Главный герой романа, библиотекарь Генри Детамбль, страдает редким генетическим заболеванием – он обречен, вне зависимости от желания, «выпрыгивать» из своего времени и перемещаться то в прошлое, то в будущее. Причем двигается по оси времени лишь его одинокое тело; все прочее – вещи, одежда, обувь, даже зубные пломбы – остаются на месте. Цитата: «Иногда кажется, что просто на мгновение отвлекся. Потом, без предупреждения, понимаешь, что книга, которую ты держал, красная хлопчатобумажная рубашка в клетку с белыми пуговицами, любимые черные джинсы и бордовые носки, протертые почти до дыры на одной пятке, гостиная, уже почти закипающий чайник на кухне – все это исчезло. Ты стоишь голый, как дурак, по щиколотку в ледяной воде, в канаве у незнакомой сельской дороги…»
Каждый раз главный герой попадает неведомо куда и вынужден адаптироваться к реальности прежде, чем он так же спонтанно вернется назад. Впрочем, автора книги интересует не столько описанный феномен, сколько история многолетних отношений Генри и Клэр – девушки, которая любит нашего героя с детства и принуждена мириться с его исчезновениями и возвращениями. Писательнице удалось реалистически описать семейную жизнь в таком вот невозможном, немыслимом, экстремальном режиме. Сам Генри уверен в жестком детерминизме окружающего его мира: все, что должно случиться, уже случилось, и надо иметь мужество жить с сознанием этого – в том числе и с информацией о дате собственной смерти. Герой не просто знает дату: он и видел уже свой труп, – но тем не менее продолжает испытывать нормальные человеческие чувства в нечеловеческих обстоятельствах. Любовь приговоренных к смерти, любовь на краю пропасти, любовь во время чумы… с чем еще можно сравнить рассказанную романисткой историю?
Впрочем, дар Генри – не только беда, но и благо: он позволяет герою, например, встретить свою выросшую дочь уже в том году, когда сам он календарно мертв, и увидеть свою жену через много-много лет. Парадокс? Безусловно. В том и мастерство Одри Ниффенеггер, что романное повествование, состоящее из этих парадоксов, ничуть не теряет убедительности. Автору удалось почти невозможное: соединить качественную, психологически достоверную мелодраматическую историю с замечательно придуманной историей научно-фантастической. Не будь любовной темы, сюжет превратился бы в цепочку спецэффектов. А не будь фантастического допущения, книга бы не состоялась вообще. Герой любит героиню, она любит его, потом он погибает, но… В этом «но» – самое важное. «Как читателя меня мало интересуют произведения, действия которых происходят в реальных плоскостях», – признавалась романистка в интервью.
Роман Одри Ниффенеггер – самое яркое, но не единственное в англоязычной фантастике сочетание любовной темы с темой хронопутешествий. В качестве другого примера можно вспомнить, скажем, роман Ричарда Матесона «Где-то во времени» (1975). Писателю Ричарду Кольеру позарез нужно перенестись из своего 1971 года в 1896-й. Он хочет встретиться с блистательной актрисой Элизой Маккенна, чью фотографию увидел в музее и влюбился – впервые в жизни, сразу и без оглядки. Но как попасть в эпоху Элизы, если машина времени (см.) не изобретена? Способ у фантастов есть. В 1970 году Джек Финней написал роман «Меж двух времен», где дал совет желающим переместиться в прошлое. Надо лишь очень захотеть, сосредоточиться, окружить себя вещами из того времени, куда хочешь попасть, и музыкой той поры, а затем сильно напрячься, прикрыть глаза и ждать-ждать-ждать. Не факт, что влюбленный Ричард Кольер читал Финнея, но интуитивно он поступил так, как предписывалось. И, представьте, добился своей цели…
Вывод авторов фантастических мелодрам прост, но прекрасен: в мире существует любовь, не угасающая вопреки катастрофам, войнам и иным обстоятельствам непреодолимой силы – среди которых на первом месте хронометр и календарь.
Жихарь
Так зовут героя цикла трех романов Михаила Успенского – «Там, где нас нет» (1995), «Время Оно» (1997), «Кого за смертью посылать» (1998). В первом же романе (удостоен премии «Странник») удалой богатырь Жихарь, живущий в условном времени и пространстве (Многоборье), явлен нам во всей красе: он вбирает в себя черты былинного добра молодца, сказочных Ивана-дурака и Ивана-царевича, пушкинского Балды и гоголевского Вакулы, и еще много всего – исторического, литературного и современного (на контрасте эпох построено много остроумных «гэгов»).
Автор использует кинематографическую форму road movie. Главный герой с новыми спутниками (безымянный принц, петух, мудрый Лю Седьмой из Чайной страны) отправляются в путешествие; их цель – исполнить некую миссию, которая им поручена колдуном Беломором. Описывая путь героев, Успенский экспериментирует, сближает миры, прокладывая новые тропы. И если англоязычные коллеги, например, засылали персонажей в обжитую страну традиционных fantasy с их атрибутами, то Успенский селит героев фантастики в неисхоженном (в этом жанре) краю соцарта.
