Еще на подходе к катакомбам Джафар почуял что-то недоброе… Слишком уж нехорошей была тишина – такую в книжках называют «мертвой» и «подозрительной». Ни звука, ни шороха, ни огонька и часовые что-то молчат, не окликают, как положено…
Вот оно! Метров за тридцать до пещеры из-за камней гулко ударил выстрел, короткое эхо метнулось среди скал и один из «нукеров» рухнул с простреленной головой.
– Что за шайтан, а?! – взъярился Джафар. – Они что там, опиума обкурились, твари?
– Не думаю, – с сомнением покачал головой Кремер, поудобнее перехватывая автомат и передергивая затвор. – Вы тут пошумите немножко, а я попробую обойти этого стрелка…
Кремер бесшумно обогнул нагромождения валунов и бочком-бочком подобрался к огромному камню, прикрывавшему тропинку у самого входа в пещеру. Так, вроде вот он, гад, притаился… Темно, черт… Осторожный шажок, еще, еще… и немец прыгнул, намереваясь срезать стрелка очередью, или хорошенько приложить затыльником автомата и «вырубить» – это уж как повезет… Не повезло. Стрелок оказался чуточку проворнее и, на какую-то долю секунды опередив нападавшего, махом ноги выбил автомат из рук Кремера и навел на него свой пистолет, но стрелять почему-то передумал и выхватил из-за пояса длинный нож. И тут Кремер стрелка наконец-то узнал: перед ним в низкой боевой стойке покачивался «Чингисхан». Господи, сколько же можно! И эта сволочь узкоглазая уцелела!..
– Давно тебя жду, – «Чингис» повел ножом и… Нож азиата казался живым: он то появлялся, то исчезал, порхал из руки в руку и чуть ли не зависал в воздухе. – Сейчас я тебя, предателя, зарежу быстренько как барана, потом перебью этих грязных персов. А ночью придет моя лодка и я доставлю груз в рейх! Или взорву все, и он вообще никому не достанется…
Тибетец закаменел и без того не слишком-то приветливым лицом и, умело манипулируя ножом, плавно заскользил к немцу… Мах – Кремер отскочил, другой – эсэсовец резко откинулся назад и уперся спиной в скалу… «И точно – прирежет, падла…» – тоскливо промелькнуло в голове и в то же мгновение резко ударил выстрел – Кремер ни с чем другим не спутал бы сухой, хлесткий «голос» «маузера» Джафара…
– Откуда здесь взялся этот ублюдок? – Джафар долго рассматривал убитого, потом найденную в пещере немецкую рацию и чемодан с разным барахлом, среди которого было немного денег и патронов. Двое прежних часовых-персов тоже были в пещере – мертвые.
– Это еще один из уцелевших японцев, – негромко пояснил Кремер и устало добавил: – И спасибо тебе, Джафар. Если бы ты чуть запоздал, эта обезьяна меня прикончила бы…
– Пустяки, брат, – Джафар небрежно отмахнулся рукой и вложил «маузер» в деревянную колодку-кобуру. – Один Аллах ведает, как же мне надоели эти проклятые ящики… Я не очень-то верующий человек, но сейчас я молюсь, чтобы ваша лодка пришла поскорее.
– Ты не поверишь, но я тоже, брат Джафар! Молюсь потихоньку и Иисусу, и Аллаху…
– Если ваша субмарина не придет сегодня или завтра ночью, то она уже, скорее всего, не придет никогда! Это будет означать, что либо твоя радиограмма не дошла, либо ваши ей просто не поверили…
– Господин, там, на море, огонь! – вынырнувший из темноты запыхавшийся «нукер» показывал рукой куда-то в сторону.
– Они? – с надеждой вскинулся Кремер.
– Хотелось бы, герр штурмбаннфюрер… – усмехнулся Джафар и заторопился вон из пещеры.
В непроглядной темноте южной ночи недалеко в море раз за разом проблескивал осторожный огонек фонарика: длинный, два коротких, длинный… перерыв… и серия повторялась вновь.
– Это они, Джафар! Они, черт меня подери! – голос Кремера прервался от едва сдерживаемого волнения. «Эсэсовец» быстро достал зажигалку и, то прикрывая трепещущий огонек ладонью, то открывая, подал ответный сигнал. – Видишь, я не лгал тебе! Это они…
– Твое счастье, Кремер. – Джафар повернулся к немцу и скомандовал: – Быстро в пещеру! Там твоя форма и сапоги – все вычищено и приготовлено. Переоденься, а то твои вряд ли узнают тебя в этих лохмотьях. А видно, неплохо мы с тобой помолились, брат: Аллах нас услышал.
Джафар с улыбкой посмотрел на эсэсовца и неожиданно лихо подмигнул…
34
К берегу пристала надувная лодка с двумя матросами на веслах и младшим офицером в форме Кригсмарине. После обмена паролями унтер-офицер вышел на берег, четким взмахом руки и негромким возгласом «Хайль Гитлер!» поприветствовал Кремера и сказал:
– От лица командующего нашей U-231 и всего экипажа выражаю восхищение мужеством и стойкостью вашим и ваших друзей, герр штурмбаннфюрер!
– Вы доставили все, что я просил в радиограмме?
– Да, герр штурмбаннфюрер, но сначала я хотел бы удостовериться, что груз имеется в наличии и с ним все в порядке. Мои извинения, герр…
– «Ordnung muss sein!», понимаю, – улыбнулся Кремер. – Не стоит извиняться, унтер-офицер, вы все делаете правильно! Прошу… Уважаемый Джафар, вы позволите?
– Конечно, конечно, друзья, – торопливо кивнул иранец.
