Сэму Райли не повезло – выходец с далекого Тибета, приставленный следить за корветенкапитаном Хейтцем и штурмбаннфюрером Кремером лично рейхсфюрером СС, презирал деньги и исповедовал один из провозглашенных людьми СС принципов: «Meine Ehre heist Treue» – «Моя честь называется Верность»…
30
Костерок слабо потрескивал, иногда постреливая мелкими угольками, и заботливо окутывал сине-оранжевыми языками пламени закопченный медный кофейник, подвешенный на треноге. «Бивуак джигитов Сопротивления», или «лагерь махновцев в песках», как мысленно называл его Кремер, расположился в развалинах старой крепости и был прекрасно укрыт как от холодного ветра, задувавшего с побережья, так и от посторонних глаз. Джафар, лениво возлежавший рядом с костром, курил и время от времени недовольным взглядом окидывал свои «войска», а потом уже посматривал на сидевшего рядом Кремера, прикидывая, как бы половчее снова намекнуть немцу, что всякая услуга должна прилично оплачиваться…
– Герр штурмбаннфюрер, мы свое дело сделали… Так что ты там говорил о возвращении ящиков «домой»? Время-то идет, англичане по всему побережью шарят – не ровен час… Я со своими людьми мог бы, конечно, разогнать этих шакалов, но сам знаешь: у меня оружия мало, боеприпасов. Радиостанции нет ни одной – это вообще позор! А было бы у меня все это – уже завтра я мог бы собрать в десять раз больше людей! Знал бы ты, сколько у нас молодых крепких ребят готовы жизнь отдать за свободу Ирана!
– Я понимаю, Джафар… – задумчиво кивнул эсэсовец. – Я все помню и от своих слов не отказываюсь – у вас будет все! А насчет ящиков… Есть один рискованный способ…
– Говори, брат! Все сделаем, поможем!
– Мне надо связаться с нашими людьми… из разведки. А связи-то у тебя и нет…
– Что делать надо? Не тяни – говори! Восток – не Европа, но и у нас порой «время – деньги»!
– А делать, уважаемый Джафар, надо вот что…
На следующий день в порту Чахбехара на погрузке хлопка на британский сухогруз усердно трудилась бригада грузчиков из местных оборванцев, которые постоянно крутились вокруг порта в надежде заработать несколько килограммов муки и банку-другую говяжьей тушенки. Работали крепкие молчаливые мужики усердно, без перекуров, так что капитан сухогруза остался доволен и расплатился по местным меркам довольно щедро. Чуть испортилось впечатление об образцовой бригаде после небольшой потасовки, возникшей при дележе «пайков» – кто-то там счел себя несправедливо обойденным – но это ведь не стоящая внимания мелочь! Чем же они хуже английских докеров – а уж те и дня не могут прожить без драки за выгодный «заказ на погрузку-разгрузку». Капитан британского корабля и представить себе не мог, что иранцы целый день «пахали» не за муку-сахар-тушенку, да и потасовку затеяли не из-за чьей-то жадности, а всего лишь ради того, чтобы Кремер мог улучить минуту и незаметно подойти к одному из советских служащих, работавших вместе с англичанами в оккупированном порту и, шепнув ему на ухо пару слов на русском, сунуть в ладонь коротенькую записку…
Вечером снова сидели у костра и Джафар, в очередной раз обуреваемый неясными сомнениями и подозрениями, неожиданно спросил эсэсовца:
– Зачем ты говорил с русским?
– А, это… Ты, брат, опять о врагах? Уважаемый Джафар, ты меня извини, конечно, но я уже устал от твоей подозрительности… Этот русский – связник, уже много лет работает на СД. Ты же умный мужчина, должен понимать, что у нас везде есть свои люди, а он… не может же он ходить здесь в эсэсовской форме только для того, чтобы ты поверил мне.
– Прости, брат! Я – ишак глупый. Но и ты пойми меня и не обижайся, дорогой, – у нас на Востоке слишком доверчивые очень мало живут… А я хочу жить долго, хочу свою страну свободной увидеть!
– Увидишь, уважаемый Джафар! Я в этом уверен. Аллах всегда поможет справедливой борьбе… А лет через пять я приеду к тебе в гости и скажу: «А помнишь, как ты все не верил мне? А прав-то оказался я – ты очень большой человек в новом Иране и этим ты обязан не только милости великого и милосердного Аллаха, но и мне чуть-чуть!» И тебе…
– Ты прав, брат! Как ты прав!! Мне будет очень стыдно! Я сделаю все, что ты скажешь, брат, и не задам больше ни одного глупого вопроса! Аллахом клянусь…
Человек из разведки советского генштаба, работавший в порту Чахбехара, долго крутил в руках шифровку, полученную от неведомого оборванца, говорившего на чистом русском. Он попросту не знал, что же с ней делать… Здорово попахивало провокацией. А он сейчас возьмет и зашлет в центр дезинформацию – за это можно ведь и головы лишиться. Но если информация действительно важная, то голову могут снять еще быстрее! «Соломоново решение», принятое разведчиком было следующим: шифровку отослать, но обязательно снабдить ее подробным комментарием с описанием всех обстоятельств ее получения от неизвестного. А там, в Москве, уж пусть они свои умные головы ломают…
31
Москва. Отдел шифровки и дешифровки разведуправления Генштаба РККА
– Товарищ полковник, новая шифровка оттуда, – капитан нерешительно протянул начальнику отдела исписанный листок бумаги, помеченный в уголке грифом «строжайшей секретности». – Странная какая-то… Вот, посмотрите…
Полковник взял листок, пробежал глазами текст и сразу же направился к телефону.
