни в одном глазу. Жене было жарко, неудобно, тоскливо. Ей было плохо. Если молчание про Сеню Дан еще мог понять и простить, то эти слова – нет. Он гордый. А она дура. Дура, которая не умеет держать язык за зубами.

Горячие слезы катились по щекам, Женя смахивала их и не могла успокоиться. Она плакала впервые с тех пор, как ее бросил Сеня. Она думала, что совсем разучилась плакать, навсегда. Оказалось, что нет.

Он не простит. Она его оскорбила. И просить прощения бессмысленно.

Когда на следующий день в перерыве Женя позвонила Ольге Высоцкой узнать, почему слова в интервью не были заменены, ответ прозвучал предельно откровенно:

– Главный редактор решил, что первый вариант был отличным заголовком.

Глава 4

1

Ариадна зашла в будущую кофейню и обомлела. Вот это красота! Вот это интерьер!

Пока она была в Рязани, ремонтные работы шли полным ходом и теперь приближались к завершению. Ариадна не знала, как Надин удалось совместить дыхание прошлого с современным дизайном, но факт оставался фактом. Нежно-голубой окрас стен, темное дерево, фарфоровые вазы с цветочным орнаментом, старинные фотографии и письма в рамках, изящные зеркала. А главное – тот самый буфет! Он стоял у стены, важный, как генерал на параде.

– Ты уже подъехала? Молодец! – Надин обернулась к застывшей Ариадне. – Ну как?

– Очень красиво.

– Столы и стулья должны привезти завтра. Хотя обещали еще на прошлой неделе.

Надин была деловой и возбужденной. И, как всегда, прекрасно выглядящей. Бежевый брючный костюм, алая блузка, забранные вверх волосы, умело нанесенный макияж и никаких следов вчерашней вечеринки. Вчера в «Жирафе» проводилось позднее мероприятие – выступали два очень модных поэта, после перформанса был легкий фуршет и небольшой концерт – песни на стихи этих поэтов. Все наверняка закончилось ближе к полуночи.

Такие мероприятия всегда преподносились как светский междусобойчик для избранных. Надин в качестве хозяйки «Жирафа» отметилась на снимках со всеми гостями. Этими снимками сегодня пестрела сетевая столичная жизнь. Причем отметилась она с коктейлем в руках. А вот сейчас уже с головой в работе – увлечена своим новым детищем.

Только после слов Надин про столы Ариадна поняла, что отшивала скатерти по заданным размерам, однако столов-то еще и в помине не было! Вдруг вся проделанная работа впустую? Вдруг скатерти не подойдут?

– Надин, ты уверена, что скатерти подойдут? – спросила Ариадна, не сумев скрыть волнение.

От посетившей ее запоздалой мысли стало нехорошо.

– Почему они должны не подойти? – не поняла Надин.

– Размеры со столами не совпадут.

– Совпадут, – прозвучал уверенный ответ. – Я ведь к тому времени уже видела образец стола и знала его точные размеры. Просто эти столы делают на заказ, но не успели доставить к сроку из-за форс-мажора.

«Вот поэтому, – подумала Ариадна, – одни руководят бизнесом, а другие шьют подушки. Одни сразу быстро все схватывают и просчитывают, а другие витают в облаках».

– Смотри, – сказала Надин, указывая на буфет. – Здесь просится длинная салфетка. Думаю, надо сделать две-три на смену.

– Да.

Воображение Ариадны тут же включилось, и время, проведенное в будущей кофейне, пролетело незаметно. Обустраивались кухня, барный угол – все под внимательным взглядом Надин. Ариадна была на подхвате и очнулась только тогда, когда в семь вечера услышала звонок телефона.

– Привет. Ты где? – раздался в трубке голос Марка. – Никак не могу до тебя дозвониться.

– А ты звонил, да?

– Раз пять за последний час.

– Ой, прости, не слышала. Здесь такой шум стоит.

– У вас какой-то движ в «Жирафе»?

– Нет, в кофейне. Но я уже собираюсь домой.

– За тобой заехать?

Он еще спрашивает!

– Я буду рада.

– Жди.

Жизнь изменилась. И это было чудо какое-то. Ариадна рискнула, позвала Марка обратно – и выиграла! У них действительно больше, чем дружба. У них любовь.

Нет, заветных слов никто друг другу так и не произнес. У Марка вообще со словами туго. Найденное в почтовом ящике письмо, пожалуй, было самым романтичным его поступком. Изъясняться красиво он не умел. Зато какой букет принес в тот вечер! Самый красивый из всех, что когда-либо дарили Ариадне. И целовал при каждой возможности. А большего она и не требовала. И так все хорошо. Ариадна в эти дни не жила – она летала. Даже Надин это заметила.

– Поездка в Рязань пошла тебе на пользу, – сказала она. – Ты расцвела.

На сегодня работы были закончены, рабочие разошлись, и Надин надевала легкое пальто. Только теперь, к концу дня, стали заметны усталые круги под ее глазами. А еще показалось, что Надин будто выключили. Или она сняла маску. Грусть скользнула по ее лицу.

«Она ведь тоже всего лишь человек, – подумала Ариадна, – а человек не может быть всегда в хорошем настроении. У всех бывают свои грустные дни».

Ариадна подождала, пока Надин в последний раз пройдется по пустому залу, выключит свет, а потом они вместе вышли на улицу.

– Надо будет вывеску сделать, – сказала Ариадна.

– Да. Но никак не могу придумать название. Подумаешь над вариантами?

– Я постараюсь, хотя в названиях совсем не сильна.

В этот момент к будущей кофейне подъехал Марк. Увидев Надин, он вышел из машины.

– Привет, ты тут как? – поздоровалась хозяйка «Жирафа».

– За Ариадной приехал.

– А-а-а, – Надин многозначительно посмотрела на Ариадну, – очередной заказ пирожков?

– Типа того, – Марк совершенно не смутился.

– Надо будет эти пирожки включить в наше будущее меню.

– Не пожалеете, – уверил Марк.

– Кстати, вопрос с кондитером пока открыт. Скоро планируется смотр кандидатов и дегустация. Приглашаю.

– Спасибо за приглашение.

– Хорошего вечера. – Надин помахала рукой и направилась к своей машине.

Марк и Ариадна проводили ее взглядом, а потом посмотрели друг на друга.

– Домой?

– Домой, только по дороге заедем в магазин за продуктами.

– Конечно.

Само собой разумелось, что он останется на ужин. А Ариадне захотелось, чтобы он остался на ночь. Несмотря на то что оба они уже давно вышли из юного возраста и, наверное, могли бы заняться сексом уже в тот первый вечер, Марк пока решительного шага не сделал. Ариадне казалось, что это из-за нее. Что он считает – она не готова. А она готова. И надо как-то дать ему это понять.

2

Проблем с девушками у Марка не было никогда. Вернее, были, но наоборот. Он порой не знал, куда деваться от их излишнего внимания. А тут не знал, как к Ариадне подступиться. Кто их знает, этих божьих одуванчиков? Вдруг она себе придумала принца, а он обычный такой пацан. Нет, так-то никто не жаловался, даже напротив. Но все бывшие Марка были… как бы это выразиться… очень земными. Цветы, кафе, пара встреч и – вперед. А тут…

При этом он был безумно рад, что Ариадна вернулась из своей Рязани и позвала его обратно. Как будто что-то родное вернулось, что он по глупости взял и потерял, а теперь нашел. И боялся снова накосячить. Это-то он всегда успеет сделать, но лучше позже, чем раньше.

Марк вез ее домой и думал о том, что у них будет вечер вдвоем.

– Знаешь что, я тут подумала, может, не будем заезжать в магазин? – подала голос Ариадна. – Может, закажем что-нибудь из доставки?

– Вариант, – согласился Марк.

Сюрприз. Он думал, что она такие вещи презирает. Кто мастерски печет пирожки, наверняка свысока смотрит на доставку. Может, и секс ее устроит обычный, без воздушных замков, единорогов и мыльных пузырей?