Автор сопрягает архаичный былинно-фольклорный языковой пласт то с современным просторечием горожанина, то с навязшим в зубах казенно-бюрократическим лексиконом советской эпохи. Во второй книге Успенский возвращается к похождениям уже знакомых героев. Задействованы не только фольклорные источники (их автор изучил отменно) и залежи «совковых» стереотипов, въевшихся в наш менталитет, но и библейская атрибутика; на этом отчасти строится сюжет. Квест вновь украшен причудливой и неповторимой словесной амальгамой: смех возникает в тот момент, когда юмор ситуативный взаимодействует с юмором филологическим. Третий роман цикла, уступая первому в оригинальности, даже ярче, чем предыдущий. Богатырь Жихарь, став князем родного Многоборья, не утрачивает лучших качеств. Он по-прежнему участвует в небезопасных квестах и притягивает к себе литературную игру: аллюзии, стилизации, пародии.
Метод литературного оксюморона тоже действует безотказно. Если, например, в первой части есть эпизод, где фабула книги «Как закалялась сталь» пересказана языком народной сказки, а во второй части история Жени Лукашина из «Иронии судьбы» превращается в трагический сюжет японской средневековой прозы (с финальным харакири), то в заключительном романе нас ждет подлинная жемчужина – «былинное» переложение популярного голливудского фильма. Вот небольшая цитата из этого дивного хулиганства: «Как во том ли граде Новоерковом, / Не то в Квинсе, братцы, не то в Бруклине, / Не то в бедном во Гарлеме в черномазыим, / А не то на веселом Кони-Айленде, / А и жил там поживал старинушка, / Поживал там тот ли славный тихий дон, / Славный тихий дон Корлеонушка, / Корлеонушка-сиротинушка / Из далекой страны Сицилии…»
В целом «жихаревская» трилогия, где сплелись фантазия и филология, юмор и сатира, уже обеспечила автору место в Зале славы российской литературы независимо от жанра. Однако своим «Жихарем» Успенский не дал толчок новому направлению в отечественной фэнтэзи (см.), и у него нет продолжателей и учеников: автор был слишком уникален. Неповторимый и незаменимый кустарь-одиночка, знаток фантастики и фольклористики, Успенский создал чудо-механизм, который работал, но только в руках создателя. А без него – никак…
Журналы фантастики
Существуют периодические издания, публикующие фантастические произведения, а также статьи, обзоры, интервью, авторские колонки, читательские письма на тему научной фантастики (см.) и фэнтэзи (см.). Массовые специализированные журналы такого рода появились после Первой мировой войны в Соединенных Штатах Америки: в 1926 году возник ежемесячник Хьюго Гернсбека «Amazing Stories», выходивший до 2007 года. Главный редактор, автор романа «Ральф 124 С 41+» (это имя главного героя), и сам писал «научно-техническую» прозу, и публиковать старался – поначалу, по крайней мере, – тексты, по тематике близкие к «научпопу».
Заметим, что в 40–70-е годы ХХ века самым распространенным форматом для фантастики считался рассказ: читатель получал в одном номере несколько произведений, по возможности хорошо иллюстрированных. В таких журналах печатались и романы, конечно, но все же малая форма оставалась самой демократичной, а среди писателей ценились те, кто мог на нескольких страницах рассказать необычную историю. «Господи, благослови те маленькие журналы, где молодые писатели до сих пор могут публиковать рассказы, получая за это авторские экземпляры», – позднее напишет Стивен Кинг, дебют которого состоялся на страницах одного из этих изданий.
Но вернемся к конкретике. Среди других американских первопроходцев называют «Fantasy & Science Fiction» Энтони Бучера (первый номер вышел в 1949 году под названием «The Magazine of Fantasy», впоследствии среди авторов были такие знаменитости, как Рэй Брэдбери, Теодор Старджон, Деймон Найт и другие), «Galaxy Science Fiction» Горация Голда (возник в 1950 году и за десять лет успел опубликовать ставшие популярными произведения Роберта Хайнлайна, Альфреда Бестера, Харлана Эллисона и др.) и, конечно, «Astounding Science Fiction» (он же «Analog») при Джоне Кэмпбелле (1937–1971), который печатал Клиффорда Саймака, Айзека Азимова, Пола Андерсона, Гарри Гаррисона и прочих нынешних корифеев. Все лучшее из англоязычной фантастики, переводившееся у нас, например, для серии «ЗФ» (см.), сперва «обкатывалось» именно в таких журналах…
Вы спросите, как в годы расцвета названных американских изданий развивалась фант-периодика в СССР? Никак. Ее попросту не было. Сборник «Искатель» (1961), приложение к журналу «Вокруг света», по подписке не распространялся, в свободную продажу не поступал, да и фантастика в нем делила скудную жилплощадь с детективом. В 1964 году советские фантасты еще надеялись, что «толстый» журнал такого рода вот-вот будет создан, и даже вели дискуссии в «Литгазете». Генрих Альтов опасался, что когда такое издание появится, будет хуже: фантастику прогонят из остальной периодики. Его оппоненты дружно уверяли скептика, что будет лучше, притом «в ближайшее время. Журнал научной фантастики возникнет и будет жить!» Увы, надежды не оправдались. На протяжении многих лет советские фантасты с завистью поглядывали на коллег из соцлагеря: венгерская «Galaktika» появилась в 1972 году, польская «Fantastyka» – в 1982 году, а у нас все было глухо до 1990 года, когда в Минске возник настоящий журнал «Фантакрим-МЕГА». Он был отлично иллюстрирован, там была хорошая проза и множество приятных мелких рубрик (просуществовал с перерывом восемь лет).