Мужчины, как по команде замолчали, и уставились на меня удивленными взглядами.
– И тебя с праздником, красная девица, – отозвался один из стариков. Он был одет в красивый полушубок, отороченный мехом, а возле его ног лежала длинная белая палка с набалдашником, напоминающим серебряную звезду. – Кто ты такая и зачем к нам пожаловала?
– Я – Надя, – ответила ему. – Я шла в Некрасовку, но сбилась с пути. Не могли бы вы показать мне дорогу? Очень хочется добраться до деревни до того, как наступит полночь.
– Покажем, конечно, – кивнул старик. – Отчего ж не показать? Только ты, Наденька, у костра нашего посиди маленько, обогрейся. Замерзла, небось?
Замерзла, не то слово. И устала. А уж как есть хочу – словами не передать. Мужчины, впрочем, поняли это без всяких слов. Один из них – высокий светловолосый парень уступил мне свой раскладной стул, а его сосед – кругленький коренастый мужчина налил кружку горячего чая.
– А зачем ты, милая девушка, в зимний лес с корзиной пришла? – поинтересовался светловолосый. – За грибами, что ли?
– И за ягодами, ага, – усмехнулась я. – Корзина – это подарок для тети Даши.
– Так ты, стало быть, в Некрасовку со станции идешь, – понятливо кивнул старик с белой палкой. – На новогодние праздники к тетушке приехала?
– Вроде того, – ответила я. – Только Даша мне не тетушка, а мачеха. Мы с Марусей, моей сводной сестрой, всегда у нее Новый год отмечаем. Но Маруся недавно вышла замуж и улетела с супругом к его родне, поэтому к мачехе я приехала одна.
– Электричка приходит в сумерках, а до деревни идти далеко, – заметил еще один турист – рыжий, как пламя костра. – Отчего же тебя никто не встретил?
Я пожала плечами.
– Некому меня встречать. У тети Даши ноги болят, по сугробам она далеко не уйдет. А другой родни у меня нет.
– А отец?
– И отца нет. Он умер десять лет назад.
Мужчины переглянулись.
– А с мачехой ты, стало быть, живешь дружно, – заметил коренастый дяденька, протягивая мне печенье. – Это редкость. Падчерицы со второй женой отца общий язык далеко не всегда находят.
– У нас с тетей Дашей полное взаимопонимание, – улыбнулась я. – Я ее люблю, как родную маму. И даже больше. Она ведь, когда умер папа, могла меня в детский дом отправить. У нее своя дочка была, а тут я – наследство от мужа-алкоголика. И никакой родни, которая помогла бы ей с двумя девчонками. А Даша меня не только у себя оставила, но и воспитывала так же, как и Марусю. Мне тринадцать лет тогда было, я все видела и понимала: и как мачеха деньги экономит, чтобы нам новые колготки купить – на зарплату школьной учительницы не сильно разгуляешься, и как выходила на трассу яблоки продавать, чтобы лишнюю копеечку заработать и в копилку отложить – нам с Марусей на образование. Мы ее стараниями в школе отличницами были, а потом университеты окончили. Я недавно на хорошую работу устроилась. Через год думаю квартиру купить. Если куплю, Дашу из деревни в город перевезу. Здоровье у нее уже не то, да и тяжело ей в Некрасовке одной. Маруся-то теперь далеко, а я близко.
Несколько минут мы молчали. Я пила чай, туристы задумчиво смотрели в огонь.
– Почему же ты мачехе в подарок пустую корзину несешь? – спросил рыжий мужчина.
– Она больше ничего не возьмет, – усмехнулась я. – Да еще подзатыльник отвесит – чтобы деньги на ветер не выбрасывала. Говорит, у нее все есть, а если что-то понадобится, сама себе купит. Корзине Даша обрадуется, ее лукошко еще летом прохудилось, а с ведром она за грибами и ягодами ходить не привыкла. Я, правда, хотела в корзину цветов положить – Даша их любит почти так же, как нас с Марусей, но побоялась, что они на морозе замерзнут.
– Какие же цветы любит твоя мачеха? – подал голос давешний светловолосый парень.
– Любые, – улыбнулась я. – А больше всех – подснежники. Каждую весну ходит в лес ими любоваться. Только где же их теперь найдешь? На дворе зима, а в магазинах подснежники не продаются.
– Не продаются, – согласился парень. – Но ведь сегодня Новый год – праздник, когда исполняются желания и происходят чудеса. Брат Декабрь, – обратился он к старику в нарядном полушубке, – одолжи мне на пять минут свой посох. Надо Наденьке помочь.
– Бери, – согласился старик, передавая ему белую палку. – Заодно путеводную тропу сотворишь. Дарья-то, небось, падчерицу уже заждалась.
Светловолосый взял палку в руки, отошел от костра, а потом трижды стукнул ею по земле. В тот же миг на меня дохнуло мягким теплом, таким, какое бывает весной, когда природа просыпается от зимнего сна. Снег начал стремительно таять, и спустя несколько секунд поляна превратилась в зеленый ковер, на котором распустились белые головки подснежников.
– Что это?.. – изумленно пробормотала я, начиная подозревать, что добрые туристы заварили мне не чай, а какую-то галлюциногенную дрянь. – Как это?.. Что происходит?!
– Это новогоднее чудо, – улыбнулся светловолосый. – Ровно на пять минут. Не теряй времени, красавица, собирай цветы. И не тревожься – до Некрасовки ты донесешь их в целости и сохранности.
