Роман Григорьевич как редактор активно противился банальности, невежеству и обскурантизму, а все остальное (в той или иной форме) имело шанс на публикацию. Не умаляя самого понятия «научности», Подольный, однако, не делал из него культа и не превращал в фетиш. «Я имею в виду не научную непогрешимость затрагиваемых автором идей, – объяснял он мне, – а определенный мировоззренческий подход к тому, что мы называем наукой. И тогда фантастика остается научной, даже когда конкретная идея “выходит в тираж”, а произведение продолжает жить: “Маракотова бездна” Конан Дойла, некоторые книги Ж. Верна или, скажем, роман “Люди как боги” Г. Уэллса, в основе которого лежит неверно понятая писателем теория относительности Эйнштейна».
Просматривая оглавление «Знание – сила» за годы, когда отделом рулил Подольный, видишь: среди тех, кого он печатал в журнале, почти нет случайных, проходных авторов, чьи фамилии сегодня уже никому и ничего не говорят. Если это переводная science fiction, то читателю предлагались лучшие рассказы Клиффорда Саймака и Роберта Шекли, Фредерика Брауна и Пола Андерсона, Артура Кларка и Курта Воннегута, Боба Шоу и Р. А. Лафферти, Майкла Коуни и Джека Финнея, Теодора Старджона и Дэниэла Киза («Цветы для Элджернона», о да!), Деймона Найта и Эрика Фрэнка Рассела (едва ли не самый пронзительный рассказ Рассела, «Свидетельствую», впервые появился в русском переводе на территории «Страны Фантазии»). Здесь пренебрегали той трусливой процентной нормой (на одного американца – одного представителя соцстран), которая, увы, превращала немалую часть «мировских» томиков «ЗФ» (см.) в «братские могилы». Если уж в журнале брались печатать фантаста из Польши, можете не сомневаться: то был Станислав Лем («Ловушка Гарганциана», «Куно Млатье. Одиссей из Итаки», «137 секунд», «Блаженный» и др.). Кстати, в одну компанию с фантастами могли заодно попасть Сомерсет Моэм, Славомир Мрожек, Вуди Аллен…
Компания отечественных авторов, прописанных в «Стране Фантазии», не менее представительна. «В подвале у Романа» собирались творцы штучные, со своим голосом. Одно перечисление имен из оглавлений – готовый список для Зала славы советской НФ 60–80-х. Владимир Савченко и Илья Варшавский, Ольга Ларионова и Валентина Журавлева, Генрих Альтов и Павел Амнуэль… Мало вам? Еще Владимир Михайлов, Феликс Кривин, Дмитрий Биленкин, Владлен Бахнов, Михаил Емцев… Прибавьте к этому статьи Всеволода Ревича и пародии Владимира Волина. Прибавьте роман Александра Мирера «У меня девять жизней» о биологической цивилизации (этот текст, показавшийся кому-то крамольным, двадцать лет существовал в журнальной версии). Прибавьте к этому россыпь рассказов Кира Булычева, который лидирует по числу публикаций: «Закон для дракона», «Связи личного характера», «Поделись со мной», «Выбор», «Половина жизни», «Красный олень – белый олень», «По примеру Бомбара», «Диалог об Атлантиде» – это и многое другое было апробировано «Страной Фантазией» и потом вошло в авторские сборники писателя. А еще с легкой руки Романа Григорьевича в 80-е тут появляются авторы, которые тогда звались «молодыми», а ныне считаются признанными: Евгений Лукин, Владимир Покровский, Святослав Логинов, Андрей Столяров, Вячеслав Рыбаков. Один из лучших рассказов Бориса Руденко «Охота по лицензиям» тоже впервые был напечатан в журнале «Знание – сила»…
Важная тема – Стругацкие у Подольного. Пока книжные издательства, ежегодники и «толстые» журналы робко открещивались от новых вещей братьев-фантастов, тех удерживал на плаву «тонкий» ежемесячник «Знание – сила». Только благодаря ему советский читатель, от Кушки до Владивостока, знал: любимые авторы продолжают писать. Целых семь лет повесть «За миллиард лет до конца света» существовала лишь в виде журнальной публикации. «Жуку в муравейнике» вроде бы повезло больше, но текст, вышедший затем в ленинградском сборнике, был так искорежен, что читатели хранили журнальный вариант…
Кроме «Страны Фантазии», Подольный придумал еще одну фантастическую рубрику «АВН» (Академия Веселых Наук). Сегодня фейками никого не удивишь, а озорной жанр mockumentary в кино стал почти респектабельным, но почти полвека назад в Стране Победившей Насупленности надо было быть очень рисковыми людьми, чтобы решиться на квазинаучную мистификацию. Чуть ли не самый большой переполох вызвала одна из первых заметок, где с непробиваемо серьезным видом обсуждалась важнейшая проблема естествознания – не миф ли жирафа? Не мираж ли? Целую бурю эмоций вызвала и заметка о том, что привычные грецкие орехи, ядро которых похоже на мозг гуманоида, на самом деле разумны и не показывают это потому, что ленивы. Текст про орехи, между прочим, сочинил Кир Булычев. Для него «АВН» стала еще одной возможностью расширить цикл «Великий Гусляр» (см.). Если бы «АВН» была лишь озорным тестом на житейский идиотизм, она бы уже себя оправдала. Но создатели самовоспроизводящейся фейковой матрицы, думаю, замахивались на большее. Публикации не пародировали традиционные научные штудии – точнее, не только пародировали: доводя какую-то тему до абсурда, авторы пытались раскрепостить разум, снять шоры, пробудить скепсис и заставить людей сомневаться…
Странные дни
Фантастический кинодетектив «Strange Days» (США, 1995) снят режиссером Кэтрин Бигелоу. События происходят в Лос-Анджелесе 30 и 31 декабря 1999 года. Скоро наступит 2000 год. Для сценаристов время действия картины – хотя и ближайшее, но все же будущее, чьи контуры неясны. Предновогодний ночной Город Ангелов предстает в фильме чем-то вроде современного Вавилона, гигантского серебристого шейкера, где все невероятно перемешалось: блестящие витрины, полыхающие билборды, бандиты, уличные проститутки, раскрашенные мимы, разъяренные копы, роскошные лимузины, бронетранспортеры, танки и автоматчики в полном боевом снаряжении. В гипнотизирующем мелькании цифр на неоновых дисплеях персонажи видят отблески грядущего Апокалипсиса. Кажется, на облаках вот-вот вспыхнет надпись: «Горе тебе, Лос-Анджелес, город крепкий!»