Ящики в три приема перевезли к подводной лодке на большом надувном спасательном плоту и принайтовали прямо к палубному настилу, поскольку лодка была все-таки боевая и для груза не нашлось подходящего отсека. Последним рейсом на берег доставили несколько небольших ящиков с оружием, боеприпасами, медикаментами, радиоприемником и двумя портативными рациями. И как последний штрих в руки Джафару был передан чемоданчик, в котором теснились тугие пачки английских фунтов стерлингов.
– Оружия и прочего немного, – пояснил командир субмарины, корветенкапитан Эрих Ценкер, специально прибывший на берег, чтобы поблагодарить местного «борца с оккупантами». – Но мы решили, что этой суммы достаточно, чтобы вы могли закупить все необходимое для вашей борьбы здесь, на месте… И приношу вам самую искреннюю благодарность от лица фюрера великогерманского рейха, рейхсфюрера СС и от себя лично! Ну что ж, герр Кремер, прощайтесь с вашим другом. Время…
Джафар, похоже, вполне искренне взволнованный, поставил чемоданчик на песок и порывисто обнял эсэсовца.
– Прощай, брат! Если что не так – извини! Сам понимаешь, время такое, что доверчивые долго не живут… Удачи вам, господа. И да продлит Аллах ваши дни и сделает плавание безопасным, а дорогу к дому короткой!
– Спасибо и тебе, брат. За все… – Кремер торопливо снял с груди свой железный крест и протянул иранцу. – Ты настоящий друг и прекрасный воин, ты достоин гораздо большей награды, а это от меня… больше на память, чем знак отличия. Прощай…
Люк рубки с мягким стуком захлопнулся, сразу же последовала команда на погружение, и Кремер-Седых, с наслаждением вдохнувший припахивавший соляром и аккумуляторной кислотой воздух подлодки, устало прислонился к переборке, чуть улыбнулся и проговорил:
– Ну, здорово, мужики… Вот я и дома. Дома…
– Дома, ишь ты… – хмыкнул боцман с роскошными усами на круглом лице. – До хаты нам, братец, еще пилить и пилить!
– Да пилите, сколько надо, – лениво отмахнулся Седых, – а я уже дома… Слышь, боцман, а стакашок спиртику у вас не найдется, а? И хлебушка нашего, черного… И луковку бы…
– Чому ж ни? – лукаво блеснул боцман хитрым хохляцким глазом. – И горилку знайдэмо, и хлиб, и цыбулю пошукаемо… Яка ж выпивка без цыбули? А шо, хлопчик, дуже погано тоби там було?
– Да всяко бывало, батько… В гостях хорошо, а дома-то лучше, – улыбнулся Валентин и брезгливо тронул свой черный мундир. – Мне бы потом переодеться во что другое…
– Сделаем. Ну, отдыхай… Я зараз до камбуза сбегаю! За… цыбулькой… ха-ха!..
В те самые минуты, когда русская субмарина, тщательно замаскированная под U-231, медленно входила на территорию советской базы подводных лодок, неся на своей палубе ящики с нацистским ураном, которому предстояло стать одним из «кирпичиков» в основании советского «атомного проекта», на Дальнем Востоке, в глухом степном углу Внутренней Монголии, перед строем японских летчиков прохаживался генерал Сэйдо… Генерал обошел строй, внимательно вглядываясь в лицо каждого пилота. Они все до единого давно готовы без раздумий и колебаний умереть за священную страну Ниппон и ее божественного императора Хирохито… Они все герои, но их время еще не пришло. «Хризантемы пока еще не расцвели».
– Солдаты! Ситуация изменилась, и ваше подразделение будет передислоцировано на острова. Я нисколько не сомневаюсь в вашем священном желании с честью умереть во имя нашей победы, нашей страны и нашего императора… – Генерал помолчал и негромко добавил: – Ваше время еще придет и о вас услышит не только вся Япония, но и весь мир…
Генерал закончил речь, летчики разошлись по своим палаткам. Техники разбирали самолеты, грузили их на железнодорожные платформы – через несколько дней в этой степи ничто уже не будет напоминать о полевом аэродроме…
Пилот Огава Киёси сохранил повязку-хатимаки, подаренную генералом Сэйдо. В составе отряда летчиков-смертников Киеси 11 мая 1945 года атаковал американский авианосец «Банкер-Хилл». Авианосец запылал, огнем невероятной мощи было уничтожено восемьдесят самолетов, погиб 391 человек и 264 было ранено… Киёси прошел свой «путь самурая» до конца и стал одним из самых известных камикадзе… «Лепестки черной сакуры осыпались», но они уже ничего не могли изменить, а японским матерям не было никакого дела до «высокого героизма» – у них отобрали сыновей, взамен оставив только никчемные красивые слова, слезы и вечную тоску… Лепестки черной сакуры осыпались… навсегда.
35
Москва. Здание разведуправления Генштаба РККА
– Здравствуй, здравствуй, герой… Проходи, присаживайся, – генерал Ильичев встал из-за стола и, с доброжелательным любопытством разглядывая явно испытывавшего неловкость гостя, приглашающим жестом указал на стул. – Устал с дороги? Долгой она у тебя получилась, товарищ Седых. Или для тебя привычнее «герр штурмбаннфюрер»? Ха-ха! Вот, угощайся – чаек, сухарики, шоколад. Там-то небось все кофе да кофе… Та-ак, теперь о деле. Товарищ Сталин в курсе всей вашей «одиссеи-эпопеи» и просил передать самую искреннюю благодарность за все, что вы сделали для страны и для нашей уже недалекой победы… Награды – это само собой. Сейчас отдыхайте, набирайтесь сил. С бумагами «отстрелялись» уже, нет?