Все-таки замужем была. За ученым.

Марк вздохнул. Угораздило же его…

В итоге ничего они не заказали, а ужинали омлетом. И секс, как выяснилось, она любит самый обычный. И вообще она очень земная. Настоящая. Открытая. И ласковая. А у Марка просто отказали тормоза, когда, зайдя в квартиру, она его поцеловала сама и спросила:

– Ты очень голодный?

Все сложное вдруг сразу стало простым.

– Почему я? – спросил Марк, когда они уже решили, что лучше сделать омлет, чем доставку на дом.

– А ты не понял? – Ариадна устроила свою кудрявую голову на его груди, и он запутывался пальцами в этих кудряшках.

– Нет.

Он и правда не понимал, что она в нем нашла. Вот в ученом – понятно. А в человеке, ищущем на заказ помещения для бизнеса, – нет.

– Я люблю тебя еще со школы, – тихо ответила Ариадна.

– Да ладно.

– Правда.

Красивая история, конечно, абсолютно в ее духе, но Марк не знал, верить в нее или нет.

– А как же муж?

– А муж, – Ариадна приподняла голову и посмотрела на Марка, – это ошибочная история в моей жизни. Хотя поучительная.

– Чему же она тебя научила?

– Она научила меня тому, что образованные люди – не обязательно хорошие. Понимаешь? Сначала ослепляет их интеллект, умение умно говорить, производить впечатление, а потом оказывается, что за всем этим может скрываться не очень порядочный человек. Просто хороший человек гораздо важнее.

– Наверное, мне стоит сейчас признаться, что я не очень хороший, – он коснулся пальцем кончика ее носа.

– Ты хороший.

– Почему ты так решила?

– Мой бывший муж никогда бы не приехал, чтобы помочь показать мультфильм детям, и абсолютно точно отказался бы встретить Женю в аэропорту.

– Это мелочи, – возразил Марк.

– Нет, – покачала головой Ариадна. – Из таких мелочей и состоит человек. И, поверь, они важнее, чем ученая степень и цитирование наизусть дневников Толстого.

3

Работа спасала. Лед спасал. Многочасовые репетиции на катке помогали не думать. Спектакль из отдельных номеров собирался в единое целое. Это напоминало нанизывание разноцветных бусин на нитку, чтобы в итоге получилось законченное ожерелье со своим индивидуальным орнаментом. Циммерман нанизывал. Умело.

Женька продолжала бегать по утрам. Она привыкла к морю, чайкам, ветру. Только вот к молчанию Дана никак привыкнуть не могла. И надо было как-то возобновлять с ним общение. Но как? Женя думала, искала поводы для разговора.

Косяк по-любому ее. И Дан, такой всепонимающий, легкий, отходчивый Дан молчал. Только по одному этому можно было понять, насколько больно, сама того не желая, Женя его ударила.

Как он там? Как его диссертация? Работа? Студентки…

Женя слушала очередную аудиокнигу и бежала. Погода не имела значения. Солнечно ли, пасмурно, жарко, дождливо – Женя бежала.

«Найди солнце в дождь» – так было написано на кружке, которую Дан подарил ей в Питере. Эту кружку Женька взяла с собой в Сочи. Чтобы она напоминала о Дане и доме.

Женя ведь в какой-то момент стала воспринимать его квартиру своим домом. Забавно.

Найди солнце в дождь. Найдет. Обязательно. Вот только чуть соберется и найдет. Она найдет эту чертову важную причину для разговора. Ну почему все так сложно?

На льду гораздо проще. Там есть музыка, есть хореография, есть роль. Конек привычно касается гладкой поверхности, и ты летишь. Вместе с Сеней, который знает тебя от и до. А ведь они могли бы так кататься не только в шоу… Женя это чувствовала. А самое главное – это чувствовал сам Сеня. Он стал смотреть на нее по-другому, будто сравнивал с Лизой. И сравнение было не в пользу последней.

Как-то после очередной репетиции он предложил:

– Давай попробуем наше танго, помнишь?

– Помню, но… зачем?

– Мне интересно, в какой ты форме.

Женька пристально посмотрела на Сеню и ответила:

– Я в нормальной форме, не сомневайся. Спортивной.

– А почему завязала?

Он это сейчас серьезно? Или шутит?

Женя продолжала смотреть на бывшего партнера. Издевается? Но похоже, Сеня не издевался, спрашивал искренне. Недоумевал.

– Я завязала потому, Сенечка, – цедя слова, выговаривала Женька, – что кто-то меня бросил. И, возможно, этот кто-то был бы уже сейчас чемпионом мира в паре со мной. Теперь придется подождать.

– Зачем ты так?

– А ты? Забыл, да? Думаешь, легко найти партнера? – Женька не заметила, как повысила голос. – Думаешь, я не пробовала? Думаешь, не хотела? Только партнера не было, понимаешь? Моего уровня.

Она отвернулась от Сени и выехала на середину катка. Он хотел танго? Он его получит. Женька взяла разгон, потом безошибочно сделала параллельную дорожку шагов из той программы и зашла на твизлы. Быстрые, безупречные, филигранные.

Смотришь? Смотри! Лиза так пока не может.

После этого она быстро глянула на неподвижно стоявшего Сеню и двинулась к бортику. Показ окончен.

Она даже не заметила, что у противоположного края катка в это время стояла Лиза и тоже видела, как катается Женя. И как смотрит на нее Сеня.

На следующий день «добрые люди», которые обожают совать свой нос в чужие дела и быть в курсе всех новостей, рассказали Жене, что Лиза устроила сцену ревности Сене прямо на катке. Орала так, что стоявшие неподалеку сбежались на крик.

– Ревнует к тебе, – доверительно шепнула Маша, реквизитор. – Боится, что уведешь.

Женя в ответ лишь пожала плечами. А Маша не унималась:

– Ты что, правда не замечаешь, как он на тебя смотрит?

– Кто?

– Да Сеня! Глаз не сводит, все уже давно заметили. Одна ты ходишь как слепая. Думаешь, чего это Лиза вдруг сюда приехала? Ей точно кто-нибудь уже настучал, она и кинулась бороться за своего жениха и партнера. Испугалась, что уведут. И, кстати, не одна приехала, а с мамой.

То есть с их тренером. С ума сойти. Бедный Сеня. Они его вдвоем сожрут.

Впрочем, Женю это не касалось. Ей скоро на лед для репетиции бального танца выходить. Причем уже в костюме. А костюм был очень красивый. Теперь главное – проверить, чтобы в нем было удобно кататься. Чтобы детали юбки не цеплялись за штаны и шпаги партнеров. Чтобы нигде ничего не тянуло и было удобно прогибаться в поддержках.

Про Лизу Женя забыла сразу же, как только Маша закончила делиться новостями.

А зря. Та ожидала Женю у раздевалки после репетиции. Костюм, к слову, оказался не только красивым, но и комфортным. Завтра будет тестироваться другой – для сольного танца с Сеней.

Лиза стояла около двери и не отошла, чтобы дать Жене пройти.

– Может, посторонишься? – поинтересовалась Женя.

– С чего бы это? – Лиза демонстративно сложила руки на груди. – Я сторониться не привыкла.

– Мне надо в раздевалку.

– А мне надо, чтобы ты отстала от Сени.

– Да что ты? Думаешь, я уступлю тебе такого замечательного партнера? – что эта Лиза себе позволяет?

– Он мой жених!

– Обещать – не значит жениться. Сначала он был мой жених, теперь твой, кто знает, что будет дальше.

– Дальше я тебе переломаю ноги.

– Только попробуй. И кстати, ты заметила, как прекрасно сегодня катался Сеня? Завтра у нас репетиция сольника, приходи. Мы там делаем такую поддержку, которая с тобой вряд ли получится.

После этого Женя резко дернула на себя ручку двери, чуть не сбив Лизу.