Рациональных причин для паники вроде бы нет, но в воздухе разлита тревога. «Знаешь, почему я думаю, что это конец? – с меланхолической ухмылочкой спрашивает один из персонажей и сам отвечает: – Потому что все уже пройдено. Вся музыка написана, все правительства выбраны, все прически сделаны, все жвачки пережеваны, все позы в сексе перепробованы. Что нам еще делать? Как жить следующую тысячу лет?» В дикарской логике персонажу не откажешь. Бога похоронили – стало все дозволено; перебрали все мыслимые искушения – достигли дна. При отсутствии внутренних стимулов к развитию мира исчерпанность его внешних стимулов выглядит признаком неизбежного финала.
По сюжету, в США второй половины 90-х ученые по заказу ФБР работали над приборчиком для снятия показаний с преступников и вдруг совершили технологический прорыв: появилось компактное устройство, позволившее записать (и воспроизвести) человеческие воспоминания. Картинка, звуки, запахи, тактильные ощущения – все, как в жизни. Изобретение сразу же было украдено и растиражировано подпольными дельцами. Фантомные воспоминания стали таким же объектом купли-продажи, как травка или крэк.
Главный герой Ленни Неро (Рэйф Файнс) – отставной полицейский, который превратился в дилера ментальной продукции. «Я хочу, чтобы вы поняли, это не кино, – мягко втолковывает он очередному клиенту. – Это часть чьей-то жизни… Вам нужно то, что вы не можете иметь, – запретный плод? Например, ворваться в магазин с пистолетом в руках. Почувствовать, как адреналин плещется в крови. Или испытать, что чувствует вон тот парень, обнимающий красотку. Хотите стать им на двадцать минут?» Когда-то Ленни был отличным копом, но в коммерции ему не фартит. Причина неудач – пресловутая «этика», нежелание превращаться в негодяя: Ленни отказывается распространять самый ходовой товар, то есть записи убийств…
Поклонников НФ кино не удивишь историей про то, как тропинки Науки и Нравственности в очередной раз не пересеклись, однако в фильме «Странные дни» традиционный образ Безумного ученого (Mad Scientist) заранее выведен за кадр: персонажи картины имеют дело уже с материальным воплощением научного поиска, так что проблемы морального свойства приходится решать не изобретателям очередных «ужасных чудес», а тем, кто стоит в конце цепочки. Как режиссер Кэтрин Бигелоу ранее встречалась с подобным сюжетом, участвуя в создании телесериала «Дикие пальмы» (см.). Там тоже изображался мир не очень далекого будущего – времени, когда 3D-технология и «теория заговора» переплелись, и все завершилось революционным переворотом. В «Странных днях» обошлось без заговоров и без революций: факт появления устройства для записи воспоминаний не поменял жизнь людей кардинально и никого не вывел на баррикады. Гаджет остался гаджетом, однако сам фон происходящих в фильме событий добавил детективной интриге эсхатологический привкус.
Да, конечно, для нас, сегодняшних, придуманный кинематографистами 1999 год – почтенное прошлое. В отличие от героев фильма, мы-то успели усвоить, что новое тысячелетие явилось не 1 января 2000 года, а на 365 календарных дней позже. Кроме того, мы отлично помним, что после наступления нового миллениума восемь месяцев день нынешний не отличался от вчерашнего, пока не грянуло 11 сентября: подлинная веха, разделившая два тысячелетия…
Страшилы
Мистический кинотриллер с элементами комедии «The Frighteners» (США – Новая Зеландия, 1996) снят режиссером Питером Джексоном. После смерти жены архитектор Фрэнк Баннистер (Майкл Дж. Фокс) испытал такое потрясение, что больше не смог заниматься своим любимым делом, однако теперь Фрэнк способен видеть призраков (см. Шестое чувство), и этот дар позволяет ему кое-как зарабатывать на жизнь: с помощью знакомых духов он устраивает в доме будущего клиента небольшой полтергейст, а затем является сам, имитирует изгнание нечисти и получает скромный гонорар. Однажды герой замечает горящие цифры на лбах некоторых горожан, и те вскоре начинают умирать один за другим.