– Скажи, Наташа, что ты знаешь о моей жене? – тихо произнес он. – Откуда она родом, кто ее родители, где она училась, как мы с ней познакомились?
Я открыла рот, чтобы ответить, и сразу же его закрыла. Потому что поняла: ответить мне нечего. Напрягла память, однако она показала большой масляный кукиш.
Что же получается? Олеся столько времени была членом моей семьи, а я ничего о ней не знаю?.. Но ведь так не бывает. Когда общаешься с человеком, так или иначе, узнаешь отдельные факты его биографии. В каком-нибудь разговоре непременно мелькнет злобная учительница, тиранившая этого человека в седьмом классе, кислые яблоки, которые он таскал из соседского огорода или разгульная вечеринка, в коей он принимал участие на втором курсе университета.
В отношении же Олеси ничего подобного вспомнить не получалось.
Вообще, мое знакомство с этой девушкой произошло пять лет назад. В тот прекрасный летний вечер старший брат привел ее в родительский дом и сообщил, что намерен на ней жениться. Его невеста нам сразу понравилась. Скромная, милая, улыбчивая, красивая, как ангел, она произвела хорошее впечатление даже на нашего хмурого ворчливого отца. Володя тогда упомянул, что познакомился с Олесей в деревне, куда ездил, чтобы подготовить к продаже дом, оставшийся в наследство от почившего деда. А еще, что она сирота. На этом мои сведения о ее девичьей жизни заканчивались.
Странно. Очень странно, что за все последующие годы я не удосужилась узнать о ней больше. Это при том, что у нас с Олесей сложились чудесные взаимоотношения. Мы с родителями были уверены: лучшей жены для Володи попросту не существует. После свадьбы их дом как-то сразу стал полной чашей. Брат, который до женитьбы не мог найти постоянную работу, вдруг получил хорошую должность в крупной корпорации, стал зарабатывать большие деньги, купил новую квартиру.
Олеся же оказалась отличной хозяйкой. Их квартира всегда сияла чистотой, в ней пахло розами и пирогами. Еще невестка была прекрасной рукодельницей. Она умела все: шить, вязать, вышивать, плести кружева, рисовать, лепить из глины… Когда я собралась выходить замуж, Олеся своими руками сшила мне подвенечное платье, да такое, что гости решили, будто мы купили его у именитого дизайнера.
Володя супругу обожал. Почти боготворил. Спустя несколько лет после свадьбы продолжал осыпать подарками и цветами. Олеся же смотрела на мужа влюбленными глазами и создавала ему такой уют, о котором можно было только мечтать. Она нигде не работала, полностью отдавая себя семье, и умудрялась при этом выглядеть так же свежо, молодо и стильно, как и до замужества.
Единственным, что омрачало их счастье, было отсутствие детей. Впрочем, это обстоятельство напрягало не столько самих счастливых супругов, сколько наших с Володей родителей. Им хотелось понянчить внуков, однако те появляться на свет отчего-то не торопились.
Общаться с Олесей было очень приятно. Она могла поддержать разговор на любую тему и всегда с интересом слушала собеседника. При этом о себе не рассказывала ничего. Самое забавное, что я поняла это только сейчас. Никому отчего-то не приходило в голову расспросить ее о детстве, о друзьях или о чем-то еще, не связанном с семейной жизнью. Сама же она подобной инициативы никогда не проявляла.
Интересно, почему?
– Не заморачивайся, – усмехнулся брат. – О ней никто ничего не знает. Даже я.
Похоже, у него все-таки проблемы. С головой, да. Допился с горя до зеленых чертей.
Володя, между тем, продолжал:
– Помнишь, Наташа, когда мы были детьми, дед рассказывал нам легенду о лесных девах? Живут, мол, в дремучих чащах девицы-чародейки – дочери лесного царя. Увидеть их непросто, потому как от людских глаз они привыкли прятаться. Разглядеть этих дев можно лишь тогда, когда они приходят купаться к лесному озеру.
– Помню я эту историю, – кивнула в ответ. – В ней царевич-королевич этих лесавок подкараулил, и пока они в водичке плескались, украл у одной из них рубашку. Когда же девица попросила рубашку вернуть, потребовал, чтобы она вышла за него замуж. Дева согласилась, и жили они потом долго и счастливо, пока лесавка в его сундуке свою рубашку не нашла и обратно в лес не вернулась. Ты к чему про эту сказку вспомнил-то?
– К тому, что в ней есть доля правды. Помнишь, пять лет назад, когда умер наш дед, я поехал в деревню, чтобы подготовить к продаже его старый дом?
– Ну.