Не нужен ей был Сеня. Откатаются, вспомнят былое и разойдутся. Но разговаривать с собой подобным тоном Женя не позволит. Может, она их обоих почти и простила. Но не забыла.

А реквизитор Маша, став невидимым наблюдателем этой сцены, стояла за углом и довольно улыбалась. Она не просто успела подслушать разговор, но и догадалась заснять его на телефон.

4

После больничного Полина вышла на работу, и как-то сразу стало понятно, что до официального декрета она вряд ли сможет вести такую же активную деятельность, как раньше. Слишком быстро начинала болеть спина, а мозг отказывался надолго сосредотачиваться на продвижении новых и старых банковских продуктов. Пошаливало давление, да и живот резко появился. Хотя в общем-то пора. Срок подходил такой, когда тайное становилось явным, и скрыть это тайное за широкими одеждами уже не удавалось. Полина ловила на себе заинтересованные взгляды коллег и старалась не обращать на них внимания, чем еще больше разжигала любопытство вокруг. Оно и понятно, одинокая женщина за сорок в интересном положении.

Но она больше не была одинокой. Она была теперь не только с ребенком внутри своего растущего живота, но и с мужчиной – отцом этого ребенка.

Они жили вместе. Олег порой задерживался на работе или после университета заезжал к себе на квартиру взять какие-нибудь вещи или просто поработать в привычной тихой обстановке. Но ночевать всегда приезжал к Полине. И покупал по дороге все необходимые продукты, не разрешая ей самой носить сумки.

В дни его задержек Полина ловила себя на мысли, что ждет Олега, ждет с нетерпением, даже скучает. Но знает, что еще чуть-чуть, и он приедет. Даже сомнений никаких не появлялось. Настолько все это стало вдруг надежным.

Сама она написала заявление на удаленку, которое было одобрено. Это давало возможность появляться в офисе два раза в неделю, проводить планерки и совещания, проверять сделанные задания, а остальное время работать дистанционно. Двигать Полину с руководящего поста пока никто не собирался, а Дима под ее патронажем все больше набирался руководящего опыта. Он начинал давать задания Агнии. Пресс-секретарь первое время игнорировала такое положение дел и приступала к их исполнению только после прямой директивы Полины. Казалось, Агния уже видела себя будущим руководителем подразделения и не верила в кандидатуру Димы. Связи решают все. Особенно если это интимная связь с финансовым директором. Бедная девочка не знала, что Дима одобрен Свешниковым. Полина же об этом никому не говорила.

Даня звонил каждый день, три раза даже приезжал на ужин. Правда, не готовил, не хозяйничал, признавая в этом доме теперь другое мужское главенство. С каждым визитом сына обстановка за столом становилась все более свободной и непринужденной. Начались даже легкие подшучивания, что не могло не радовать Полину. Однако сын при этом не выглядел счастливым. На ее аккуратные вопросы он отвечал одинаково: все дело в предстоящей защите, вот защитится, получит степень, тогда станет веселым и беззаботным. Но правдой это было лишь отчасти. Так получилось, что Полине случайно в подборке статей выпало интервью с Женей (видимо, сказались просмотренные с ней видео выступлений). Заголовок ошеломил: «Мое сердце абсолютно свободно». Значит… они расстались? Почему-то Полина боялась спрашивать об этом Даню. Он и так выглядел не очень. В такие моменты меньше всего нужны расспросы, и Полина понимала: не надо лезть туда, куда ее не пускают. Она спросила, он отговорился диссертацией. Не хочет про Женю. Больно. Она видела эту боль, чувствовала ее.

Именно этого я больше всего и боялась, сынок. Эта девушка сильно ранила тебя. Заживет ли? Покажет только время.

В каждый свой визит Даня привозил фрукты. Полина была окружена не только заботой, но и контролем. Тотальным! Потому что кроме Олега и сына существовала еще Нонна.

Подруга была в курсе перемен в личной жизни Полины, знала о переезде Олега и очень хотела посмотреть на него лично.

– Хотя бы фотографию его пришли, – просила Нонна по телефону.

– Слушай, не могу же я его просто так сфотографировать.

– Почему просто так? Ты скажи правду, мол, подруга хочет посмотреть на того, кто охмурил Полину Александровну.

– Ну тебя! – смеялась Полина.

– А приезжайте к нам! Я его накормлю…

– Охмурю…

– Не без этого, – теперь смеялась Нонна.

– Я пока все больше дома и при хорошей погоде выхожу на прогулки. Ноги устают сильно, а я ведь из тех, кто привык бегать на каблуках.

– Ну, милая моя, сейчас тебе не до каблуков.

– Это точно. Начала делать простые упражнения для беременных, чувствую себя героем.

– Ты и есть герой.

– Знаешь… – Полина помолчала, а потом все же решилась сказать: – Он меня замуж зовет. Я сначала отказалась, а теперь… хочу.

Это была правда. Одно дело, когда она зимой настраивалась на жизнь матери-одиночки, и совсем другое дело теперь. Полине вдруг стало очень важно, чтобы будущий ребенок родился в семье. Настоящей полноценной семье.

– Наконец ты снова захотела замуж! Поздравляю.

О своем желании Полина сказала Олегу тем же вечером.

Он пришел возбужденный и радостный, пока жарил мясные стейки, рассказывал, как продвинулось их расследование. Удалось найти дочь Ирины Вяльцевой.

– Она вышла замуж за некоего мистера Блэкстоуна, театрального критика, причем довольно поздно, уже после того, как закончила танцевать, и родила от него дочь в тридцать пять лет.

Полина же подумала, что родить в тридцать пять не поздно, вот в сорок пять – сорок шесть… да и замуж…

– Дочь жива?

– Да. Ей сейчас шестьдесят лет. Судя по странице в социальной сети – весьма бодрая старушка, и есть даже некоторое фамильное сходство в лице с сохранившимися фотографиями и портретами князей Черкасских. В этом плане порода сильная. Ее зовут Элизабет Джонсон – фамилия по мужу. Завтра постараюсь ей написать, надеюсь, что она ответит. Если нет, придется связываться официально через поисковую фирму. Так, мясо готово.

– И в который раз без вина, – вздохнула Полина.

– Пока только под травяной чай.

Мясо оказалось вкусным, как и всегда, когда его жарил Олег.

– Скажи, твое предложение в силе? – спросила Полина как бы между прочим, орудуя ножом и вилкой.

– Какое? – он сначала не сообразил.

Но когда она подняла лицо и посмотрела на Олега, в его глазах появилось понимание, он даже на некоторое время замер, а потом ответил:

– Да, в силе.

– Я согласна.

– Я очень рад.

И больше как-то сказать было нечего. Только внутри стало тепло-тепло, хорошо-хорошо. Наверное, это от его взгляда. И от собранных в уголках глаз морщинок. Полина не сразу поняла, что Олег улыбается, а когда поняла – улыбнулась в ответ.

Заявление они подали после ужина. Онлайн.

А потом отмечали это событие чаепитием.

Позже, ложась спать, он положил свою ладонь на ее теперь уже внушительный живот, поцеловал в висок и сказал:

– Спасибо за твое «да».

5

Этот день наступил и прошел великолепно.

Дан блестяще защитил свою кандидатскую. Стратегия, выработанная вместе с профессором Назаровым, оказалась верной. Аккуратно проведенная предзащита дала оппоненту ощущение «слабых мест». И это оказалось ошибкой. Дан был практиком, он знал свою работу «от и до», отвечал за каждый знак.

Старая вражда должна была лишить лавров профессора Назарова, но в итоге некомпетентным показал себя оппонент, потерявший в какой-то момент над собой контроль и повысивший голос. Дан спокойно и аргументированно вел свою защиту. Профессор Назаров был невозмутим.

Более того, за три дня до этого иностранные издания опубликовали две научные статьи Дана на английском и немецком языках, посчитав его идеи по развитию компьютерной лингвистики перспективными и необходимыми для дальнейшего изучения. Назар тут же воспользовался этой новостью, просветив своих коллег об успехах Дана и его признании уже, можно сказать, на международном уровне. Это значительно повысило статус Дана перед защитой.