– Товарищ четвертый?… Да, я беспокою. Тут новая радиограмма пришла… О судьбе «шаманки». Да, совершенно свежие данные! Только тут… Что? Есть! Сейчас буду…
– Так, орлы, я к начальству на красный красивый ковер! Дайте-ка мне все последние радиограммы от иранской резидентуры и перехваты переговоров союзников. Все, меня до вечера не будет, смотрите у меня тут – бдите в оба… в четыре глаза!
В кабинете начальника с большими звездами на погонах собрались почти все офицеры разведуправления, так или иначе связанные с «иранской проблемой».
– Первая шифровка от нашего резидента сообщила о том, что японская субмарина гробанулась о скалы у берегов южного Ирана. Англичане, мол, отыскали обломки, их водолазы все там обшарили, но смогли найти только два ящика! Куда делись остальные двенадцать – неизвестно… Там вроде бы скалы и прибой сильный, но не могло же двенадцать ящиков расколотить в мелкую труху и в море унести, а два почему-то остались целехоньки?!
– Дальше что? – Генерал слегка постучал карандашом, который задумчиво вертел в пальцах, по циферблату своих наручных часов, явно намекая рассказывать «сказки покороче».
– Дальше вот что, товарищ генерал… Через нашего военно-торгового представителя в иранском порту Чахбехар некто передал еще одну шифровку! А в ней сообщается, что наш человек якобы сумел выбросить подлодку японцев на скалы, каким-то образом уцелел при катастрофе, в которой почти весь экипаж погиб, да еще и спас и в надежном месте спрятал двенадцать ящиков того самого груза!
– «Якобы»… Пусть так. Чего он хочет?
– Он предлагает послать туда нашу подлодку и забрать груз.
– И всего-то? – Генерал тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя сомнение и недоверие к шифровке, добравшейся до них каким-то невразумительно-подозрительным способом. – Вот вы, полковник, что обо всем этом думаете? Только честно. На что все это похоже, а? «Лодку взорвал, груз по карманам распихал, жду вас с кораблем…»
– Ну, если честно… На сказки из «Тысячи и одной ночи» смахивает, вы правы…
– Извините, товарищ генерал, но, даже если это были бы бредни старого алкоголика, мы все равно должны все хорошенько проверить и взвесить! – подал голос седоватый полковник, сидевший за дальним концом стола для совещаний. Если бы его мог сейчас видеть Кремер, он тут же узнал бы своего давнего куратора и учителя Петра Сергеевича – немного постаревшего, но все такого же деловито-сумрачного. – Мы все знаем, кто держит это дело на контроле… Я верю нашему парню! Если он говорит, что спас груз, – значит спас. Полагаю, лодку надо посылать. И срочно – мы не знаем, может его там уже сейчас на ленты режут…
– Его еще при Берзине отправляли туда? М-да, Ян Карлович людей умел подбирать – большинство его «засланных» до сих пор работают… Кое-кто погиб, но не было ни одного случая предательства… Хорошо. Подключайте военно-морскую разведку, флот, все наши службы – готовьте операцию. Я сегодня обо всем доложу товарищу Сталину. Думаю, он даст «добро»… Все свободны, товарищи офицеры! Петр Сергеевич, ты на пару минут задержись… Досье на этого Кремера у тебя с собой? Дай-ка полистаю, посмотрю: что же там у вас за герой такой, прямо-таки джинн из персидской сказки, понимаешь…
32
Думается, как только первобытный человек завалил подходящего зверя, наелся мяса и пригрелся у костерка, ему захотелось чего-нибудь такого, что гораздо позднее люди назовут «зрелищами». Так родились песни, танцы и рисунки на стенах пещер. Поскольку танцевать «просто так» не очень-то интересно, то в одних краях кто-то додумался сварить пиво из веселого хмеля и ячменя, в других кто-то поленился вовремя обработать переспелый виноград, он дал сок… и появилось доброе вино, в третьих попросту взялись жевать листья всякой там коки и курить разнообразную дрянь вроде опиума. Большинство этих вещей человек изобрел, как это ни парадоксально, в минуты тягостного безделья, а поскольку во все времена наименее «занятой частью населения» были монахи, то и большинство изобретений такого рода своим появлением обязаны именно им. Человек еще толком и не рассмотрел окружающий мир, а он ему уже осточертел, и люди быстро научились с помощью примитивных наркотиков убегать из него в миры «другие», где всегда светило солнце, где не было голода и болезней, где можно было вволю бездельничать и наблюдать сладострастные танцы обольстительных пышногрудых гурий…
Сэм Райли покуривал трубочку, «заряженную» порцией скверно очищенного дешевого опиума, незаметно поглядывал по сторонам и пытался засечь момент, когда к нему явится связной из числа английских разведчиков, работавших под прикрытием торговых, дипломатических и военных «представительств». Да уж, более подходящего места для тайной встречи найти было бы трудно: грязь, полумрак, сизый туман слоившегося табачно-опиумного дыма