Продолжать я не могу. Мои руки вдруг становятся тяжелыми, как свинец. Я опускаю их, поднимаю глаза и жду приговора. К моему удивлению, я чувствую, что чья-то рука обнимает меня за плечи. Это Длинная-Женщина, которая до этого не удостоила меня ни взглядом, – но теперь она меня обнимает! Ко мне плывет Всегда-Смеется, в ее глазах растерянность, но ее руки тянутся меня обнять. И Полоска-на-Животе. И Поет-Красиво. И Послушный-Послушный. Все, все они подплывают, собираются вокруг меня, гладят меня, утешают.
Я сижу не двигаясь, не в силах поверить в то, что происходит. Я смотрю на Белый-Глаз, и она тоже смотрит на меня не мигая. Но вот наконец она поднимает руки и объявляет:
– На тебе нет вины. Виноват Высокий-Лоб, разрушивший постройку людей воздуха, и те, кто последовал за ним и помогал ему. Это они виноваты в несчастьях, обрушившихся на всех нас.
Она делает еще один сложный жест, которого я раньше никогда не видела, и добавляет:
– Да настигнет их гнев Великих Родителей.
Только сейчас я понимаю, что плачу. Я закрываю глаза, полностью отдаю себя обнимающим меня рукам, всё плачу и плачу и бесконечно радуюсь, что они прощают меня.
Наконец, после долгих объятий и слез, я и сама могу себя простить. Мне кажется, что с моих глаз спала пелена и я наконец стала видеть вещи такими, какие они есть: Высокий-Лоб бросил вызов охотникам, которые, должно быть, только и ждали случая, чтобы ударить по субмаринам в полную силу. Я должна как можно скорее сообщить о том, что здесь происходит, миссис Бреншоу, потому что, скорее всего, люди на берегу понятия не имеют об этой военной операции!
Я должна обсудить это с Шесть-Пальцев. Нужно, чтобы он отвез меня на ките как можно ближе к берегу, туда, где будет ловить сеть и я смогу позвонить миссис Бреншоу. Но это завтра. А сейчас уже почти темно, и я так устала после своей исповеди, что не могу даже пошевелиться.
Потом мы устраиваем Вместе-Вместе, самое прекрасное из всех, на которых я была. Звучит очень самобытная и красивая мелодия, она повторяется снова и снова. Кто-то объясняет мне: субмарины верят, что эта мелодия излечивает раненых. Мне трудно в это поверить, но, с другой стороны, я считаю любое Вместе-Вместе целебным, так что мне тут нечего возразить. Шесть-Пальцев тоже поет вместе с нами, и на какой-то миг наши взгляды встречаются. Мне снова кажется, что мы с ним сливаемся в единое целое. Но тут он отводит взгляд.
Мы поем очень долго, и даже после того, как мелодия отзвучала, нам кажется, что весь остальной мир перестал существовать, а остались только мы, наполненные покоем, миром и радостью. Давно стемнело, разговаривать уже невозможно, и мы ложимся спать как обычно: женщины и дети – тесно прижавшись друг к другу, а мужчины – вокруг них. У меня на душе очень легко, я лежу вместе со всеми и слушаю, как все постепенно затихают, а кое-кто начинает тихо посапывать.
Мы оставили все горести позади, думаю я, прежде чем погрузиться в сон. Теперь всё будет снова хорошо.
Мне кажется, я не проспала и минуты, как совсем рядом с нами раздается ужасающе громкий взрыв. Все тут же просыпаются. Паника. Мы ничего не видим и почти не можем переговариваться, мы в полной растерянности. Любое сообщение нужно передавать от одного к другому, рисуя жесты на ладонях, лицах и других частях тела – язык темноты, с которым я сталкиваюсь впервые и который с трудом понимаю.
Впрочем, это не так уж и важно, и так понятно, что речь может идти только об одном: как организовать наше бегство. За первым взрывом идут другие, они стремительно приближаются, пока мы судорожно пытаемся собрать пожитки и привязать себя к упряжи кита. Силуэты мечутся между ремнями, дотрагиваются друг до друга, считают: только бы никого не забыть! Туда, обратно, напряженное ожидание, пока силуэты снова не встречаются и не сравнивают свои цифры. Дети тихонько плачут. Ремни дергаются, когда Маленькое-Пятнышко беспокойно вздрагивает из-за очередного взрыва. Но вот наконец мы отправляемся, ремни увлекают нас за собой в темноту, в неизвестность, прочь от приближающихся взрывов.
Покоя нам больше нет. Кажется, всюду подводные лодки, взрывы, полосы вонючей воды, в которой растворены какие-то вещества, разъедающие кожу и горло. Нас преследуют везде, куда бы мы ни повернули. Мы уже не распаковываем вещи и не ставим лагерь, мы просто наскоро едим и падаем спать, всегда готовые спасаться бегством. Это едва ли можно назвать сном.
Иногда Шесть-Пальцев приходится отпустить кита, потому что он проголодался и ему нужно поохотиться. Тогда мы все сидим и трясемся в ожидании его возвращения. Сильнее всех трясусь я, потому что однажды я уже видела, как в спорной ситуации Маленькое-Пятнышко послушался зова сородичей, а не приказов своего наездника.
Дети больше не играют, они ни на миг не отходят от своих матерей. Мы не устраиваем Вместе-Вместе, для этого нет ни нужного покоя, ни сосредоточенности. Каждый из нас, чем бы он ни был занят, постоянно прислушивается к далекому грохоту.