– Блестяще выигранная партия, – поздравил Назар своего ученика после того, как все завершилось.

– Спасибо вам, Николай Назарович, – искренне поблагодарил Дан наставника.

– Это тебе спасибо. И ты все-таки подумай насчет преподавания. Я жду тебя на кафедре.

Хитрый прищур профессорских глаз говорил о том, что Назар не сдается.

– Я подумаю, – ответил Дан, хотя решения своего не поменял.

Просто не хотелось в такой день в очередной раз разочаровывать профессора.

– Вот и подумай, – Назар отечески похлопал его по плечу.

До традиционного банкета в честь состоявшейся защиты времени было достаточно, и Дан, перед тем как поехать в ресторан, где все заранее было заказано, уединился в коридоре, чтобы позвонить отцу.

– Можешь меня поздравить, – сказал он без предисловий.

– Даниил Андреевич Воскресенский вошел в большую науку? – уточнили на том конце.

– Пока мне только открыли дверь и пустили в предбанник.

– И то неплохо.

– Неплохо, – согласился Дан.

Ему очень важно было услышать сейчас отца. Важно было показать: папа, я смог, я сумел, ты можешь мной гордиться.

– Ты большой молодец, я тебя поздравляю. Как все прошло?

– Нормально, – почему-то не хотелось рассказывать о перипетиях, вдаваясь в подробности.

У отца таких «оппонентов» и недоброжелателей – полк, и он как-то с ними справляется. Вот и Дан сегодня справился.

Почему-то показалось, что отец улыбнулся.

– Как профессор? Доволен?

– Очень. Это в какой-то степени была и его битва. Он не теряет надежды взять меня на кафедру.

– А ты?

– А я пока раздумываю, что лучше: пойти к тебе айтишником или к Назару ученым.

– Ты подумай, время есть, – посоветовал отец, а потом спросил: – Как мама?

И вот тут Дан замолчал. Все последнее время общаясь с отцом и вводя его в курс дела относительно диссертации и рабочих проектов, говоря, что у мамы тоже все в порядке, он не рассказывал ему об изменениях в ее жизни. Хранил ее право на личную жизнь. Но сейчас это казалось уже неправильным. Отец должен знать. Да, они давно развелись, да, у них отдельные друг от друга жизни, и все же…

– Мама ждет ребенка.

Пауза. Молчание. Долгое. Дан ждет.

– Вот как… – наконец произносит отец.

Для него это почти шок. Дан понимает.

– Да, так, – говорит осторожно. – И я очень переживаю, папа, как там все сложится. Если вдруг потребуется твоя помощь…

Хорошо, если бы не потребовалась. Но никто не застрахован. А у отца связи. У отца в знакомых талантливые врачи… Дан должен знать, что папа поможет, если… все же потребуется.

– Конечно, звони сразу.

Отец его понял. Понял правильно.

– И… как она?

– Мне кажется, счастлива.

Они снова помолчали. Самое главное сказано. Отцу надо новость осмыслить. Для этого должно пройти время.

– Мне пора, – говорит Дан в трубку.

– Да, конечно, – голос на том конце немного рассеян.

Непривычно рассеян.

– Держи меня в курсе, – просит отец на прощанье.

Дан обещает. И после сразу же звонит маме – обрадовать ее своими успехами. Мама в долгу не остается. После эмоциональных возгласов и поздравлений говорит:

– Мы с Олегом подали заявление.

Дан сначала не понял. Сначала он среагировал только на «Олега». Для кого-то профессор Шевцов, для кого-то Олег Дмитриевич, а для нее – просто Олег. И только потом пришло понимание. Наверное, примерно то же самое почувствовал несколько минут назад отец, когда Дан сообщил ему о беременности мамы.

– Ты уверена? – это все, что он мог сейчас спросить.

– Да, – ответ звучит кратко, но твердо.

– Тогда поздравляю. Надеюсь, я приглашен?

И мама облегченно смеется:

– Мне кажется, только ты и приглашен.

Она не добавляет: «С девушкой». Про девушек они сейчас не говорят – обходят эту тему стороной. Слишком больную для него. Мама это чувствует и молчит. Дан ей за это благодарен.

– Мне пора, – говорит он то же, что до этого говорил отцу.

Уже и правда пора.

– Да, конечно. Приезжай к нам завтра, устроим маленький пир в честь защиты.

– Я постараюсь.

Он отключает телефон, выходит из своего уединения и спускается по лестнице. Надо заказать такси. Сегодня Дан не на машине. Сегодня полагается отметить свой триумф от души.

Пока Дан ждет такси и чуть позже едет по городу – думает об Эжени. Как хочется позвонить ей и рассказать. Ей как раз можно в подробностях: и о предзащите, и о защите, и о выработанной с Назаром тактике, и даже о переведенных для Европы статьях. Женя поймет, ей это будет интересно. Или было интересно.

Но у нее теперь другая жизнь. Другие дела. Сердце ее свободно. В этом сердце больше нет места для Дана. Женя объявила об этом всем. И он как будто умер.

До сегодняшнего дня как-то спасала диссертация, подготовка к предзащите и защите. И вот все позади.

Что будет спасать завтра?

Вся квартира полна ее вещей. Тоби сидит на диване и смотрит на Дана каждый день. Словно жалеет.

Наверное, однажды она вернется, заберет свои вещи и скажет: «Гуд-бай, ковбой».

Дан не заметил, как такси доехало до ресторана. Хорошо, что впереди еще есть этот банкет и можно на него переключить свое внимание. Плохо, что нельзя такой день разделить с Женей.

А банкет прошел очень даже: в меру торжественно, в меру весело, в меру комфортно. Оппонент отсутствовал, оно и понятно. Зато Назар сказал такой тост, что растрогал не только Дана, но и других присутствующих. Пожелания не останавливаться, продолжать научную деятельность, идти вперед и добиваться новых успехов не прекращались. Дан был весел, оживлен, оптимистичен.

Поздно вечером, вернувшись домой, он привычно перед сном пролистал ленту новостей. Лучше бы не листал. «Новый скандал в фигурке: с кем останется Арсений Князев?» И видео.

– Мне надо, чтобы ты отстала от Сени.

– Да что ты? Думаешь, я уступлю тебе такого замечательного партнера?

– Он мой жених!

– Обещать – не значит жениться. Сначала он был мой жених, теперь твой, кто знает, что будет дальше.

Дан смотрел эту запись раз, другой, третий…

А потом отключил телефон и сел прямо на пол, облокотившись спиной о кровать. Ту самую кровать, где…

… где им было так хорошо еще совсем недавно.

Слова из видео крутились в голове.

Кто знает, что будет дальше?

Дан знал. Дальше будет боль.

6

Настала пора финальных прогонов спектакля. Труппа со льда просто не выходила. После того как неизвестный соглядатай слил в Сеть разговор Жени с Лизой, последнюю на каток не пускали, дабы избежать дальнейших скандалов. Это было распоряжение Циммермана, которому, с одной стороны, произошедшее сыграло на руку – подогрело интерес публики к происходящему, а с другой – сильно затруднило тренировочный процесс. Сеня по утрам приходил уже вымотанный – видимо, Лиза устраивала ранние сцены. Потом он все же включался в процесс и работал с полной отдачей. Лед лечил.

В эти предпремьерные дни в Сочи вновь прилетела певица Вава, которая была здесь в самом начале – знакомилась с музыкальным материалом. Потом она уехала и вот вернулась, чтобы петь вживую в отдельных номерах спектакля. Зритель любит выступление под живое исполнение, особенно если у исполнителя хороший мощный голос. В перерывах Женя с Вавой вместе ходили на обед, получая удовольствие от общения. Ваве нечего было делить с Женей, поэтому сложилась если не дружба – это слишком ответственное понятие – то взаимная симпатия точно.

– У меня в Питере скоро намечаются концерты, – сказала как-то Вава за одним из обедов. – И я тут подумала, что есть практика катания на пластиковом льду.