– Я же тогда в деревне почти месяц провел. Дыры в полу латал, крышу чинил, дымоход чистил. Устал страшно, и в какой-то момент решил выходной себе устроить – на рыбалку сходить. Рядом с деревней стоит лес, а в лесу есть небольшое озерцо. К нему-то я на ранней зорьке и отправился. Пришел на берег и вижу: на траве белые платья лежат, а в воде девушки незнакомые плещутся. Вспомнил я тогда дедову сказку и захотел над девушками подшутить. Пока они купались, стащил потихоньку платье одной из них и в кустах спрятался. Девчонки еще минут двадцать поплавали, а потом стали выходить на берег и одеваться. Все они были, как фотомодели, красивые и фигуристые. А одна красивее всех. Не модель – богиня. Я, Наташка, когда ее как увидел, умом двинулся, будто мальчишка. Ни вздохнуть не мог, ни шевельнуться. Подруги-то ее оделись и в лес ушли, а она осталась. Оказалось, что я ее платье забрал, представляешь? Она его долго искала, весь берег осмотрела, пока не сообразила, что одежда пропала не сама по себе. Стала красавица просить: отдайте, мол, уважаемый вор, мои вещи. Я, мол, в долгу не останусь, хорошие деньги за них заплачу. Я тогда из кустов вышел, платье показал и говорю: «Деньги мне твои не нужны. Если согласишься стать моей женой, тогда одежду верну». А она в ответ засмеялась – звонко так, весело. «Как же, – говорит, – ты на мне женишься, если я – не человек? Это я сейчас девушкой кажусь, а как платье надену, стану бесплотным духом и в чащу улечу». «Значит, – отвечаю, – этот балахон останется при мне. А ты за меня просто так выходи». Долго мы, Наташка, спорили. Я перед ней и на коленях стоял, и лбом о землю бился, а она смеялась и головой качала. Насилу уговорил. Видно, понравилось ей, как я в любви клялся и вечную верность обещал. «Ладно, – сказала, – выйду я с тобой из леса. Но с условием: станем мы вместе жить-поживать ровно до тех пор, пока я свое платье не найду. Ты же смотри, спрячь его получше, не то жизнь наша супружеская окажется короче зеленой травинки».
– Погоди, – перебила я. – Володь… Ты сейчас про знакомство с Олесей рассказываешь?
– Да, – грустно улыбнулся он. – Думаешь, я сошел с ума? Нет, сестренка, именно так все и было. Нарядил я ее тогда в свою футболку и привел в дедов дом. Она там старые шторы нашла и сшила себе из них новый наряд – на первое время. Потом я Олесеньку в город привез и с вами познакомил. Про то, как мы жили дальше, ты знаешь. Пять лет, что я провел рядом с ней, были самым счастливым временем в моей жизни. Сколько в Олесеньке было света, Наташа! Сколько уюта и тепла! В то, что моя жена – лесавка, я сначала не верил. Думал, она нарочно сказки рассказывала, чтобы меня сильнее распалить. В том, что это чистая правда, меня ее платье убедило. Оно действительно оказалось волшебным. Я его и в огне сжигал, и в землю закапывал, и на мелкие лоскутки резал, а оно каждый раз ко мне целым возвращалось. Однажды я его в офис унес – спрятал среди папок с документами. Вечером пришел домой, открыл шкаф, а оно на вешалке висит. А жена его будто нарочно искала – каждые три месяца устраивала генеральную уборку, вещи с места на место перекладывала, все полки, все антресоли перетряхивала. Два года назад я этому чудо-балахону постоянное место все-таки нашел – запихал в ящик со старыми рыбацкими снастями, в который Олеся никогда не заглядывала. Лежало оно там тихо и мирно, до тех пор, пока мне отец новую удочку не подарил – неделю назад, когда вы к нам в гости пришли. Помнишь? После того, как мы вас домой проводили, я стал посуду со стола убирать, а Олеся решила удочку в кладовку отнести. Ушла – и пропала. Нет ее и нет. Я посуду оставил и сам в кладовку пошел. Подхожу и вижу – стоит моя жена возле рыбацкого ящика и платье свое треклятое в руках держит. Я только охнуть успел. Она на меня печально взглянула, накинула его себе на плечи и в воздухе растворилась. Как облачко в жаркий день.
Брат глубоко вздохнул.
– Я той же ночью отправился в тот лес, где мы с Олесей впервые увиделись. Трое суток по нему ходил. Звал ее, выл, как дикий зверь. И все без толку. Нет у меня больше жены, сестричка. Ушла она от меня. Безвозвратно.
По его щекам покатились слезы. Я погладила его по голове, а потом осторожно обняла за плечи.
В квартире брата я пробыла до позднего вечера. Сделала уборку, приготовила еды, уговорила Володю принять душ и побриться. Потом мы долго сидели на ковре в гостиной, пили чай и вспоминали его счастливую семейную жизнь.
Истории, которую рассказал брат, я не поверила ни на грош, решив, что он придумал ее в алкогольном угаре. Лесавки, волшебные платья… Гораздо вероятнее, что жена просто сбежала от него к тайному любовнику. Или (не дай Бог!) случилась какая-нибудь трагедия, о которой Володя хочет забыть.
Между тем, разбираться в этом сегодня не было смысла. Брату требовалось несколько дней, чтобы просто прийти в себя. Я решила дать ему это время, а уже потом записывать его на прием к психиатру и заново расспрашивать о том, куда делась его супруга.
На следующий день мобильный телефон Володи оказался вне зоны действия сети. Обуреваемая нехорошим предчувствием, я бросила все дела и вновь поспешила к нему домой.
На этот раз входная дверь была заперта, и я открыла ее ключом, который несколько лет назад брат на всякий случай оставил у родителей.
В квартире не было ни души. На кровати в спальне навалом лежали джинсы, футболки и белье, будто Володя в спешке куда-то собирался. На всякий случай я внимательно осмотрела все комнаты, пока мое внимание не привлекло кухонное окно.
В центре его стекла, прямо на уровне глаз красовалось странное пятно. Я подошла ближе и с возрастающим удивлением поняла, что это буквы, написанные пальцем с обратной стороны. Угловатая вязь, подозрительно похожая на почерк моей невестки складывалась в надпись: «Найди меня…».