Пару секунд я молча смотрела ему в глаза, а потом кинулась рвать подснежники. Как только последний из них переместился в мою корзину, подул суровый зимний ветер, и поляна снова покрылась снегом. Светловолосый еще раз стукнул по земле посохом, и от костра к деревьям протянулась узенькая полоска зеленой травы.
– Иди по этой тропке, – сказал мне парень. – Минут через десять выйдешь прямо к деревенской околице. Главное, не оглядывайся назад и не сворачивай в сторону.
– Спасибо, – с чувством ответила я. – Спасибо вам всем.
А потом поудобнее перехватила корзину с цветами и резво зашагала вперед.
– Хорошая девушка, не правда ли, братец Апрель? – сказал рыжий Октябрь, когда Надя скрылась за деревьями.
– А еще добрая и уравновешенная, – заметил Август. – На магию отреагировала спокойно – не тряслась, не кричала, не истерила. Присмотрись к ней. Ты у нас один холостой остался. Глядишь, и тебе новогоднее волшебство пригодится. Хорошая жена – лучшее чудо на свете.
Светловолосый Апрель улыбнулся и молча кивнул.
Свет мой зеркальце, скажи…
Пронзительный звук охотничьего рога на мгновение заглушил гомон людских голосов. Конюхи привели во двор лошадей, и мужчины, снова зашумев, поспешили оседлать своих скакунов.
Елисей сжал мою ладонь, а потом наклонился и нежно коснулся ее губами.
– Не скучай, – тихо сказал мне на ухо. – До захода солнца вернемся.
Я ласково улыбнулась, крепко пожала его пальцы. Слуга подвел к крыльцу гнедого коня, и муж тотчас же вскочил в седло. Всадники расступились, пропуская государя вперед, а потом дружной кавалькадой поскакали к воротам и вскоре скрылись из вида.
Дождавшись, когда шум лошадиных копыт стихнет вдали, я вернулась в терем и, жестом отпустив служанку, поднялась в свою светелку. Плотно прикрыла дверь, затворила открытое окно. А затем подняла крышку кованого сундука и вынула из него небольшое зеркало в резной деревянной раме. Аккуратно протерла платком стекло и произнесла:
– Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи…
– Ты на свете всех милее, всех румяней и белее, – тут же перебил меня глухой голос из зеркальной глубины.
Я закатила глаза. Похоже, замашки предыдущей хозяйки впитались в чудесный артефакт намертво.
– Посмотрим, что ты скажешь лет через десять, – фыркнула я. – Покажи-ка мне лучше Ратибора.
Стекло заблестело, и в его прозрачной глубине появилось лицо кареглазого мужчины с черной густой бородой и белесым шрамом на правой щеке.
– Здравствуй, брат, – с улыбкой сказала ему.
– Здравствуй, сестрица, – радостно отозвался мужчина. – Рад тебя видеть, дорогая!
– Взаимно, Ратибор, – кивнула я. – Как дела на восточной границе? Я слышала, вы отбили очередное нападение богужан.
– Было дело, – кивнул он.
– Потери?
– Полсотни пеших и два десятка конников.
Мои брови взлетели вверх.
– Этих собак было больше, чем обычно, – объяснил богатырь. – Судя по всему, они объединились с одним из соседних племен. Лучники у них меткие, как черти. Они-то моих всадников и сняли. Есть подозрение, что через неделю-две богужане вернутся и приведут с собой войско посерьезнее.
– Нужно подкрепление?
– Нужно, но не мне, а Авдею и Борису. Они пообещали прислать пару сотен воинов. Да и Ярополк десяток-другой пришлет.
– По Авдею могут ударить тиверцы, – заметила я. – Сейчас они не высовываются, но как только узнают, что его войско поредело, мигом поднимут головы. Стоит ли забирать у него столько солдат?
– Авдеева крепость находится ко мне ближе всех, – развел руками Ратибор. – Можно, конечно, обратиться к другим братьям, но их люди прибудут только через месяц.
– Я переброшу к тебе из столицы резервный гарнизон. По поводу расстояния не волнуйся, я знаю способ его сократить.
Глаза Ратибора сверкнули.
– Уж не собираешься ли ты, Еленушка, обратиться за помощью к Евпату-колдуну?
– Обратиться за помощью? – усмехнулась я. – Что ты, брат, этот старый ведьмак просьб не понимает. Поэтому я его не прошу, я ему приказываю. Не переживай, он даст мне столько путеводных артефактов, сколько потребуется. А если силенок хватит, сотворит парочку полноценных порталов. Готовь казармы, в течение недели перебросим к тебе подкрепление. А Авдеево войско не трожь. Оно ему самому надобно.
Богатырь криво улыбнулся.
– Знаешь, что меня удивляет, сестрица? Что военные дела я обсуждаю с тобой, а не с царем или, хотя бы, с царским воеводой. Где они, кстати?
– На охоте. Будут к вечеру. У Елисея настроение загнать кабана.
Ратибор покачал головой.
– Напомни мне, Елена, почему на царство венчали не тебя, а твоего мужа?
– Потому что женщина на троне – невидаль и дикость. Ну так что ж? Мне и без трона хорошо. Мои приказы царедворцы исполняют быстрее, чем Елисеевы.
– Побаиваются, небось? – хмыкнул богатырь.