– Да, есть, – подтвердила Женя.

– Не хочешь попробовать?

– На твоем концерте?

– Ну да, а что такого? Мне кажется, получится зрелищно. Надо только песню выбрать, можно две. Подумай.

Да что тут думать? Такой новый опыт! Конечно да!

– Мне очень хочется попробовать, – призналась Женька. – Но сначала надо все хорошенько обдумать, выбрать нужную песню, потренироваться. Я с пластиковым льдом, если честно, не сильно знакома.

Но совершенно точно познакомится. Вот только выступит на премьере и откатает все положенные по контракту спектакли.

А день икс был совсем близко, и Женя после очередного полного прогона, вернувшаяся в номер совершенно без сил, рухнула на кровать и позвонила Ариадне:

– Ты билеты на самолет купила?

– Купила и гостиницу, которую ты нам зарезервировала, подтвердила. Слушай, сама себе не верю. И даже не знаю, чему не верю больше: тому, что увижу тебя вживую на коньках в шоу, или тому, что мы летим на море вдвоем с Марком.

Женька была в курсе изменений в личной жизни подруги и могла понять ее восторг.

– Нас вчера Надин пригласила на дегустацию десертов от кондитеров, которых она планирует нанять на работу в свою кофейню. Это так вкусно! Вот вернешься в Москву, пойдем туда вместе, оценишь мои скатерти.

– Ладно, – согласилась Женя.

Она не знала, когда будет в Москве. И как там все сложится, тоже не знала. Дан молчал. Защитился? Нет? Скучает по ней?

Когда-то они планировали, что он прилетит к ней на премьеру.

Теперь вряд ли. Она вытянула вверх руку. На руке – цепочка с четырехлистником. Эжени на удачу.

Куда уж удачнее?

Роль в шоу у Циммермана. Предложение принять участие в концерте у Вавы. Горящие глаза Сени. Неужели он и правда снова в нее влюблен? Только это не радовало.

Чему радоваться?

Вечерами обязательный ритуал: перелистывание в телефоне фотографий. Селфи у Казанского собора в Питере, селфи после бала в Отрадном, и Дан почти принц. Дан перед ноутом дома – это Женька незаметно его сняла, пока он занимался диссертацией. Такой сосредоточенный, словно на Нобелевскую по физике идет. И красивый. Очень. Потом в январе на катке – неуклюжий и смешной, потом на ее дне рождения. Они там все вчетвером – с Ариадной и Марком. И воздушные шарики. И браслет с надписью.

«Эжени на удачу».

– Как здорово будет всем встретиться в Сочи на майские праздники! – Ариадна предвкушала предстоящие выходные. – Дан в какой день прилетает?

– Дан… – Женя продолжала рассматривать браслет, – не факт, что прилетит.

– Почему? – подруга явно не ожидала такого ответа.

– У него диссертация, – туманно ответила Женя.

– Жаль.

– Да, жаль.

Не могла она сейчас по телефону рассказать Ариадне всю правду, слова не шли.

Зато после разговора Женя все же решилась написать. Сначала встала с кровати, походила немного по комнате, настраиваясь, а потом вошла в чат.

Женя: Привет. Ты приедешь на премьеру?

Он прочитал. И молчал. Она за те пятнадцать минут, что ждала ответа, чуть с ума не сошла, только слышала, как гулко бьется сердце, и шептала: «Ну, давай, что ты молчишь?»

Дан: Думаешь, стоит?

И вдогонку прислал ссылку на видео. То самое, где они с Лизой делят Сеню.

А это значит, ей сейчас снова надо оправдываться. За что? За то, что поставила на место Лизу?

Дан ей не верил. Он верил видео. Это оскорбляло и унижало.

Ранило.

Женя: Решай сам.

Глава 5

1

Приход мая порадовал солнечной погодой и теплом. Олег решился на путешествие. Вернее, его уговорила Полина, хотя она так и продолжала работать дистанционно, периодически мучаясь высоким пульсом и давлением, а он очень переживал и да – боялся. Но Полина аргументировала:

– Мне нужен свежий воздух. Где мы найдем свежий воздух в Москве? Выходные на природе – отличный вариант. К тому же Нонна живет в городе, где, поверь мне, есть больницы и дежурные врачи.

– Я надеюсь, что до этого дело не дойдет, – пробормотал Шевцов.

Он прекрасно понимал, что едет на смотрины, и немного посмеивался над ситуацией, представляя, как подруга Полины будет его встречать на пороге, держа каравай на вышитом полотенце, и после вечером шептать:

– А он ничего так.

– Что, если я не пройду тест в глазах твоей Нонны? – спросил Шевцов, улыбаясь.

Дорога из Москвы оказалась забита такими же желающими покинуть на праздничные дни столицу. Навигатор показывал, что пробка продлится до ближайшего светофора, а потом путь станет свободнее.

Вопрос был шутливый, поэтому ответ Олег получил такой же.

– Ты постарайся, произведи впечатление. Профессор истории все-таки.

– Предлагаешь пустить пыль в глаза?

– Если других вариантов не найдется, можно воспользоваться и этим, – согласилась Полина.

Сидеть она устала. Олег это видел. Растущий живот давил на спину, под поясницу постоянно подкладывались маленькие валики. Полина закрыла глаза.

– Потерпи немного, до светофора совсем чуть-чуть.

Можно было бы добавить: «Надо было остаться в Москве и поехать погулять в парк», но он не добавил. Очевидно, что Полина хотела в гости. Она привыкла к общению, а сейчас большую часть времени проводила дома.

Они ехали не с пустыми руками: кроме конфет, какой-то необыкновенной колбасы и пакета с косметикой, Полина везла с собой ананас. У нее просто руки начинали дрожать, когда она видела ананас. Каждый день после ужина Олег очищал и резал на дольки этот тропический плод, вспоминая, как однажды зимой Полина пришла к нему в гости именно с ананасом. Только тогда такой любви к этому фрукту не наблюдалось. Любовь вспыхнула недели две назад. Олег даже боялся, что у Полины начнется аллергия, но, кажется, обошлось.

Он чувствовал особую наполненность жизни в эти дни. Ему нравилось после работы ехать к ней, проводить вместе вечера, ложиться в одну постель. Он поразительно быстро ко всему этому привык. И не было никакого притирания. После ее «да» было только ощущение абсолютной правильности и тревога. Тревога за ее состояние, за здоровье ребенка. Но Шевцов не позволял себе эту тревогу демонстрировать. Только уверенность в благополучном исходе, несмотря на не всегда хорошие анализы и самочувствие.

Он обнимал ее вечерами, целуя в медные волосы, и ощущал, что Полина верит ему. Впитывает в себя эту его уверенность.

Изменения в ее внешности и во взгляде, все чаще устремленном внутрь себя, словно она все время прислушивалась к зародившейся жизни, ловила ее импульсы, вызывали в нем какой-то неведомый доселе трепет. Олег и не думал, что способен испытывать подобное.

Вся его жизнь в последние месяцы была созвучна слову «чудо». Любимая женщина – почти жена, готовящийся к появлению на свет ребенок – разве это не чудо? В его-то жизни.

Опасения Шевцова насчет их отъезда из Москвы оказались напрасными. Нонна и ее муж показали себя хлебосольными, приветливыми людьми, которые действительно были рады гостям. Полина же, отдохнувшая после дороги, выглядела прекрасно, она с удовольствием прошлась по саду, любуясь свежей листвой и первыми цветами, пообщалась с близнецами, которые вскоре отправились по своим молодежным делам.

– Шашлыки на берегу реки, – вздохнула Нонна, – на ночь глядя. Как будто у нас своих нет.

– Сравнила: шашлыки с родителями или с друзьями, – парировала Полина. – Привыкай, еще пара лет, и ты вообще не будешь знать, где твой ребенок. У него начнется своя жизнь.

