Я тоже ее обнимаю. У меня с души сваливается камень, размером с целую Австралию, а из-под этого камня начинает бить источник, который заставляет меня рыдать и всхлипывать, только на этот раз не от отчаяния, а от облегчения. У меня всё еще есть подруга! Столько всего произошло, но я ее не потеряла!
Наконец Всегда-Смеется выпускает меня из объятий и видит выражение лица, с которым я рассматриваю ее живот.
– Ну да, – говорит она. – Еще чуть-чуть, и я, кажется, лопну.
Она и впрямь стала совершенно круглой, и, пока мы с ней обнимались, я чувствовала, как толкается ребенок у нее в животе. Теперь до родов уже точно осталось недолго.
– Как ты? – спрашивает она. – Плавает-Быстро сказал, что ты присоединилась к Серым Всадникам.
Мне стыдно в этом признаваться.
– Я… я позволила себя уговорить, – пытаюсь объяснить я, сейчас явно не время рассказывать всю историю. – Но это в прошлом.
Она дотрагивается до моей набедренной повязки, пробует на ощупь желто-фиолетовую ткань.
– А тебе идет, – считает она. – Лучше, чем та штука, в которой ты к нам приплыла.
Меня удивляют ее слова. Сама я об этом совсем не думала. Я не привыкла рассуждать этими категориями, мне просто показалось, что так гораздо удобнее, чем в бикини.
Когда мы бок о бок гребем обратно к лагерю, я замечаю мальчишку, который кажется мне знакомым, – Послушный-Послушный! Но как такое может быть? Он же должен быть со своей мамой..? Тут я вспоминаю, что рассказал Плавает-Быстро: они приняли к себе племя Негнущаяся-Коленка. Я оглядываюсь по сторонам и действительно вижу Полоску-на-Животе. Она тоже обнимает меня, хотя и существенно спокойнее, чем Всегда-Смеется.
– Рада снова видеть тебя, Пришла-Сверху, – говорит она.
– Да, – соглашаюсь я. – Я тебя тоже.
Что-то случилось. Она выглядит серьезнее, чем я помню ее, уже не такой беззаботной. Странным образом она кажется одновременно и счастливой, и напуганной. Она кивает на Шесть-Пальцев:
– Это мужчина, которого ты себе выбрала?
Своей прямотой она, как обычно, совершенно выбивает меня из колеи. Хотелось бы мне знать ответ на ее вопрос.
– Не знаю, – отвечаю я.
Полоска-на-Животе улыбается.
– Но ты ведь любишь его?
– Да, – показывают мои руки. – Нет. Не знаю. – Я вздыхаю. – Если хочешь знать, по-моему, любовь – это совсем не легко.
Она кивает с непривычной серьезностью.
– Иногда любовь разбивает сердце, это правда.
И Полоска-на-Животе рассказывает мне, как они, спасаясь от отравленной воды, попали под взрыв и она какое-то время боялась, что Поет-Красиво погиб. Как ужасно было думать, что она потеряла его, и как она была рада вновь увидеть его живым. Хотя они всё равно больше не вместе, потому что он влюбился в другую. Ей рассказали, что Поет-Красиво еще никогда ни с кем не оставался надолго.
– Сейчас ужасное время, – говорит она потом, и я могу только молча кивать в ответ. Как, скажите на милость, я должна рассказать ей и всем остальным о том, что произошло и какую роль я в этом сыграла?
Но Полоска-на-Животе тем временем уже снова наблюдает за Шесть-Пальцев, который разматывает дополнительную упряжь Маленького-Пятнышка и объясняет окружающим, что он собирается сделать – увезти отсюда все племя.
– Он носит в себе какую-то тайну, – заявляет Полоска-на-Животе.
– Ты права, – подтверждаю я и спрашиваю: – Это что, действительно так заметно?
Она опускает голову.
– Ну конечно. В нем есть что-то от устрицы. Словно вокруг него выросла прочная раковина, из которой ему не выбраться.
– Может, ты еще видишь, в чем его тайна?
– Нет. – Она внимательно смотрит на меня. – Она и стоит между вами, да?
– Да, – говорю я. Мне бы очень хотелось, чтобы она жестикулировала осторожнее, а то мне кажется, что наш разговор можно разглядеть и за сто метров.
– Может быть, в один прекрасный день что-то произойдет, и скорлупа расколется, – говорит Полоска-на-Животе. И, помолчав, добавляет: – Ну, или ты найдешь себе другого.
Эта мысль – как нож по сердцу. К моему собственному ужасу, я понимаю, что совершенно не хочу находить никакого другого!
Потом мы навещаем Белый-Глаз. Она лежит на ложе из мягких водорослей, ее ноги ужасно обожжены, и она то и дело теряет сознание. Поначалу мне кажется, что она не узнаёт меня, но потом ее единственный глаз проясняется, и она говорит слабыми, медленными жестами:
– Хорошо, что ты вернулась к нам, Посредница. Ты можешь оставаться с нами столько, сколько захочешь, даже тогда, когда они будут следовать за кем-то другим.
Я беру ее за руку, целую ее и плачу от того, что с ней все это случилось, и от того, что в этом есть и моя вина.
