Удивительно быть здесь и наблюдать, как Всегда-Смеется и остальные ее соплеменники, которые наверняка видели этот танец бессчетное количество раз, заново переживают всю эту историю. Еще удивительнее, что деятельность Ён Мо Кима преступна как по нынешним законам, так и по законам его времени – однако же субмарины прославляют его. В их глазах он был благодетелем, подарившим им жизнь. И это ощущается с потрясающей ясностью: они любят жить.
В один из последующих дней охотник по имени Маленький-Палец возвращается с известием, что он обнаружил неподалеку Найти-Много.
Это вызывает радостный переполох. Все, за исключением совсем древних стариков, самых маленьких детей и беременных женщин, отправляются в путь – я тоже, потому что хочу посмотреть, что же такое Найди-Много.
Плавает-Быстро, конечно же, тоже плывет с нами, и меня не покидает ощущение, что он следит, чтобы я не отставала. Он мог бы плыть намного быстрее и быть впереди всех, но он никуда не торопится.
Ну и отлично. Лучше поздно, чем никогда. Если бы он так же вел себя по дороге от Сихэвэна до лагеря, нам бы не пришлось так много выяснять отношения. Маленький-Палец ведет нас в глубину. Мы проплываем мимо острых осколков скал и крутых осыпей, вокруг становится всё темнее.
Впереди и чуть сбоку от меня плывет Полоска-на-Животе. Я смотрю, как ее красивые длинные волосы, украшенные множеством разноцветных бусин, струятся в воде. И по мере того, как мы погружаемся всё глубже, я начинаю понимать, почему субмаринам больше всего нравятся синие и сиреневые бусины: эти цвета можно различить даже на большой глубине! Первым делом исчезает красный цвет. У Полоски-на-Животе в волосах целая нитка красных бус, но стоило нам опуститься метров на двадцать, как они превратились в темно-серые шарики. Следующими после красных исчезают желтые.
Но вот мы и приплыли.
Оказывается, Найти-Много – не что иное, как подводная свалка человеческого мусора. Отвратительное зрелище. Тысячи пустых, по большей части разбитых бутылок. Горы изъеденных ржавчиной консервных банок любых размеров. Строительный мусор. Старый холодильник. Мешки и сети, в которые напихан непонятный хлам. Лучше не знать, что в них. И от всего этого вода приобретает жуткий привкус, от которого щиплет нос и вяжет рот.
Но субмарины с воодушевлением отправляются на поиски различных предметов, которые могли бы им пригодиться.
Больше всего их интересует металл – гнутые гвозди, болты и шайбы, раздавленные алюминиевые банки и прочее в таком духе.
Я ничего не собираю, плаваю вокруг и не знаю, куда деваться от стыда за то, что я наполовину человек воздуха. Мне становится по-настоящему плохо, и я не могу понять, это от ужасного вида свалки или от ядовитых веществ, которые она испускает.
Мой взгляд падает на гору огромных цилиндрических предметов.
В сине-серой бесцветной полутьме я не могу разглядеть, что это. Я подплываю ближе, отчасти чтобы чем-то себя занять, отчасти из любопытства.
Это пластиковые бочки. Судя по всему, синего цвета. У них металлические крышки, похоже, уже изрядно проржавевшие, и на одной из бочек я обнаруживаю наклейку.
Крупными буквами написано длинное, сложное слово – наверно, название химиката. Под ним дата – август 2095, – а рядом нарисован череп с костями.
Эти бочки валяются здесь уже больше полусотни лет и в них яд!
Я в ужасе бросаюсь назад. Читать, что написано мелким шрифтом, я уже даже не пытаюсь, при таком слабом освещении мне всё равно ничего не разобрать. Я нахожу Плавает-Быстро и рассказываю ему о своей находке.
– Нам нужно скорее уплывать отсюда, – заключаю я.
– Яд? – переспрашивает он. – Откуда ты знаешь?
– Там написано, – еще раз объясняю я.
Он приподнимает брови.
– Ты умеешь читать буквы людей воздуха? – удивляется он. – Ну конечно, умеешь, как же иначе!
Он издает предостерегающий крик. Когда все поворачиваются к нему, он широкими жестами объясняет им, в чем дело. Но вместо того, чтобы поскорее уносить ноги, они все подплывают к бочкам и с интересом их рассматривают. Их завораживают буквы, и еще больше их впечатляет то, что я умею их читать. И теперь они хотят знать, что конкретно может произойти. Поэтому мне не остается ничего иного, как подплыть поближе и прочитать предупреждающие надписи.
«Едкое вещество. Избегать контактов с глазами и слизистыми», – удается разобрать мне. При переводе я ничего не говорю про слизистые, понятия не имею, как объяснить им, что это такое. И как перевести «едкое»? Может быть, им хватит того, что это опасно для глаз?
Субмарины молча кивают и переглядываются, похоже, они впечатлены. Но не более того.
Я перехожу к следующей строчке. «При контакте с водой взрывоопасно». Вот замечательно!
Когда я это перевожу, у них расширяются глаза. Огонь? Под водой? Они явно напуганы. Внезапно все соглашаются, что уже нашли достаточно полезных вещей и теперь самое время покинуть Найти-Много. И мы сваливаем так быстро, что я едва поспеваю за остальными. Я удивлена: откуда люди воды могут знать, что такое огонь?