– Я и теперь не всегда знаю, где они, – пробурчала Нонна, а потом переменила тему, обращаясь к Олегу: – Полина мне рассказывала о расследовании, которое вы ведете. Неужели и правда нашли наследников усадьбы?

– Да, – Шевцов поправил очки.

Они сидели за большим круглым столом в уютной комнате с сервантом. Для трапезы на улице все же было еще прохладно, учитывая положение Полины. Все боялись, что она простудится.

– Это должно быть очень увлекательно – почувствовать себя Шерлоком Холмсом.

– Интересно, – согласился Шевцов. – Честно говоря, я не до конца верил в удачу, но наследница мне ответила, даже не ожидал. Думал, придется прибегать к помощи официальных лиц, однако обошлось.

– И как она? Собирается в Россию? – В глазах Нонны было неподдельное любопытство.

– Я пригласил ее на официальное открытие усадьбы. Все зависит от точной даты мероприятия, которую мы пока сами не знаем. Если она сможет, то прилетит.

Судя по переписке и фотографиям, выложенным на странице в соцсети, Элизабет Джонсон была легкой на подъем женщиной. К тому же активной, жизнерадостной и любознательной. В письме она уверила Шевцова, что всегда помнила о своих русских корнях, но думала, что в России от дома ничего не осталось, а родственные нити давно утеряны. И, конечно, она будет очень счастлива прилететь на открытие и познакомиться с родственниками по линии Вяльцевых.

– Я думаю, что вам тоже надо приехать на открытие и все посмотреть самим, – сказала Полина, борясь с желанием выпить еще одну чашку чая. Много жидкости ей сейчас употреблять нельзя, ноги продолжают отекать. – И дом, и парк, и наследников.

– Я, как Элизабет, ничего обещать не могу. Выпускные экзамены, будь они неладны, – Нонна вздохнула. – Если получится, то мы обязательно приедем.

2

Женя сняла браслет и перевесила четырехлистник на цепочку. С браслетом в паре, когда присутствует постоянный контакт руками во время элементов и поддержек, выступать опасно. На тренировках она прятала его под длинные обтягивающие рукава трико, во время генеральных прогонов временно снимала.

Но это талисман. «Эжени на удачу». А удача ей сегодня очень нужна. Застегнув цепочку на шее, Женя начала неспешно одеваться.

Премьера спектакля – не соревнование, но адреналин схожий. И волнение. Как все пройдет?

Вчера прилетели Ариадна и Марк, разместились, отзвонились, подъехали к ледовому дворцу. Женя выбежала на минутку и передала им пригласительные. Ариадна вся светилась от счастья. Такой красивой она не была никогда. Это все любовь. Марк стоял рядом и держал ее за талию. А Женя подумала, что у них все получилось.

– Удачи тебе завтра, – пожелала Ариадна.

– Спасибо. После спектакля созвонимся и, думаю, удастся встретиться и отметить это событие.

Жаль только, что Дан так ничего и не ответил на ее сообщение. И Женя не знала: приедет он или нет. Разум говорил, что не приедет, но Женя все равно ждала. С какой-то слепой верой и даже отчаянием.

А он молчал.

Она и сегодня ждала, идя по дороге в комплекс, ждала, пока переодевалась, гримировалась, разминалась…

А он молчал.

Сеня рядом на льду был сосредоточен и непривычно молчалив. То ли настраивался, то ли опять утром выяснял отношения с Лизой. Непонятно. Впрочем, это неважно. Им главное – хорошо выступить.

Реквизитор Маша за кулисами суетилась, Лев Циммерман говорил напутственные слова.

Ариадна прислала сообщение.

Ариадна: Мы уже тут, сидим на своих местах.

А Дан молчал. И от этого очень хотелось плакать.

Но зазвучала музыка. И эта музыка отделила реальность от вымысла. Спектакль начался. Все остальное на ближайшие три часа осталось в реальности. Сейчас время вымысла – красивой истории про дружбу и любовь. Сейчас только лед, музыка, зрители и разворачивающееся перед ними действо.

Когда Женя ступила на лед, оттолкнулась ногой и заскользила – исчезло все, кроме осознания, что она снова выступает перед полными трибунами, она снова в деле. И в крови – адреналин, и все ее существо почувствовало забытое и ни с чем не сравнимое чувство восторга.

Дорожка, поворот, поклон, три шага, поклон, рука партнера…

Когда очередь дошла до сольного с Сеней выступления, Жене казалось, что она еще никогда в своей жизни так вдохновленно не каталась. Хотя, конечно, каталась и даже завоевывала медали, но это было очень давно. Они действительно были идеальными партнерами, ловили малейшие движения друг друга, понимали с полувзгляда. Циммерман, правильно оценив жадность Жени до выступлений, поставил им сложный танец, рассчитанный на действующих спортсменов. И они справились.

За кулисами Сеня потрясенно посмотрел на нее и сказал:

– Я полный дурак.

Женя в ответ лишь пожала плечами.

Да, Сеня, возможно, с Лизой ты достигнешь высот, но так кататься с ней вы не будете никогда. У Лизы другая энергетика. Зато на ее фоне ты всегда будешь звездой. Ведь ты именно этого хотел?

Потом были выходы в групповых номерах и в финальном танце, но Женя еще чувствовала послевкусие от их сольного выступления.

Спектакль удался. Трибуны встали, и аплодисменты не смолкали долго. Это был успех.

3

Он не знал, куда себя деть в эти праздничные дни.

Мама вместе с Шевцовым уехала к тете Нонне, звала его с собой, но Дан как представил все это… нет. Не готов. Пусть они все между собой знакомятся и налаживают общение.

Отец на праздники вместе со своим семейством традиционно улетел на курорт.

Серега звал в клуб. Отличная идея. Просто отличная.

Еще бы дневное время чем-нибудь наполнить.

Дан набрал переводов. Лучший способ занять голову.

У нее там премьера. Реклама везде, Циммерман в новостях на Первом канале рассказывает о новой постановке. Обещает сделать видеоверсию спектакля для онлайн-кинотеатра.

Дан выключил телевизор.

Ему некогда. У него много переводов. Ему плохо.

Она там катается со своим Сеней, делит его с другой партнершей. Борется за него?

Простила? Она его простила…

Вся жизнь Эжени там. А он, дурак, нафантазировал себе… и сам поверил.

Take things as you find them[34].

Дан заварил кофе и заставил себя заняться работой. Договор, статья, какая-то инструкция. Ладно, по ходу дела разберется.

А в клубе восемью часами позже было весело и шумно. Народ отрывался по полной. Дан еле нашел своих. Каково же было его удивление, когда на диванчике рядом с Никитосом сидела Кира.

– Профессор Воскресенский, какими судьбами? – прокричала она. – Неужели решили потусить? – а потом повернула голову к Никитосу и продолжила: – Он завалил мне зачет, представляешь?

– Ты сама его завалила, – Дан приземлился рядом с Серегой. – Как дела?

– Да нормально. Девчонок присматриваю. Вон, видишь, блондиночка симпатичная стоит, рядом темненькая.

– Вижу.

– Светленькая моя.

Серега был в своем репертуаре. Он загадал себе, что однажды встретит блондинку с голубыми глазами, ее будут звать Даша, и он на ней женится. Пока все знакомые блондинки были не Дашами, а единственная знакомая Даша не была блондинкой.

– А темненькая?

– Забирай себе, – сделал щедрое предложение Серега.

Музыка играла громко. Серега не стал терять время и пошел знакомиться. Кира, демонстративно целуясь с Никитосом, время от времени поглядывала на Дана. Он сидел, слушал музыку и смотрел на танцпол. Мысли снова повернули не туда. Весь день их заталкивал глубоко, утрамбовывал, а они опять…

И в руках уже телефон, и поиск в интернете новостей о новом ледовом спектакле. И уже есть выложенные любительские записи с комментариями.

Все хорошо там. Сплошной восторг.

Ты счастлива, Эжени?

Без меня, с ним, счастлива?

К черту!

