ый источник. Нам никак не удается напасть на него, так как ни на одной из бандеролей нет почтового штемпеля.
— Ну, это элементарно, если есть кому. Бросить маленький пакетик в почтовый ящик может кто угодно, проходя мимо.
— У нас пока нет никакой возможности обнаружить преступников или их посылки.
— Я понимаю, Пат, но поскольку эта организация практически ликвидирована, то какая связь между твоей занимательной историей и убийством Джека?
Пат внимательно посмотрел на меня. По его лицу было видно, что он упорно над чем-то размышляет.
— Свое слово по отношению к Мирне Джек сдержал, но он был полицейским до мозга костей. Он ненавидел подонков, которые набивают свою мошну, калеча жизнь таким, как Мирна.
— Ну и что? — буркнул я.
— Что? Мирна могла, сама не заметив, натолкнуть его на какую-нибудь мысль, о чем он нам не рассказывал. А кто-то мог испугаться и решиться на убийство Джека.
Я зевнул. Мне не хотелось разочаровывать Пата, но я считал, что он заблуждается.
— У Джека, конечно, кое-что было, — заметил я. — Что-то такое, о чем он знал давно и значение чего до него дошло совсем недавно. Потому-то мы ничего и не знали. По-видимому, для убийцы это было очень важно, но из квартиры ничего не взято, так ведь? И квартира не обыскана.
— Да, — согласился Пат. — Значит, просто информация. Но, думаю, вполне возможно, что информация шла от Мирны.
Я поднялся, надел шляпу и направился к двери.
— Ну, пока, дружище. Я буду держать тебя в курсе лишь с часовой задержкой.
Сделав прощальный жест, я вытащил сигарету. На первом этаже я миновал холл, где две дюжины детективов в штатском курили вонючие сигары, а возле выхода какой-то тип затаился справа от входной двери. Не дойдя до него, я понял, что он меня еще не заметил, и спрятался слева. Наконец, сыщик вышел из-за двери и удивленно оглянулся. Я фамильярно стукнул его сзади по плечу.
— Огонька нет? — спросил я, показывая на сигарету.
Он дал мне прикурить.
— Чем играть в полицейских и воров, может поедешь вместе со мной? — предложил я.
— Ладно, — пробурчал незадачливый филер.
Он сел радом со мной. Я попытался завязать разговор, но филер молчал. Я повернул на Бродвей, потом направо в маленькую улочку и остановился перед огромным отелем.
Мы вошли через стеклянную вращающуюся дверь. Я сделал полный оборот и оказался на улице. Филер остался внутри. Я быстро наклонился и блокировал турникет резиновой прокладкой, захваченной из машины. Филер застучал кулаком по стеклу и начал ругаться. Если он не хотел меня упустить, а я думаю, что не хотел, он должен был обежать весь отель и выйти через служебный выход.
Портье чему-то улыбался за своей конторкой. Этот прием я частенько использовал в подобных целях, и все было отработано до автоматизма.
Спокойно сев в машину, я отъехал от отеля.
4
Прихожая — ультрамодерн, с креслами, хрупкими на вид, но прочными и удобными. Желтовато-оливковые стены, ткань на мебели выдержана в мягких пастельных тонах. Солнечный свет сюда не проникал. Ноги по самые щиколотки утопали в густом ковре, заглушающем шум шагов. Из соседней комнаты доносилась убаюкивающая музыка Вивальди. Я наверняка бы заснул, если бы не явилась секретарша, чтобы извлечь меня из кресла.
Она угадала, что я не клиент. С давно не бритой физиономией и в мятом костюме я, вероятно, внушал ей опасения.
— Мисс Мэннинг примет вас, — она попыталась улыбнуться мне. — Входите, пожалуйста.
Секретарша слегка подчеркнула «пожалуйста» и в тот момент, когда я проходил рядом с ней, чуть отодвинулась.
— Не бойтесь меня, милашка, — усмехнулся я. — Я не кусаюсь. Это всего лишь маскировка.
Я толкнул дверь и вошел твердым шагом.
Фотография не давала полного представления о ней. Она была изумительна, и не хватало слов для ее описания. Она сидела за письменным столом, положив руки на подлокотники кресла. Это была картина, которую могли бы написать все великие мастера живописи, собравшись вместе и вложив в нее все свое мастерство и талант.
Ее волосы были почти белые и локонами падали на плечи. Они были такие мягкие и блестящие, что возникало искушение зарыться в них лицом. Брови, естественно, более темные, чем волосы, вырисовывались на чистом лбу четкими дугами. Под ними темнели карие глаза, обрамленные длинными ресницами. Широкая, черная туника с рукавами не могла скрыть ее воинственной груди. Ну, а что касается всего остального, то я мог только дать волю воображению, так как письменный стол наполовину скрывал ее от меня.
Я подозреваю, что мое лицо изменило выражение и, вполне возможно, она могла бы подать на меня в суд, если бы умела читать мысли.
— Добрый день, мистер Хаммер. Присаживайтесь, пожалуйста…
Голос ее напоминал журчание расплавленного металла. Мне хотелось бы слышать его при других обстоятельствах, но я понял, почему Шарлотта Мэннинг добилась успеха в своем деле. В присутствии такой женщины любой все расскажет.