Вернувшись в лагерь, я спрашиваю их об этом, и они мне всё объясняют: кое-где под водой есть горы, на вершинах которых из земли вырывается огонь, там горячо, очень светло и неприятно пахнет, а кто дотронется до огня – сгорает. Подводные вулканы, догадываюсь я. Об этом часто говорили в школе. Ныряет-Глубоко рассказывает, что племя его предков потеряло нескольких охотников, когда внезапно появился такой огонь, а один-единственный выживший получил потом имя Кожа-в-Шрамах.
Ах, ну да, вспоминают они, еще люди воздуха. Они тоже делают огонь, когда оказываются под водой. Светлый огонь из металлических прутьев делает больно глазам и шипит. Сначала это звучит очень странно, но потом до меня доходит. Это они про электросварку конструкций, строящихся на морском дне, например метановых электростанций.
– Мы не останемся здесь, – заявляет позднее Белый-Глаз решительными жестами. – Завтра мы вернемся в поток.
Он унесет нас еще дальше на юг. А людей там еще больше, чем на севере, а значит, и промышленности тоже больше. Я сомневаюсь, что там нам будет лучше, – но свое мнение оставляю при себе.
7
Итак, мы отправляемся дальше на юг вслед за течением.
Плыть в потоке становится привычкой, более того: есть что-то гипнотизирующее в том, чтобы, не прилагая никаких усилий, часами парить над кораллами и скалами, коврами из водорослей и песчаными дюнами, проплывать мимо стаек пестрых и серебристых рыб.
Меня уже не особо волнует, что с каждым днем я всё дальше удаляюсь от Сихэвэна. Я ведь остаюсь недалеко от побережья. В худшем случае я могу просто выйти на берег и поехать обратно на поезде. А вот если бы поиски отца действительно увели меня куда-нибудь в глубины Тихого океана… ну, это была бы уже совсем другая история.
На самом деле вообще не похоже, чтобы Плавает-Быстро в принципе собирался помогать мне в поисках. На мой вопрос, когда и как эти поиски должны продолжиться, он отвечает лишь, что мне надо набраться терпения.
И я терплю. Я ведь здесь всего неделю, говорю я себе, а что вообще такое одна неделя? По сути, я еще ничего не знаю. И отправляться в путь самостоятельно – плохая затея, это я уже сейчас понимаю.
Спустя два дня, вскоре после того как мы разбили лагерь под защитой пары скал, ко мне подплывает Белый-Глаз и жестом приглашает следовать за ней. При этом она машет мне строго, как старая школьная учительница провинившейся ученице. Всегда-Смеется нигде поблизости не видно, поэтому я следую за Белый-Глаз с неприятным чувством, которое всё усиливается, по мере того как мы удаляемся от лагеря. Невольно я начинаю вспоминать, что я такого делала и говорила сегодня, что из этого оказалось неуместным.
Когда мы уплываем из зоны видимости, она останавливается возле роскошной стены из кораллов. Ее слепой перламутровый глаз поблескивает, когда она машет мне рукой, чтобы я подплыла поближе.
– Мне очень жаль, если я нарушила какой-то ваш закон, – говорю я жестами. – Это было не нарочно.
Она качает головой.
– Дело не в этом. Не переживай. Я хотела поговорить с тобой, потому что ты пришла к нам от людей воздуха и вот уже какое-то время живешь с нами. Я бы хотела знать, как тебе нравится у нас.
Я почему-то не могу поверить своим глазам. До сегодняшнего дня она не удостоила меня ни одним взглядом.
– Мне очень хорошо у вас, – уверяю я и говорю чистую правду. – Все очень милы со мной. Мне кажется, что здесь я больше дома, чем там наверху, откуда я пришла. И я узнаю очень много нового о жизни в море.
– Мне кажется, все очень рады, что ты с нами, – с достоинством отвечает она. – И я думаю, что дело совершенно не в том, что, ты по их мнению, обещанная нам Посредница. Это может быть правдой или нет, мы ведь не знаем, что она за человек.
Я склоняю голову на бок, жест, которому я научилась здесь, среди субмаринов. Так они говорят: «Раз ты так говоришь, я не буду спорить».
– Так считает Плавает-Быстро, но я не знаю, что это значит, – признаюсь я. – Вообще-то я просто девочка, которая ищет своего отца.
Белый-Глаз задумчиво смотрит на меня.
– Наверняка с тех пор, как ты приплыла к нам, ты многое узнала о том, как живет твой отец и как он рос, и теперь можешь лучше представить его себе, не так ли?
– Да, конечно, – торопливо соглашаюсь я. – Но я хочу не только представлять его себе. Я хочу встретиться с ним наяву.
– Если этому суждено произойти, это непременно произойдет, – отвечает она небрежными жестами, как будто для нее это не особенно важно. – Но тебе следует задуматься и о том, что ты будешь делать после.
Да уж. Если бы я это знала. Мои руки замирают в нерешительности.
– Сейчас я и правда еще не готова дать ответ на этот вопрос, –