Дан выключил экран и поднялся. Надо что-нибудь выпить в баре. И с девчонкой познакомиться. Блондинкой с голубыми глазами. Имя пусть будет любое. Главное, чтобы не Женя.

– Виски-кола, – Дан сделал заказ бармену и сел на высокий табурет.

– Скучаешь? – Чья-то рука обняла его за плечи, а губы почти касались уха.

Обернулся. Кира.

– Где Никита?

– Вышел покурить. Угостишь девушку?

– Садись. Что хочешь?

– А ты все дашь?

– Все из того, что есть в меню.

– Ребята, знакомьтесь, это Даша! – к ним присоединился абсолютно обалдевший от сегодняшней удачи Серега. – А это, – он показал рукой на темненькую, – Аля.

Аля была хорошенькой.

– Что будешь, Аля? – спросил Дан.

Он понял, что девушку оставили на его попечение, пока Серега собрался спешно ковать свое счастье.

– Мохито.

– А ты, Кира?

Она посмотрела на него долгим взглядом, а потом сказала:

– А ты не знаешь?

– Мохито и «Секс на пляже», – сделал заказ Дан.

Потом появился Никитос и увел Киру вместе с коктейлем. А Аля оказалась вполне себе ничего девчонкой, Дан понял, что она очень хотела понравиться.

Он даже поцеловал ее на прощанье, когда они с Серегой вызвали для девушек ближе к утру такси.

Не то.

Не Женя.

– Ты телефон Али взял? – спросил Серега, провожая взглядом машину.

– Нет.

– Ну и дурак. Я взял. Даша офигенная.

Кира с Никитосом уехали раньше. Они поругались.

– Никитос Киру к тебе ревнует, – сказал Серега.

– Зря.

– Кто знает.

Дан вернулся домой, когда уже рассветало. Зашел в комнату. На спинке дивана Тоби, на журнальном столике ноут и словари. У стены – пианино, на котором он уже очень давно не играл. Как Женя уехала, так и… Дан подошел к инструменту, открыл крышку, пробежался по клавишам.

Тишина дома была нарушена нестройными звуками.

Вся его жизнь теперь – нестройные звуки.

Дан закрыл крышку и пошел в душ. Смыть с себя запах клуба и вкус чужих губ.

4

Он не прилетел. Не позвонил. Не написал.

Не поздравил с премьерой.

Уже были откатаны первые спектакли. В день премьеры – один, в последующие – по два (дневной и вечерний). Уже улетели обратно в Москву Ариадна и Марк. Они хорошо посидели тогда в уютном ресторанчике на берегу, отметили событие. Женя много смеялась, рассказывала о разных забавных случаях на тренировках, расспрашивала ребят о том, как сейчас в Москве. Делала все, чтобы не спрашивали про Дана. Чтобы не врать им про его занятость.

Потом они пошли к морю и фотографировали закаты, а потом Женька пошла спать, сославшись на то, что завтра снова выступать.

Звонили родители с сестрой, поздравляли ее и сокрушались, что не смогли прилететь.

– Но мы видели отрывки видео в Сети! – говорила мама. – Ты такая у нас молодец!

А он молчал.

Лежа в кровати, Женя сжала рукой свой четырехлистник и почувствовала, как по щекам побежали слезы.

Неужели это все?

Держала работа. Два спектакля в день. Лед и полные трибуны. Каждый раз, выходя на поклоны, она чувствовала, что живет. Что вот ради этого сюда и приехала – за своими зрителями. В Сети среди любителей фигурного катания спектакль обсуждался вовсю. И многие были восхищены их с Сеней парой, жалели, что они расстались. Жалел и Сеня. Лиза периодически появлялась и стерегла свое сокровище. Циммерман ходил довольный – его расчет удался.

А Женя спасалась утренними пробежками, очередной аудио-книгой, двумя спектаклями в день и разговорами с Вавой.

Они нашли подходящую песню. Вава сказала, что выступление Жени в Питере с продюсером согласовано, пластиковый лед будет. Надо только придумать, что можно изобразить на такой маленькой площадке.

– Я придумаю, – пообещала Женя.

А песня была словно про нее.

Для любви

Закончились слова,

Молчания пора –

Как способ убивать.

Я иду

По городу одна,

Я знаю, что должна

Учиться выживать

Без тебя…

5

Надин открыла кофейню. На самом открытии Ариадна не присутствовала, потому что майские они с Марком провели в Сочи, но после возвращения в ближайшие выходные заглянули.

Ариадна никак не могла поверить, что все это происходит с ней. Пару раз Марк даже пригласил ее к себе в квартиру, и Ариадна увидела довольно аскетичное мужское жилье. Минимум уюта, максимум функциональности. Они были такие разные, но им было так хорошо вместе.

Наверное, правда, что противоположности притягиваются. Тогда и получается единое целое.

Он стал называть ее Аришей. И хотя это производное совсем от другого имени, Ариадна не спорила. Нравится? Пусть. Она обожала целовать его лицо, когда после любви они лежали в постели и отдыхали. Легко так целовала – виски, лоб, щеки, губы.

– Кто бы мог подумать, что скромницы настолько страстные? – удивлялся Марк.

И Ариадна тут же краснела. Прямо до корней волос, которые он пытался все время распрямить. Оттягивал немного прядь, а потом отпускал и наблюдал, как она снова становится кудрявой.

В кофейне им понравилось, но Ариадна, восторгаясь интерьером и красивыми десертами, все же чувствовала себя не совсем в своей тарелке.

– Мне кажется, это заведение для более богатых людей, – сказала она Марку.

– Глупости, – не согласился он. – Ты просто почему-то решила сама, что не подходишь этой кофейне, и надо от этого чувства избавляться.

– Как?

– Заказать что-нибудь самое необычное.

Цены здесь были выше средних, но Марк говорил таким решительным голосом, что она сдалась и заказала нечто с названием «Нежность» и капучино. На картинке «Нежность» была похожа на белую лодочку из теста, наполненную свежими ягодами, посыпанными сахарной пудрой, а рядом – стаканчик с воздушным кремом.

Марк не умел говорить красиво, но все эти вещи, которые он для нее делал, – если Ариадна поздно заканчивала, забирал ее из «Жирафа», починил на кухне капающий кран, да даже его предложение заказать в кофейне что-то необычное, – все это говорило больше слов. Ни один мужчина никогда так не относился к Ариадне. Наверное, поведение Марка было всего лишь нормальным. Нет, не наверное, а точно. Просто в жизни Ариадне долго не везло. А вот теперь повезло.

Десерт оказался божественным.

– Сюда можно приходить только ради него одного, – сказала Ариадна.

– Я предпочитаю что-нибудь более простое, типа твоих пирожков. Зато съел так съел. А это, – Марк кивнул в сторону десерта, – больше для девочек. Хотя должен признать, у Надин здесь все очень круто.

– У Надин талант, – Ариадна немного помолчала. – Только мне кажется, что у нее сейчас что-то не очень ладится.

– В смысле? «Жираф», кофейня и не ладится?

– Не знаю, – Ариадна разглядывала крупную ягоду черники на белоснежной десертной тарелке. – Когда она с кем-то разговаривает или занята делом – огонь, а когда никто не видит – на лице появляется грусть. Как дымка. Мне так пару раз казалось.

– Тебе романы писать надо, а не письма, фантазерка. И съешь уже эту ягоду.

Марк часто оставался у Ариадны на ночь, это как-то само собой получалось. Вот и в тот день после посещения кофейни он привычно поднимался в квартиру вместе с ней. А перед дверью их ждал сюрприз в виде незнакомого и довольно смазливого мужика.

– Где ты так долго ходишь? – задал вопрос мужик. Причем он даже не поздоровался.

– Миша? Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду.

– Мог бы позвонить, чем ждать под дверью.

– Но ты же по телефону со мной не очень расположена разговаривать.

Марк остановился на лестнице, наблюдая за происходящим. Ариадна, еще недавно легкая и смешливая, стала вдруг напряженной, и голос ее зазвучал как натянутая струна. А мужик вел себя требовательно. Будто имел право. Кто он вообще такой?