Я сел поближе к ней, и она повернулась в мою сторону. Ее глаза выдержали мой взгляд с такой твердостью, какую я никогда еще не встречал у женщин.
— Полагаю, что вы пришли с официальным визитом?
— Не совсем так. Я частный детектив.
— О!
Но в ее голосе совсем не чувствовалось любопытства, смешанного с неприязнью, как у большинства моих собеседников, когда они узнавали о моей профессии.
— Вы по поводу смерти мистера Уильямса?
— Да, это был мой лучший друг. И я провожу частное расследование параллельно с полицией.
С секунду она смотрела на меня, и глаза ее заблестели.
— Ах, да! Я читала ваше заявление в газетах и даже пыталась анализировать ваши рассуждения. Меня всегда интересовали подобные случаи.
— И какой же вы сделали вывод?
Ее ответ удивил меня.
— Боюсь, что понимаю вас, — призналась она, — хотя убеждена, что мои бывшие учителя единодушно осудили бы меня, если бы я публично заявила что-нибудь подобное…
Я понял, что она хотела сказать. Разве известные психиатры не заявляют, что если кто-то совершил убийство, то он явился жертвой минутного безумия, независимо от мотива преступления?
— Чем я могу вам помочь? — спросила Шарлотта.
— Ответьте мне на несколько вопросов. В котором часу вы приехали вчера вечером к Джеку Уильямсу?
— Около одиннадцати. Я немного задержалась дома.
— А когда вы уехали?
— Около часу. Мы уехали все вместе.
— И что вы делали потом?
— Я заехала в «Чикен-бар» вместе с Эстер и Мэри Билеми. Мы уехали оттуда перед закрытием, примерно без четверти два. Я высадила их у отеля и возвратилась домой в четверть третьего. Я запомнила это потому, что заводила будильник перед сном.
— Кто-нибудь видел, как вы возвращались домой?
— Да, мистер прокурор, — восхитительно рассмеялась она. — Моя служанка. Она пришла помочь мне разобрать постель, как обычно. У нее легкий сон, и она проснулась, когда дверь открылась и зазвонил звонок.
Я не мог удержаться от улыбки.
— У вас уже побывал Пат Чемберс? — поинтересовался я.
— Утром, сегодня утром, — она вновь рассмеялась.
От ее смеха во мне все задрожало. Шарлотта была необычайно сексуальна.
— Он пришел, он увидел, он заключил, — продолжала она. — А сейчас он, наверное, занимается проверкой моего рассказа.
— Он говорил что-нибудь обо мне?
— Нет. Он выглядит человеком, который знает свое дело, и мне он показался симпатичным.
— Когда вы познакомились с Джеком Уильямсом?
— Мне кажется, что я имею право не говорить вам об этом.
Я кивнул.
— Если вы консультировали его насчет Мирны, то можете ничего не скрывать от меня. Я в курсе…
Мои слова, казалось, удивили ее. Я знал, что Джек очень деликатно относился к прошлому Мирны и обычно ничего никому не рассказывал.
— Ладно, — согласилась она, наконец. — Он действительно консультировался у меня по поводу Мирны. Я полагаю, вы понимаете, что такое для наркомана полностью лишиться наркотиков. Напряжение почти невыносимое. Пациента корчит, ломает, его нервная система, обычно возбужденная наркотиками, немыслимо страдает и с этим почти ничего нельзя поделать. Случается, что пациент во время такого приступа кончает жизнь самоубийством… Если же пациент все же принимает решение и соглашается начать лечение, его закрывают в специальный бокс. На первой стадии лечения он умоляет санитаров дать ему наркотик, затем страдания возрастают до такой степени, что пациент совершенно теряет рассудок. Но, в конце концов, он выходит оттуда полностью излеченным или вскоре погибает… — Она сделала паузу. — Мирна вышла совершенно здоровой. Но она получила ужасный нервный шок, и поэтому Джек Уильямс обратился ко мне. Я занималась ею некоторое время после излечения. Но с тех пор как она вышла из клиники, я никогда не навещала их по причинам профессионального характера. Я думаю, что у меня все…
— Есть другие проблемы, которые я желал бы обсудить с вами, но сначала я хочу проконтролировать кое-какие мелочи.
— Такие, как время… — продолжила она. — Вам следует поторопиться, пока моя служанка не пошла за покупками. — Она улыбалась.
Еще одна такая обольстительная улыбка, и она познакомится с моим уже сутки не бритым подбородком.
Я пытался сохранить на лице невозмутимое выражение, но это было намного сильнее меня. Я не мог сдержаться и отпустил ей улыбку из своего джентльменского набора.
— Есть еще кое-что, — сказал я. — В моем деле никому нельзя доверять.
С самого начала встречи я все ждал, когда же она встанет. Она подчинилась моему желанию и поднялась. Если бы ее туника оказалась ниже колен, я, кажется, бросился бы на пол, чтобы полюбоваться ее ногами.
— Мне кажется, — неожиданно сказала она, — что мужская дружба крепче женской.
— Особенно по отношению к человеку, который не колеблясь пожертвовал рукой, чтобы спасти жизнь другу.
На ее лице выразилось удивление.
— Так это были вы? Джек часто упоминал вас, но никогда не называл имени. Сам он никогда не говорил, как потерял руку, но Мирна рассказала мне о том, как это случилось.