Всё это время я думаю, что могла бы прекратить этот кошмар, если бы мне только удалось дозвониться до миссис Бреншоу. Наверняка люди на суше ничего не знают о нападениях, а если и знают, то слушают отговорки – например, про борьбу с пиратами и контрабандистами. Такие операции проводятся часто и никого не удивляют.
Но у меня ничего не получается. Мы слишком далеко от берега и слишком далеко от сети. Один-два раза мы оказываемся у подножия острова, я, конечно же, сразу же выхожу на него и достаю планшет, но всё тщетно, связи нет. Острова все необитаемые, голые скалы посреди бескрайнего Тихого океана, слишком далеко от ближайшей зоны.
Между тем племя полностью приняло Шесть-Пальцев, в роли спасителя он полностью на своем месте. Даже Плавает-Быстро нашел с ним общий язык, хоть он и Серый Всадник, а Высокий-Лоб – его отец. Правду о своем происхождении Шесть-Пальцев так никому и не рассказал – впрочем, возможно, ему просто было не до того.
Все очень рады киту, который так быстро вывозит нас из зоны опасности. Мы много размышляем о том, каково приходится другим племенам, у которых такой возможности нет. Почти каждый благодаря правилам Великих Родителей знает другие племена и надеется, что ни одно из них сейчас не оказалось где-то поблизости.
Но мы совершенно точно не единственное племя субмаринов к востоку от побережья Австралии. Охотники ведь нападают не вслепую, они не палят своими торпедами просто так, в пустоту: у них есть радары, такие же, как у рыбацких судов, и они могут издалека различить, с какой рыбой имеют дело. Наверняка можно без проблем настроить аппаратуру так, чтобы она распознавала субмаринов, – но эту мысль я предпочитаю оставить при себе. Еще кое-что, что я предпочла бы не знать, мне рассказывает Шесть-Пальцев: Маленькое-Пятнышко не останется с нами надолго. Он не может точно сказать когда, но разрешение Большой-Матери отправиться в самостоятельное плавание не бессрочно, и в какой-то момент молодой кашалот уплывет к своей стае. О чем Шесть-Пальцев не говорит, так это о том, останется ли он сам с нами или уплывет вместе с Маленьким-Пятнышком. Я не решаюсь спросить его об этом.
Мне нужно как-то это всё пережить. Некая особенная связь, которую я вроде бы чувствую между нами, – это всего лишь моя фантазия, говорю я себе. Просто моя любовь – неразделенная. С каждым случается. Так я себе говорю.
Мы продолжаем убегать, мы все живы, и с тех пор, как Плавает-Быстро нашел нас, никого больше не ранило – вот что важно. Я толком не знаю, где мы находимся. После всех наших метаний я имею об этом самое смутное представление. Мы точно у восточного побережья Австралии? Я бы и этого уже не стала утверждать.
А ведь мне как раз необходимо это знать, раз я хочу связаться с миссис Бреншоу. Вот только как же мне выяснить это без связи? Когда я всплываю на поверхность и озираюсь по сторонам, я вижу только воду, одну только воду, насколько хватает взгляда. Так продолжается до тех пор, пока нам не приходится снова спасаться бегством, и в общей суматохе я остаюсь без моего привычного места на длинном ремне. Теперь я плыву далеко впереди, прямо над спиной кита, так что оказываюсь на поверхности, когда он выныривает, чтобы набрать воздуха. И в этот миг я успеваю разглядеть у самого горизонта отвесный скалистый берег, а на нем постройку, которую не спутаешь ни с чем, – печально знаменитую Башню Северного Берега, возведенную в 2099 году губернатором с плохим вкусом и любовью к ярким цветам. Башня считается самым уродливым зданием из когда-либо построенных.
Зато ее ни с чем не спутаешь. Каждый, кто хоть раз видел ее, пусть даже на картинке в школьном учебнике, сразу же поймет, что это она. Я не только узнаю башню, я еще и припоминаю, что она находится в паре километров к северу от сиднейского порта.
Тут кит снова ныряет и утягивает меня за собой, но картинка с огромной неуклюжей пестрой башней на скале стоит у меня перед глазами. Я в шоке. В шоке от того, как далеко на юг я забралась! Я в двух с лишним тысячах километров от Сихэвэна! Невероятно.
Я чувствую, как мы меняем направление и плывем прочь от берега. Как глупо, что я болтаюсь здесь на ремне и ничего не смогу сделать, пока мы не доберемся до места стоянки. Ведь так близко к берегу мой планшет наверняка найдет сеть! Здесь у меня был бы шанс подать сигнал бедствия «Друзьям глубин»! Я кричу и размахиваю руками, но Шесть-Пальцев меня не замечает. Никто меня не замечает, и мы уносимся в совершенно неправильном направлении.
Кит внезапно уходит вертикально вниз и тащит нас всех за собой. Становится видно дно, голое и безжизненное, исчерченное кабелями и трубами – ничего удивительно, так близко от берега, да еще и рядом с портом. Кит поворачивает направо, налево, Шесть-Пальцев явно ищет где встать, но почему здесь?
И тут я вижу, как Всегда-Смеется корчится рядом с ним, прижав руки к животу, и понимаю: у нее начались схватки. Ее ребенок решил появиться на свет именно сейчас, именно здесь, в самый неудачный момент и в самом неудачном месте, какое только можно придумать!