– Нам не о чем с тобой разговаривать.

– Слушай, поиграла в гордость и хватит. Нормально жили, ну, гульнул, с кем не бывает. Ты-то сейчас ничего так выглядишь, похорошела, приоделась, а тогда была без слез не взглянешь. Сидит со своей швейной машинкой, зарывшись в лоскутах, любого мужика от такого недоразумения на сторону потянет.

Так это и есть, что ли, ее бывший? Марк поднялся на ступеньку вверх.

– Миша, ты зачем меня сейчас оскорбляешь? – голос Ариадны зазвенел.

Еще чуть-чуть, и заплачет.

– Ой, только давай без этих твоих заламываний рук. Я вернулся, все. Принимай.

Она замотала головой. И хоть стояла к Марку спиной, он точно знал, что глаза ее уже наполнились слезами. Она же нежная. С ней разве так можно?

– Слушай… – начал Марк, поднявшись на еще одну ступеньку.

– Парень, ты иди куда шел, прости, что загородили тебе проход. Это наши дела. Мы сами разберемся.

– Да нет, – Марк сделал последний шаг и оказался рядом с Михаилом, – боюсь, и мое тоже. Это как бы моя девушка.

– Чего-о-о?

– Я говорю, живем мы вместе, – сказал Марк и по-хозяйски обнял Ариадну за талию.

– Я не понял, – Михаил переводил взгляд с Марка на Ариадну. – Это шутка такая?

– Нет, не шутка, – тихо ответила Ариадна, – мы правда вместе.

Лицо Михаила покраснело и сразу перестало быть смазливым.

– Дура! – закричал он. – Нашла себе хахаля, поверила, что втрескался в тебя, да? Да ему квартира твоя нужна и больше ничего. Ты-то со своими наволочками и шторами ему зачем? Голову включи!

Слушать дальше Марк не стал. Он отпустил Ариадну, схватил наглеца под локоть и потащил его за собой на лестницу.

– Я попросил бы…

– Михаил, я хочу сказать тебе большое спасибо. Просто огромное спасибо тебе за то, что развелся с Ариадной. Потому что, если бы не это, у меня сейчас не было бы такой потрясающей девушки. Я правда тебе очень благодарен и только поэтому сейчас не ударю. Иди отсюда, мужик, и чтобы я больше тебя здесь не видел.

Михаил застыл на лестнице и смотрел на него круглыми от потрясения глазами. Даже рот открыл. Когда Марк повернулся к Ариадне, то увидел, что она смотрит на него точно такими же глазами. Да чего такого он сказал-то?

Марк снова поднялся на площадку, вынул из онемевших рук Ариадны ключи и открыл дверь. Она молча вошла в квартиру, а Марк, чуть задержавшись, повернулся к Михаилу:

– Выход внизу, если заблудился.

6

Это было первое совещание со Свешниковым после долгого перерыва. И впервые на памяти Полины оно проходило не в форме «докладчик-вопросы-ответы», а в форме свободной дискуссии.

Свешников выступал в роли безмолвного свидетеля, наблюдая, как его сотрудники спорят между собой. А вопрос был всего лишь по поводу обзвонов клиентов с целью уведомления их о новых банковских продуктах. Кто-то настаивал, что нужно специалистов по клиентскому обслуживанию посадить на телефоны, и пусть они с утра до вечера устраивают обзвоны. Кто-то был категорически против, говоря, что это попросту неэффективно. Свешников молчал.

Полина тоже не участвовала в обсуждениях. Честно говоря, она просто ждала, когда этот балаган закончится. Такие уважаемые люди, такие высокие должности, а ведут себя в пылу спора…

Хотелось на улицу. Посидеть на лавочке, подышать свежим воздухом, побыть в тишине.

К Нонне на праздники они съездили замечательно. Подруга от Олега осталась в восторге.

– Какой интересный мужчина, тебе надо срочно его брать. Или быстро застолбят другие, – сказала Нонна, когда они остались вдвоем и с удовольствием уминали привезенный ананас.

– Да я вроде уже… застолбила.

После чего обе посмотрели на ее выпирающий живот и рассмеялись. Пришлось признаться, что заявление в ЗАГС уже подано. Тогда Нонна заявила, что они с мужем обязательно приедут на регистрацию, даже если торжества не будет.

– А вы что по этому поводу думаете, Полина Александровна? – ворвался в воспоминания Полины голос председателя правления.

Она думает о том, как бы побыстрее все это закончилось.

– Я думаю, Павел Сергеевич, что телефонный обзвон можно оставить для клиентов, находящихся на индивидуальном обслуживании. Обычно такие клиенты знают своего персонального менеджера, его телефонный номер, и в этом случае диалог будет конструктивным и полезным. А когда мне, например, звонят с неизвестных номеров разные банки и предлагают свои карты, простите, но это всегда не вовремя, неудобно, и я просто обрываю разговор. Абсолютно бессмысленная вещь. Наверное, лучше сделать СМС-рассылку с информацией о новых продуктах и изменениях ставок по кредитам и вкладам. Мне кажется, это более действенная вещь. К тому же вся полезная информация остается в телефоне.

– Я не согласна, – тут же подала голос Агния. – Телефонный разговор – это всегда возможность задать вопросы и получить на них исчерпывающие ответы. Мне кажется, Полина Александровна, вы неправы.

Почему здесь присутствовала Агния, Полина не знала. Сама же пресс-секретарь принимала это как данность, потому что уже видела себя преемницей и вела соответствующе: не скрывая, ждала ухода Полины в декрет.

А у Полины очень болела спина, но она заставляла себя сидеть прямо.

– Агния Станиславовна, я спросил мнение Полины Александровны. Когда мне захочется послушать вас, я об этом скажу, – негромкий голос Свешникова моментально установил тишину в конференц-зале. – Что у нас с Отрадным? Я понимаю, что в ближайшем будущем вам будет проблематично вести этот проект. Кому думаете передать кураторство?

– Если позволите, Павел Сергеевич, я пока продолжу вести его сама. Тем более что официальное открытие усадьбы уже близко. Ремонтные работы дома почти подошли к завершению, интерьеры – это вопрос долгий. Но даже сейчас главный дом уже готов к приему посетителей. Во всяком случае, несколько его залов. Полным ходом идут восстановительные работы в церкви, обустраивается парк. Более того, насколько я знаю, удалось найти наследницу князей Черкасских. Элизабет Джонсон, шестьдесят лет, сейчас она проживает в Америке. С ней связались, и есть большая вероятность, что миссис Джонсон приедет на открытие.

– Очень хорошо, – Свешников сделал пометки на лежащем перед ним листе бумаги. – Продолжайте.

– В соседнем городке есть краеведческий музей, где хранятся некоторые вещи из усадьбы. Они были перемещены туда после революции. Их таким образом спасли от разграбления. В этом музее находятся абсолютно уникальные экспонаты, как, например, шкатулка из моржовой кости работы XVIII века. Пока возвращение вещей в Отрадное проблематично, музей не хочет расставаться со своими сокровищами, но я думаю, что все же некоторые предметы получить удастся.

Полина не выдержала и откинулась на спинку стула, сдержав вздох. Еще бы туфли скинуть, но потерпит.

– У вас все, Полина Александровна? – Свешников поднял голову от своих заметок.

– Все, Павел Сергеевич.

– Ну что же, нам нужно будет заранее подготовить развернутый материал об этой усадьбе и разместить его на сетевых площадках и в печатных изданиях. Однако сделать это надо умно и аккуратно. С одной стороны, рассказать об истории места, его ценности для русской истории, но при этом не забыть и про роль банка в восстановлении Отрадного, а также упомянуть о том, что наш банк принимает активное участие в государственной программе «Культурное наследие». Вот этим, Агния Станиславовна, я думаю, займетесь вы. Заодно и про шкатулку напишите.

Шкатулка