Наконец Полоска-на-Животе уводит меня от нее и едва заметно объясняет:
– Она скоро умрет. Но сначала она хочет увидеть, как на свет появится ребенок Всегда-Смеется, и узнать, будет ли у него дыхание.
Издалека до нас доносятся отголоски взрывов.
Мы помогаем собрать лагерь и погрузить всё на кита. Вещей не много, зато очень много раненых, которых нужно расположить на спине зверя. Всегда-Смеется достается место рядом с Шесть-Пальцев. Все остальные привязывают ремнями себя и детей, и мы отправляемся. Прочь от войны, от подводных концернов против подводных людей. Может быть, мы снова будем в безопасности. Кто знает.
30
Оказывается, плыть за китом на длинном ремне неожиданно приятно. Петля продета под мышками, где она совсем не давит, делать ничего не надо, при этом ты восхитительно быстро мчишься сквозь толщу воды. Можно менять положение при помощи рук, ног или поворотов корпуса, можно подплывать к другим пассажирам или, наоборот, отплывать от них, можно даже разговаривать с теми, кто болтается на ремне на одной высоте с тобой.
Удивительно, но, даже прекрасно понимая, что тебя везет кит, через какое-то время ты начинаешь чувствовать, будто плывешь сам. Или что тут не обошлось без магии – как в смешных старых фильмах, в которых люди умели летать, обладали суперспособностями и тому подобное.
Так мы плывем на протяжении нескольких часов. Кит неоднократно всплывает, чтобы вдохнуть, но сзади это практически незаметно: мы видим, как приближается серебристая, беспокойно переливающаяся поверхность воды, но, прежде чем успеваем что-то осознать, она снова уплывает наверх, потому что кит уже набрал воздуха и уходит на глубину.
Когда поездка заканчивается, многие субмарины выглядят расстроенными, но тут же снова воодушевляются, когда видят стоянку, которую нашел Шесть-Пальцев: мягкую, окруженную чистыми скалами низинку на мелководье, пронизанную светом и окруженную колониями мидий.
Если здесь когда-нибудь и останавливалось какое-то племя, это было очень давно. Пока мы собираем водоросли и мидий, охотники отправляются за добычей и возвращаются с несколькими тунцами. Двенадцать-Жабр приносит рыбину, каких я никогда не видела, – огромную, с шипом на лбу и выдвинутой вперед нижней челюстью. Вид у нее такой, словно она ужасно рассержена тем, что попалась.
Первыми еду получают раненые, потом мы делим остатки. Всё очень вкусно, и я понимаю, как проголодалась. Мы сидим вокруг Белый-Глаз, которая ест мало, но довольно смотрит по сторонам и вообще выглядит лучше, чем прежде. И тут она просит меня:
– Расскажи нам о том, что с тобой было, Пришла-Сверху.
Я вся сжимаюсь. Нет. Нет, я не хочу. Всё что угодно, только не это. Если я всё расскажу, они возненавидят меня и отвергнут. И у меня не будет больше подруги. Но они все кивают и выжидающе смотрят на меня. Отказаться невозможно.
Я начинаю рассказ и говорю себе, что мне совершенно не обязательно рассказывать всё. Только самое необходимое. Ровно столько, сколько понадобится, чтобы удовлетворить их любопытство. И вот я рассказываю о дальнем пути, который нам пришлось проделать. О бездне и подводном вулкане. О том, как мы встретили первых Серых Всадников и как это – впервые сесть верхом на кита. И о празднике в мою честь. О Высоком-Лбе и о том, как я надеялась узнать что-то о моем отце.
А потом я всё-таки рассказываю, как он взял меня с собой и показал мне станцию. Я не могу иначе. Я должна выговориться, не могу больше носить всё это в себе. Для меня становится очень важно рассказать им всю правду. И если они потом отвергнут меня, ну, значит, так тому и быть. Но я хотя бы избавлюсь от этой тяжести.
Я вспоминаю Пигрита: он старается всегда говорить правду, даже не самую приятную. Даже если ему стыдно и больно. Может быть, он не так уж и неправ.
И вот я рассказываю об исследователях и обо всём, что произошло потом. Что меня привязали к столбу и осудили на одиночество, иными словами, на смерть. Рассказываю о клятве Высокого-Лба изгнать людей воздуха из морей и о том, как племя Серых Всадников уплыло, а Шесть-Пальцев спас меня. И о том, что мы видели во время нападения на станцию.
– Станция была построена так, чтобы автоматически посылать сигнал бедствия, если ее повредили, – объясняю я. – Люди воздуха, получившие этот сигнал, теперь знают, что на станцию напали люди воды, и поэтому наносят ответные удары. У них есть машины, в которых они могут плавать под водой и находить племена субмаринов. Они делают это, потому что под водой есть еще много других станций, и они не хотят, чтобы на них тоже напали и убили живущих там людей.
Я оглядываюсь по сторонам и вижу на лицах ужас, но мне кажется, что это мой собственный ужас отражается в них.
– Всего этого не случилось бы, – честно признаюсь я, – если бы я не рассказала Высокому-Лбу, что на станции нет оружия. Что они не смогут защититься. Иначе он бы не отважился напасть, а если бы он не напал на станцию, не произошло бы и всего того ужаса, что случился потом.